Долина скорби

Алан Банкер, 2020

Падение надгробий, восхождение западной звезды, восстание мертвых и смерть королевы от руки собственного сына – что объединяет все эти как будто не связанные между собой события? Ответ один – древнее, как срединное королевство, пророчество, которое вот-вот должно сбыться: мертвые восстанут, и не останется ни одного уголка в мире живых, где бы мог спрятаться человек. Пороки, безверие и междоусобицы, в которых погрязли обитатели королевства, подтачивают основы некогда великой державы, и как будто нет силы, способной предотвратить надвигающуюся катастрофу. Однако не все так безнадежно, как кажется на первый взгляд, ибо среди людей есть те, что еще не позабыли о таких достоинствах, как честь, мужество, справедливость и чувство долга. Столкнувшись с доселе невиданным врагом, уничтожающим на своем пути все живое, они встают грудью на защиту всего того, ради чего живут и умирают. Содержит нецензурную брань.

ЮЖНЫЙ КРЕСТ

— Эля, эля хочу, — пробормотал старик, подняв голову над столом.

Обведя взглядом таверну, утопающую в полумраке, он уронил голову и уткнулся лицом в пустую миску.

Отставив кружку, дядюшка Блоссом обернулся и одарил старика хмурым взглядом. Впрочем, узнав в нем одного из постоянных клиентов, которых с каждым днем становилось все меньше и меньше,

он смягчился и бросил взгляд в сторону юного помощника, клевавшего

носом за прилавком.

— Эй, Джими, слышал, что господин сказал!? — крикнул дядюшка Блоссом.

Подскочив на месте, Джими захлопал глазами, огляделся и с некоей ленцой соскользнул со стула, будто испытывал терпение хозяина. Затянув веревку, которой подпоясывал не в меру просторную рубаху, он метнулся в подсобку и воротился с кружкой эля. Следом отворилась входная дверь и в таверну ворвалась ночная прохлада, а вместе с ней вошел мужчина в черном плаще.

— О, Боги, ты ли это!? — вскричал Блоссом, поднявшись со скамьи столь поспешно, что нижняя пуговица на его куртке зацепилась за край стола и оторвалась, закатившись под стол.

На пороге стоял высокий согбенный человек, вооруженный мечом. Низко опущенный капюшон скрывал верхнюю часть его лица, но, не усы и окладистую бороду, по которым хозяин таверны мог опознать их обладателя хоть среди тысячи людей.

— И тебе привет, Блоссом, — откликнулся Барнэби Аддерли, бывший лордом-казначеем и членом Королевского совета. — Или как там тебя кличут — дядюшка Блоссом?

Те немногие клиенты, что пребывали в таверне, при виде незнакомца замолкли. Могло показаться, что их распирает от любопытства, ибо одни, те, что были ближе к выходу, осматривали незнакомца с головы до ног, а другие, те, что сидели поодаль, вытягивали шеи в тщетном стремлении рассмотреть его лицо. Впрочем, вскоре таверна снова наполнилась голосами пьяных бродяг и сомнительных личностей, чей вид не внушал доверия.

— Верно, так и кличут, — улыбнулся Блоссом. — О, Боги, как же я давно тебя не видел.

Радость в глазах Блоссома была столь безмерна, что вот-вот еще немного, и он бросился бы обниматься. Пройдя на середину залы, он остановился и осмотрел друга с головы до ног.

— Нечего на меня глазеть… десять лет человека не могут изменить. Подай-ка лучше эля, у меня к тебе важный разговор.

И, действительно, с тех самых пор, когда они виделись в последний раз, Барнэби Аддерли ничуть не изменился. Все тот же сухопарый старик, которого равным образом боялись и уважали за твердость духа и схожесть с королем Аргусом, основателем дома Бланчестеров. Как и Аргус, он обладал большим горбатым носом, возвышающимся, словно утес, на его узком лице. Помимо этого с королем его роднили жесткие черные усы, кончики которых топорщились в разные стороны, и окладистая борода, закрывающая подбородок и шею. Блоссом же за эти десять лет несколько сдал, ибо уже не походил на прежнего весельчака. Взгляд, прежде полный задора, погас, а приветливая улыбка, никогда не сходившая с его лица, теперь была редким гостем на его лице.

— Ох, дурья моя голова, эй, Джими! — всполошился Блоссом.

Подмигнув помощнику, он указал другу на ближайший стол.

— Слышал, дела твои не так хороши, — начал Аддерли вкрадчивым голосом.

— А ты хорошо осведомлен.

— Земля слухами полнится.

— Плохие вести, что вонь в крепостном рву, быстро разносятся ветром.

