Одиночный выстрел

Алекс Орлов, 2009

Где-то на слаборазвитой планете, в далеком феодальном мире влачит жалкое существование невольник по прозвищу Молчун. Он не говорит, не слышит и ценен только тем, что может исправно вращать ворот водочерпалки в условиях, где не выдерживают другие невольники и тягловый скот. Но неожиданно случилось незначительное событие, заставившее Молчуна «проснуться», спасти своих хозяев и вновь стать на просторах Вселенной тем, кем он был когда-то…

21

Вскоре Молчун был чисто выбрит, подстрижен, а надев мундир, стал еще больше походить на образцового гвардейца.

— Ну что же, можно прямо сейчас на императорский смотр, — сказал Тревис, оставшийся довольным видом новичка. — Ну, пойдем, покажемся его светлости, а то я не знаю, что мне с тобой дальше делать.

Они вернулись на шумное подворье, откуда то и дело выезжали подводы, а им на смену приходили порожние.

— Его светлость корабли готовит, на землю новую ехать, — пояснил Тревис.

— Далеко?

— Говорят, дня четыре, но я там никогда не был. С соседом нашим, прелатом Илкнером, сговорились поменяться, мы им малую ближнюю отдадим, а они нам — дальнюю большую. Ну-ка постой…

Тревис остановился и сдвинул шляпу Молчуна чуть набок.

— Вот так у нас носят.

— Спасибо, господин Тревис.

Проталкиваясь между подводами и пропуская нагруженных поклажей грузчиков, они миновали самую тесную часть подворья и вошли под своды замка. Молчун ожидал увидеть серые стены и высокие закопченные потолки, но оказалось, что изнутри замок побелен, а залы в большинстве своем были «для полезности» перехвачены перекрытиями. Лишь каменная лестница все еще хранила на себе признаки былого величия, и ее первый марш был украшен скрывавшимися в нишах скульптурами мифических воинов, а на стенах висело не менее полусотни потемневших от времени портретов предков прелата Гудрофа.

Но уже за поворотом, на следующем марше все поменялось. Ступени здесь прикрывал мягкий ковер, ниши были завешаны гобеленами, а на стенах, по новой моде, висели яркие пейзажи с видами местных холмов, гор и водопадов. Молчун заметил, что основная часть пейзажей была выполнена на шелку в незнакомой ему технике.

В коридоре второго этажа, выбеленном особенно тщательно и освещенном лампами с чистыми стеклянными колпаками, из библиотеки навстречу Тревису и Молчуну неожиданно вышла девушка.

Заметив ее, Тревис встал к стене, и Молчун последовал его примеру.

— Здравствуй, Тревис, — на ходу бросила Амалия.

— Здравия желаю, ваша светлость!

— Стоп, — сказал себе Амалия и остановилась напротив новичка. — Кто он, Тревис, где я могла его видеть?

Главный телохранитель растерялся, мысленно перебирая возможные места, где дочь прелата могла видеть Молчуна.

— Э-э… Представься ее светлости… — буркнул он, не придумав ничего лучше.

Новичок на мгновение замешкался, затем сдернул шляпу и поприветствовал Амалию, поведя шляпой по полу и сделав ногами несколько замысловатых движений, как будто танцуя.

Амалия и Тревис переглянулись.

— У меня нет имени, ваша светлость, все зовут меня Молчуном. Я невольник его светлости прелата Гудрофа, — сообщил новичок, прижимая шляпу к груди и глядя в пол, как и подобает невольнику.

— Не может быть! — воскликнула Амалия. — Ты тот самый вонючка?

— Видимо, да, ваша светлость, — скромно подтвердил Молчун, и Амалии вдруг стало неловко, что она сморозила такую глупость.

— Ой, извини меня, я не это имела в виду… — сказала интресса, но тут же поняла, что просит прощения у раба. — Да что ты себе позволяешь?! — закричала она, понимая, что теперь выглядит еще более глупо. — Пошли вон, оба!

Тревис дернул Молчуна за рукав, и они поспешили к кабинету прелата, а Амалия сорвалась на бег и, скрывшись в своих покоях, смогла наконец перевести дух.

Затем подошла к зеркалу и придирчиво себя осмотрела.

