Долина скорби

Алан Банкер, 2020

Падение надгробий, восхождение западной звезды, восстание мертвых и смерть королевы от руки собственного сына – что объединяет все эти как будто не связанные между собой события? Ответ один – древнее, как срединное королевство, пророчество, которое вот-вот должно сбыться: мертвые восстанут, и не останется ни одного уголка в мире живых, где бы мог спрятаться человек. Пороки, безверие и междоусобицы, в которых погрязли обитатели королевства, подтачивают основы некогда великой державы, и как будто нет силы, способной предотвратить надвигающуюся катастрофу. Однако не все так безнадежно, как кажется на первый взгляд, ибо среди людей есть те, что еще не позабыли о таких достоинствах, как честь, мужество, справедливость и чувство долга. Столкнувшись с доселе невиданным врагом, уничтожающим на своем пути все живое, они встают грудью на защиту всего того, ради чего живут и умирают. Содержит нецензурную брань.

ДВЕ СТРЕЛЫ

Первое, что бросалось в глаза при въезде в Миддланд, был массивный, квадратный в сечении, путевой столб с четырьмя почерневшими от времени табличками: левая табличка указывала на Драконий мыс²⁴, правая на Вестхарбор, а те, что по центру, указывали на Миддланд и Соутхиллс, последний из которых находился далеко на юге. В полусотне шагов от столба располагался бордель «Две стрелы», славившийся богатым разнообразием плотских утех. Всякий, кто захаживал в бордель госпожи Делиз, так прозывали хозяйку борделя, мог постигнуть всю глубину порока, о которой только мог помышлять.

Двухэтажный, светло-серый особняк госпожи Делиз напоминал собой песчаный островок посреди красного моря. Шумящие на ветру заросли маргариток, бегоний и бальзамина походили на морские волны, накатывающие на забор, окрашенный в ядовито-красный цвет. Красное море плескалось и за дубовой дверью борделя: вся мебель была красного цвета, словно ее окунули в краску, дали подсохнуть на солнце и затем разместили в гостиной борделя. Под стать были и обои, изобилующие цветами ярко — и бледно красного цвета. Второй этаж, на который вела широкая ажурная лестница, от первого этажа ничем не отличался, все те же яркие и бледно-красные тона: обои, потолки, затянутые тканью, и, конечно же, кровати, используемые для плотских утех. И, лишь зеленая ковровая дорожка, проходящая посередине коридора, выбивалась из общего ряда. Со двора к борделю примыкала конюшня, рассчитанная на десяток лошадей, не более. Покидая Концевую улицу, последнее, что видел человек, была конюшня госпожи Делиз. По этой причине кончиком хвоста саламандры прозывали как конюшню госпожи Делиз, так и саму Концевую улицу. Застроенная двухэтажными домами, она связывала Миддланд с Королевским трактом — главной дорогой королевства, убегающей на юг на сотни и сотни миль.

— Эй, хозяйка, принимай товар! — заорал Силас, перегородив

калитку телегой, запряженной парой гнедых лошадей.

Взирая на дверь борделя, он то и дело отвлекался на тени, мелькавшие в окнах второго этажа. Стоны и крики, доносившиеся из окон, могли взбудоражить сознание любого, но только не Силаса, поверенного в делах госпожи Делиз: любовь к элю и звону монет, вот те две страсти, которые владели его умом.

— Чего орешь, дурень! — отозвалась госпожа Делиз, появившись на пороге борделя. — Клиентов распугать мне хочешь?

— Как же, распугаешь их, — пробормотал Силас.

— Не бубни под нос, я тебя не слышу.

— Я говорю — хороший нынче вечер!

— Будет хорошим, если сгинешь с моих глаз долой! Где черный вход, я надеюсь, ты не позабыл?

— Нет, не позабыл, поди, еще не дурак. Ты, вот что, хозяйка, выйди, да посмотри, какой подарок я тебе привез.

Похлопав по куску парусины, натянутой поверх телеги, Силас обнажил в улыбке великолепный ряд хищных зубов, представив на лице хозяйки удивление.