— Хозяин, — буркнул Джими, поставив на стол медный поднос с четырьмя кружками.

— Свободен, — небрежно бросил Блоссом.

— Ночь коротка, и я буду краток, — сказал Аддерли, наклонившись вперед. — Не сегодня-завтра в Городском совете освободится место, и я хочу, чтобы ты его занял.

— О, Боги, — пробормотал Блоссом, выпучив от удивления глаза.

— Что, боишься не сдюжить?

— Ты знаешь меня, я ничего не боюсь. Но, одно дело контрабандой промышлять, и совсем другое — лезть в политику.

Обменявшись взглядами, они улыбнулись, вспомнив далекое прошлое. По молодости лет они занимались тем, что промышляли контрабандой, но, затем бросили столь опасное дело, дабы не испытывать судьбу. Прикупив большой дом возле суконного рынка, Аддерли подался в ростовщики, ссужая средства беднякам под небольшой процент. Столь неразумное поведение привело к тому, что у него появилась уйма врагов, подсылавших к нему убийцу за убийцей. Обложившись должниками, Аддерли с успехом избегал встречи со смертью, и с таким же успехом изничтожал врагов. Устранив два десятка конкурентов, Аддерли занялся скупкой долгов аристократов, проматывающих состояния в тавернах и борделях. Дела шли настолько хорошо, что со временем он опутал долговыми расписками добрую половину столичной знати. И, вот наступил тот день, о котором он и в смелых мечтах не помышлял. Отягощенный лестными рекомендациями, Аддерли был представлен ко двору как человек, обладающий большим умом, так необходимым для управления финансами. Так он получил титул лорда-казначея и должность Хранителя Королевской казны, а вместе с тем и право заседать в Королевском совете.

Что до дядюшки Блоссома, то у него судьба сложилась иначе. Послушавшись дружеского совета, он вложил все сбережения в торговое дело, открыв в верхней части Миддланда пару скобяных лавок. Благодаря застройке столичных окраин он быстро разбогател, став одним из крупнейших держателей скобяных лавок. Не желая останавливаться на этом, Блоссом, опять же по совету друга, решил вложиться в землю — дело весьма доходное, как его заверял Аддерли. Прикупив в трех милях к востоку от Южных ворот большой кусок земли, он возвел на пустыре таверну, три борделя и сотню домишек для бедноты, войдя в число богатейших домовладельцев Миддланда. Но, увы, счастье Блоссома продлилось недолго. Через год он был вынужден закрыть один за другим все три борделя. Причина тому — тошнотворная вонь, исходящая от крепостного рва, вдоль которого и находились его владения. Единственное, что осталось у него от славного прошлого, так это таверна, да хибары бедняков, плативших за аренду сущий мизер.

— Поверь мне на слово, политика не в том, чтобы управлять во благо толпы, а в том, чтобы обеспечить себе безбедную старость. В совете сидят те же самые люди, из плоти и крови, ничем не отличающиеся от простого люда. Разница в том, что одни воруют втихую, прикрываясь властью, другие воруют в открытую, рискуя жизнями каждый божий день.

— Вижу, ты о многом ведаешь, раз такое говоришь.

— Мое положение обязывает знать про все и про всех, — сказал Аддерли, отпив глоток из кружки. — Так что, ты согласен?

— Вопрос трудный, надо бы посидеть, обмозговать.

— А что здесь думать, ты либо принимаешь предложение, либо продолжаешь гнить в этой дыре, выбор за тобой?!

В словах Аддерли была доля правды, ибо «Южный крест», прежде известный добротным элем и гостеприимством хозяина, переживал не лучшие времена. Находясь в стороне от оживленных улиц, посреди вонючего рва и убогих домишек бедноты, таверна была местом, куда стекались самые отъявленные негодяи, спасавшиеся от королевского правосудия. Через нее же пролегал и путь контрабандистов, доставлявших в верхнюю часть Миддланда товары из стран, лежащих за Бескрайним морем. Но, куда страшнее был местный сброд, изводивший со свету всякого, в ком можно было уличить человека добрых правил. Лучшее, чем могла закончиться встреча с местными обитателями — это ограбление и посрамление, когда путника могли раздеть догола и на потеху толпе прогнать к Южным воротам. Худшее — кинжал в спину или сброс в крепостной ров, что было равносильно смерти, ибо вылезти изо рва, полного дерьма и прочих нечистот, несчастный был не в силах.

— Ты прав, но…

Входная дверь с грохотом отворилась, и в таверну ввалились братья Савьер, известные в прошлом разбойники, теперь же состоящие на службе Ее Величества.