— Платье какое-то дурацкое… слишком много складок… — пробурчала она. — А осанка? Я что, всегда так горблюсь?! А волосы? Так укладывают волосы только престарелые маменьки! Амалия, в таком виде ты выглядишь на все сорок лет!

Пока интресса высказывала своему отражению все, что она о нем думала, Тревис и Молчун шагали по коридору.

— Что-то непонятное происходит с интрессой, — покачал головой главный телохранитель. — Ты с ней знаком, что ли?

— Как можно, я простой раб, — возразил Молчун, и Тревис с ним согласился, однако объяснения такому поведению молодой госпожи он найти не смог. Она часто кричала на слуг, всегда чувствуя себя правой, как и положено дочери прелата, но славилась также отходчивостью и щедростью к обиженным.

При виде Тревиса стоявшие у дверей гвардейцы вытянулись. Он не являлся их прямым начальником, но как главный телохранитель прелата имел в замке немалый вес.

Распахнув широкие двери, Тревис первым вошел в просторную писарскую, где за резными бюро корпели полдюжины писарей.

Секретарь прелата Кубилон строго взглянул на вошедших из-под кустистых бровей, расправил докторскую мантию и спросил:

— Вы по какому делу?

— Не знаю. Приказано прибыть и точка, — сказал Тревис, тем самым избавляя себя от объяснений с этим крючкотвором. Сняв шлем, он пригладил волосы и, коротко постучав, приоткрыл дверь.

— Уже готовы? Заходи! — сказал прелат, вставая из-за массивного стола с резными ножками.

Тревис и Молчун вошли в кабинет, дверь закрылась.

— Что там за крики были, опять Амалия кого-то распекала? Писари так перепугались, что клякс понаставили.

— Это, ваша светлость, ихняя светлость вот его увидели. — Тревис осторожно кивнул на Молчуна, опасаясь, что тому теперь не поздоровится.

— Ах, вон оно что? — Прелат усмехнулся. — Ну, это старая песня, просто она его до сих пор зарезать хочет, но это пустое, девчоночий каприз. Итак, как же тебя приодели-постригли-побрили?

Прелат обошел вокруг Молчуна и остался доволен увиденным.

— Очень неплохо, мундир подобран в самый раз, солдат получился исправный, по крайней мере с виду. Ты, конечно, не помнишь, был ли ты солдатом прежде, Молчун?

— Точно сказать не могу, ваша светлость, но военное дело мне знакомо, — ответил Молчун.

— Ну ничего, со временем подтянешься… Завтра мы отплываем проведать новополученные земли, тебя я беру с собой. Про морское дело чего-нибудь знаешь?

— Про паруса знаю, ваша светлость, должно, и про остальное понятие имею.

— Согласен, по-другому и быть не может. Итак, Тревис, поди укажи ему угол в своей казарме, пусть пока располагается. Да, ему еще имя придумать нужно…

Прелат заглянул невольнику в глаза, надеясь заметить волнение, но Молчун был спокоен.

— Когда вспомнит собственное, будет носить его, а пока дадим ему другое, достойное. Что порекомендуешь?

— Помните Вильяма-Козопаса, ваша светлость?

— Как же не помнить? Наш герой, в неравном бою зарубил пятерых кавалеристов Илкнера, но пал от стрелы.

— Так давайте назовем его Козопасом!

— Нет, Тревис, так нельзя. Ну зачем нам Молчуна на Козопаса менять? Вот ты — Тревис.

— Нет, я Тревис-Башмак, ваша светлость. Это мои люди меня так за глаза кличут, но я не сержусь.

— Был у моего дядюшки, прелата Макнила Форпста, верный оруженосец, и звали его Григ…

Прелат подошел к большому окну и посмотрел вниз, на сновавших по подворью людей.

— Я был ребенком, когда его не стало, они вместе погибли на Гантской войне, попав в окружение, их нашли в какой-то яме.

Прелат вздохнул.

— Итак, мой новый гвардеец, ты теперь будешь Григ. Или, если угодно, Григ-Молчун. Ну, как тебе?

— Мне нравится, ваша светлость.

— Ну, тогда до завтрашнего утра. Мы отплывем с первыми лучами солнца, поэтому разбудят тебя до света.

— Я готов, ваша светлость.