— Мне некогда, — бросила госпожа Делиз, собравшись, было уходить.

— Ну же, выйди, кому говорю!

— Ну, Силас, смотри у меня.

Погрозив пальцем, госпожа Делиз сошла с крыльца и, припадая на левую ногу, неспешным шагом направилась к калитке.

— Ну как, хорош подарок? — спросил Силас, откинув передний

край парусины, под которым оказалась девушка лет пятнадцати, спящая посреди тюков с хирамским шелком.

Стройная, черноволосая, с острыми чертами лица, она привлекала внимание нездоровой худобой и большой грудью. Платье из бледно-голубой парчи, схваченное под грудью широким бархатным поясом алого цвета только подчеркивало точеную фигурку девушки. Правда, всю картину портили темные круги под глазами, рассеченная нижняя губа, синяки на лице и грязные взъерошенные волосы, в которых виднелись остатки водорослей. Вдобавок ко всему на шее девушки были видны темные пятна, будто ее пытались задушить.

— Подарок, не плох, — сказала госпожа Делиз с сомнением в голосе. — Да только подпорченный, а я, как ты знаешь, за такой товар не плачу.

— Ну как же, как же подпорченный товар!? — вскричал Силас.

Гнев и досада проступили на его лице, прогнав улыбку: протянув трясущуюся руку к девушке, он стащил с ее живота тюк и со злостью

отбросил его в сторону. Перекатившись через пару тюков, он подскочил и перевалился через борт телеги, упав на пыльную мостовую.

— Дурак, — буркнула госпожа Делиз, проследив за тюком. — Моли Богов, чтоб на шелке не оказалось ни пятнышка, иначе… я с тебя три шкуры сдеру!

Прочный и мягкий на ощупь хирамский шелк ценился на вес золота, ибо прекрасно защищал от солнца и кровососущих тварей. Об этом знали все, включая госпожу Делиз. Силас, будучи ее поверенным, занимался скупкой шелка для последующей перепродажи в Миддланде, попутно привозя с юга хирамских рабынь. По крайней мере, так ему представляли пленниц тамошние разбойники, что степняки, что ракушники.

— Ох, женщины, — с горечью в голосе усмехнулся Силас, покачав головой. — Все у вас на уме тряпки, да безделушки. Ты вот что, лучше сюда глянь.

Ткнув пальцем в живот девушки, он заулыбался, позабыв о гневе и досаде. Оторвав взгляд от тюка, хозяйка посмотрела на девушку и в тот же миг просветлела.

— Не иначе, седьмой месяц, а может и того больше, — прикинула госпожа Делиз.

Пустившись в размышления, она прикидывала, какую выгоду извлечет из несчастной через месяц-другой.

— Хозяйка, — сказал Силас, прервав размышления госпожи Делиз. — Ну, как тебе подарок?

— Знаешь, как ублажить свою хозяйку. Даю шиллинг, на большее не рассчитывай!

— Хозяйка, как же так!? Я столь трудный путь преодолел, и всего-навсего шиллинг?

Улыбка, слетев с лица Силаса, уступила место досаде. На подходе был и гнев, ибо его уши запылали огнем, а губы затряслись, будто от холода.

— С тебя и того много, ибо товар подпорчен. Так что, берешь деньги или нет?

Вперив в поверенного насмешливый взгляд, которым смотрят на человека падшего или человека низкого происхождения, госпожа Делиз всем видом показывала, что это ее последнее слово.

— Ладно-ладно, хозяйка, твоя взяла! — поторопился с ответом Силас.