— Хозяин, подай эля! — заорал Анри, опираясь на плечо младшего брата.

— И по больше! — поддержал Арьен, чей голос походил на скрип несмазанного колеса.

— Приветствую вас, — сказал Блоссом, натянув на лицо приветливую улыбку.

Поднявшись навстречу гостям, он щелкнул пальцами и указал им на стол возле окна. Джими, в иных случаях не особо расторопный, в этот раз оказался на высоте. Однако гости не спешили принимать приглашение хозяина. Почесывая шею, Анри, в котором росту было под семь футов, оглядывал присутствующих с таким любопытством, будто раздевал их догола. Его налитые кровью глаза словно говорили,

что связываться с ним себе дороже, а кулаки и ходившие ходуном желваки только подтверждали это впечатление. Арьен же, тощий, как доска, напротив, не выказывал никакой агрессии. Быть может тому причина взгляд, который невозможно было уловить, а может быть его неприглядный вид: лопоухий, косоглазый, с руками разной длины, он походил на уродца, которыми так полна Хирамская земля. Если Анри был воплощением молодого дуба, то Арьен был воплощением болотного деревца, невесть откуда взявшегося в сосновом бору, в котором все деревья как на подбор — высокие и стройные.

— Не изволите пройти к столу? — спросил Блоссом, прервав затянувшуюся паузу.

Таверна ожила.

— Изволим, — ответили братья в голос и прошествовали к столу.

Усевшись на скамье, Анри расстегнул на себе куртку и пригубил

кружку, как на его лице проступила гримаса недовольства.

— Хозяин, что за дерьмо!? — вскричал он и одним движением руки

смахнул кружки со стола.

— Хозяин, поди сюда! — махнул хозяину Арьен, который в отличие от брата так и не отведал эля.

Голоса в таверне затихли.

— Что угодно, господа? — спросил Блоссом, подойдя к братьям.

Улыбка, не сходившая с его лица, точно маска на лице актера, оставалась на своем месте.

— Брат, ты это слышал?

— Он спрашивает, братец, что нам угодно?

— Раз спрашивает… вот, моему брату угоден самый лучший эль, какой только может сыскаться в этой дыре. Мне же угодно посмотреть в твои глазенки, когда я вырежу на твоем лице вечную улыбку.

Поднявшись, Арьен вытащил из-за пояса нож и принялся играть им перед глазами Блоссома.

— Эй, братец, попридержи лошадей! Если ты его осчастливишь, то видят Боги, эля нам не видать, как своих ушей.

— Нет у него хорошего пойла, и никогда не было, сколько сюда не хаживал!

Сплюнув, Арьен осклабился и прикоснулся кончиком ножа к правой щеке хозяина.

— Да подожди ты! Помнится, когда-то в этой дыре подавали добротный эль, не так ли, хозяин?

— Все так, — ответил Блоссом, не отнимая взгляда от ножа. — Вы правы, во всем правы, ибо вашими устами говорит истина!

— В чем прав? — спросил Анри. — В том, что твоя дыра славилась добротным элем, или в том, что твой эль — полное дерьмо?

Не зная, что отвечать, Блоссом впал в оцепенение. Как он не силился, ничего путного не мог придумать. То, что эль был со вкусом дерьма, он прекрасно знал, ибо часто слышал недовольство клиентов. Одни говорили, что эль здесь не причем, ибо вкус дерьма от того, что поблизости крепостной ров. Другие рассуждали иначе, мол, вкус дерьма из-за ячменя, взращиваемого на южных окраинах, куда и стекается все дерьмо Миддланда. И те, и другие были далеки от правды, и только Блоссом знал ее во всей красе.

— Мой господин, — ответил Блоссом, придя в себя. — Я хотел сказать, чтобы вы не сказали, вы во всем правы. Жизнь такова, что приходиться терпеть присутствие дерьма.

— Брат, он нас дерьмом назвал!?

— Остынь, братец, хозяин не то хотел сказать, верно?

— Да, господин… я хотел сказать, что дерьмо из крепостного рва перебивает вкус эля, это и есть причина.

— А я слышал иное, — парировал Анри, бросив недобрый взгляд на Джими. — Что твой гаденыш пописывает в эль, что на это скажешь?

Услышав такое, клиенты отставили кружки и обратили взоры на мальчишку, стоящего у прилавка, нервно теребя в пальцах полотенце не первой свежести.

— Это неправда, — мотнул головой Блоссом, и в тот же миг его лицо исказила гримаса боли, а на щеке проступила ранка.

— А мне, брат, этот гаденыш никогда не нравился.

Отняв руку с ножом от щеки хозяина, Арьен шагнул в сторону мальчишки, на котором лица не было: бледный, с трясущимися губами, он с ужасом глазел на младшего из братьев. Клиенты, все, как один, поднялись из-за столов и вперили гневные взгляды в хозяина и его помощника.

— Оставьте мальчишку в покое, он здесь не причем! — крикнул Блоссом и метнулся вслед за Арьеном, как его пыл охладил нож перед глазами.

— А вот мы сейчас все и узнаем.

Ухмыльнувшись, Арьен опустил руку и обернулся, дабы исполнить угрозу, как ему дорогу преградил лорд Аддерли.

— О, Боги, да у тебя заступник! — воскликнул Арьен.

— Сделаешь шаг, пожалеешь, что уродился на свет божий, — обронил Аддерли.

— Ух, какой грозный! — воскликнул Анри, с грохотом встав из-за стола.

Подойдя к Аддерли, он наклонил голову, стараясь заглянуть в его глаза, но, ничего, кроме усов и бороды не разглядел.

— Если уберетесь сейчас, я забуду все, что здесь случилось.

— Да ты, мать твою за ногу, наглец! Моя сестрица так и просится на волю, дабы опробовать твою башку на прочность.

Осклабившись, Анри положил руку на рукоять дубинки, висевшей на его поясе.

— В последний раз говорю — уберетесь, забуду все.

Подняв руки, Аддерли откинул капюшон, чем вверг братьев и прочих присутствующих в крайнее изумление.

— Аддерли, — обронил Анри.

— Для тебя, пес паршивый, милорд, — процедил Аддерли.

— Да, милорд, извините, милорд, — промямлил Анри и поспешил поклониться в пояс.

— Ну, как мы поступим — уберетесь с миром или проверишь мою башку на прочность?

— Простите милорд, простите…

Схватив брата за локоть, Анри потащил его к выходу, не обращая ни на кого внимания. Как только за ними захлопнулась дверь, к выходу потянулись и прочие клиенты.

Не дожидаясь, когда таверну покинет последний клиент, Аддерли и Блоссом воротились к столу. Джими, как и прежде, уселся за прилавок и вперил взгляд в спасителя.

— Помнится, — сказал Блоссом. — По молодости лет мы были такими же.

Улыбнувшись, он взял кружку и отпил большой глоток, вытерев

губы широкой ладонью. От волнения, что он пережил немногим ранее, его рябое лицо было красным-красным, точно переспелый помидор.

— Нет, мы были не такими, — возразил Аддерли. — Дерзкими, да, были, но, бешеными собаками — никогда! Им одна дорога — на виселицу, хотя, для них и веревки жалко. Отхожая яма — смерть, достойная этих ублюдков!

— Ты прав, как и всегда.

— Не всегда, мой друг…

Опустив голову, Аддерли призадумался. На своем пути он встречал многих негодяев, но вот таких, как братья Савьер, были единицы. Работая с грубым материалом, он требовал от своих наемников излишне не усердствовать, если на то не было особой надобности. «Люди делятся на тех, — любил он говорить. — Что достойны быстрой смерти, ибо в силу невежества не могут отличить порок от добродетели, и на тех, что достойны мук, ибо отринули божьи заветы и безрассудно бросились в объятия порока». Подобное он когда-то говорил и по молодости лет, когда имел круг друзей, от которых осталась одна лишь память. Одних унесли болезни, других — жажда к странствиям, в погоне за которой они сгинули в чужих краях. Душа искала разговора, но, не было человека, с кем можно было поговорить по душам. Навестив старого друга, он надеялся обрести в нем того самого человека, а вместе с ним вернуть и былое, по которому так сильно тосковал.

— Был бы не прав, не стал бы тем, кем стал, — заметил Блоссом,

прервав размышления друга.

— Я тебя удивлю, — проговорил Аддерли, подняв голову. — Я не безгрешен, и я тоже совершаю ошибки, от которых мне бывает стыдно.

— Поясни, будь так мил.

— Может, как нибудь потом, а сейчас вернемся к прежнему разговору.

Так что, ты согласен или нет?

— А как сам думаешь?

Обреченно мотнув головой, Блоссом обвел рукой пустую таверну, в которой помимо них и Джими никого не было.

— Другого я и не ожидал, — улыбнулся Аддерли и поднялся из-за стола.

— Уже уходишь?

— Да, мой друг. Нынче в полдень королева собирает совет.

— Тогда до встречи?

Поднявшись, Блоссом одарил друга грустной улыбкой и протянул руку.

— Блоссом, — сказал Аддерли, ответив рукопожатием. — А тот пес правду говорил?

— О чем ты?

— О твоем мальчишке.

— Да, сущая правда… мои дела плохи как никогда. Конкурентов, как грязи, и клиентов меньше с каждым днем.

Джими, заслышав, что говорят о нем, зарделся и скосил взгляд в сторону подсобки. Сын шлюхи и пьяницы, он по наущению хозяина занимался тем, что писал в бочки с элем. Как тот говорил — «для придачи элю особого вкуса» — уверяя мальчишку в том, что детская моча имеет целебные свойства. На деле Блоссом занимался ничем иным, как мошенничеством, стремясь хоть как-то поправить собственные дела, а мальчишке, прекрасно понимавшем, чем он занимается, за молчание полагались бесплатные стол и ночлег.

— А контрабандой, случаем, ты не занимаешься?

— Что ты, что ты! — возмутился Блоссом, замахав руками. — Я что, похож на сумасшедшего, чтоб под старость лет ходить под виселицей?

Рассмеявшись, он схватился за кружку и опрокинул содержимое в глотку.

— Хорошо, если так, — сказал Аддерли с сомнением в голосе.

Похлопав друга по плечу, он развернулся и уверенным шагом направился к выходу, словно и не пил вовсе.

— Эй, друг, постой!

Не любитель долгих прощаний, Аддерли нахмурился, а повернувшись, нос к носу столкнулся с Блоссомом, в глазах которого

стояли слезы.

— Спасибо… тебе, — сказал Блоссом дрогнувшим голосом.

Моргнув, он прослезился, чего прежде за ним никогда не водилось: две крупные слезы, скатившись по щекам, на мгновение зависли на подбородке и сорвались вниз.

— Ну-ну, все будет хорошо, — сказал Аддерли, положив руку на плечо Блоссома.

Сказав это, он отворил дверь и вышел вон, растворившись в ночи. Скрипнув, дверь медленно затворилась, оставив хозяина и его помощника одних в опустевшей таверне.

— Странное дело, — произнес Аддерли, вдохнув ночного воздуха полной грудью. — Какие в жизни случаются метаморфозы.

Нахлобучив капюшон на голову, он зашагал в сторону Южных ворот, размышляя о своих отношениях с Блоссомом. Во всем, что случилось с ним, он винил себя и никого другого. И в том, что посоветовал ему заняться скобяным делом, хотя сам пошел иным путем. И в том, что посоветовал продать дело и купить пустырь у крепостного рва. И в том, во что он превратился, ибо от прежнего Блоссома осталась только одна бледная тень. Во всем этом он винил себя, и теперь решил изменить его судьбу, чтобы это ему не стоило. Идя вдоль крепостного рва, Аддерли не мог не видеть тени, мелькавшие в свете луны посреди домов. Странным делом, на дороге не было ни души, не считая запозднившихся путников, от которых его отделяли три-четыре сотни шагов. О чем-то споря, они кричали и махали руками, держа путь к Южным воротам.

— О Боги! — вскричал Арьен, вскинув взгляд к небу. — Мы как собаки, хвост поджали и бежали прочь!

— Боги, говоришь, — отозвался Анри. — С каких это пор ты к ним взываешь?

— Это я так, к слову, да и к кому еще взывать?

— К Князю Тьмы, к примеру.

— Не говори глупостей, брат! Ты не хуже меня знаешь, что все это чушь собачья, и пророчество, и восстание мертвецов, и Князь Тьмы! А вот старика надо было проучить.

— Ты что, не в себе!? Ты знаешь, какая о нем идет молва?

— Брехуны говорят, а ты всему веришь?

— Никакие это не брехуны. Вот знавал я одного человека, по словам которого лорд Аддерли три года выслеживал одного ростовщика, подославшего к нему убийцу. А когда нашел, то посадил голым в кувшин и приказал кормить его до тех пор, пока тот не захлебнулся в собственном же дерьме.

— Брехня.

— Брехня не брехня, но связываться со стариком я бы не советовал.

Рассказ Анри, поведанный брату, был одним из множества рассказов, в которых фигурировал лорд-казначей. Были они правдой, или нет, никто толком не знал. Впрочем, слушая одно и то же изо дня в день, люди знающие замечали, что истории обрастают новыми подробностями, уподобляясь днищу корабля, обрастающему тиной. Так, идя по дороге, ковыляя из стороны в сторону и падая на ухабах, братья не заметили, как ночь подошла к концу. Подойдя к Южным воротам, они прошли через заставу и взяли курс на Площадь Таун-холла.