Иного он и не мог сказать, ибо полностью зависел от хозяйки, державшей его на коротком поводке. Семь лет тому назад, потеряв дом, отобранный за долги, Силас был изгнан из Почетной компании суконщиков и пополнил ряды бродяг. Обивая пороги домов, он два дня проблуждал по Миддланду, пока не оказался на пороге борделя «Две стрелы». Узрев голодного, исхудалого человека с протянутой рукой, госпожа Делиз, питающая странную любовь к увечным и обездоленным, сжалилась над ним. Получив место уборщика, Силас открыл новую страницу в своей жизни, да так лихо, что уже через месяц был переведен в садовники. Проявляя большое радение к труду, он за какие-то полгода успел побывать и конюшим, и смотрителем борделя, пока не стал поверенным в делах госпожи Делиз. И, все бы ничего, если бы не любовь к элю и благородному металлу, ибо первая губила его желудок, а вторая извращала душу.

— Скажи-ка, а есть ли у подарка имя?

— Кто же ее знает, но, в бреду, она не раз произносила имя Тармиса.

— Странное имя.

— Имя как имя.

— Ладно, пусть будет Тармиса. Отнеси подарок на второй этаж, хотя, зачем я тебе это говорю?

Кивнув в ответ, Силас причмокнул на лошадей, но, те не подчинились. Зыркнув на госпожу Делиз, он схватился за кнут и вложил в удар всю душу, точно хотел выместить на лошадях всю злость на хозяйку. Взбрыкнув, лошади издали недовольное ржание и тронулись с места.

— Да, и тетушку Мэй позови! — крикнула госпожа Делиз вдогонку.

— А на что тебе шлюхи?

— Не спорь, сказала, позови, значит позови.

— Не надо никого звать, — сказала тетушка Мэй, объявившись за спиной хозяйки.

— А, это ты, — обронила госпожа Делиз, окинув тетку взглядом с головы до ног.

Тощая старуха, на которой был длинный черный балахон, смотрела на них колючим взглядом карих глаз. Суровое, морщинистое лицо, выглядывающее из белого чепчика, натянутого по самые брови, острый нос и плотно сжатые губы говорили о ней как о человеке непростого нрава.

— Лошадей накормила, чего еще изволишь, племянница?

Так и не обзаведясь семьей, тетушка Мэй полжизни провела в доме родителей, а после их смерти переехала в дом сестры, взяв в собственные руки хозяйство и заботу о юной Делиз. Спустя много лет, когда сестры и ее мужа не стало, она к своему удивлению открыла, что ее воспитанница была не тем, за кого себя выдавала: веселая, добрая и отзывчивая Делиз в один миг превратилась в злую, алчную хозяйку борделя, не стыдящуюся скандальной славы. Продав бакалейную лавку родителей, Делиз прикупила на окраине столицы старый дом, и превратила его в бордель, а тетушку взяла к себе экономкой, строго-настрого наказав ей, что не потерпит никакого недовольства. Вот так они и жили, одна жируя, радуясь сытной жизни, а другая — худея изо дня в день, съедаемая злостью на племянницу.

— Силас преподнес мне подарок, надо бы ему подсобить.

— Еще будут указания?

— Это все.

Прошелестев по дорожке, тетушка Мэй исчезла в дверях борделя, а вслед за ней последовала и госпожа Делиз. Зайдя в дом, она, было, затворила за собой дверь, как услышала настойчивый стук в дверь.

— Чтоб тебя! — воскликнула она и поспешно отворила дверь.

— Приветствую, хозяйка, — сказал мужчина с глубоким шрамом на лице, бывший завсегдатаем борделя. — Свежее мясцо есть?

Поздний гость, известный в кругах контрабандистов под именем

Стрелок Нэдли, появлялся в борделе раз в месяц, отдавая предпочтение беременным шлюхам. Как и всякий контрабандист, он носил походный плащ, под которым скрывалось мускулистое, закаленное в многочисленных передрягах тело. Его обветренное лицо казалось безжизненным, ибо ничего не выражало. Волосы, сплетенные в косички, были собраны на затылке так умело, что этому могла позавидовать и женщина, но, только в части укладки. Грязь, скопившаяся на волосах, могла говорить как о неопрятности Стрелка Нэдли, так и о недостатке времени на мытье головы. Впрочем, в кругу контрабандистов, ходящих каждый божий день по краю бездны, чистота тела была не в особой чести.

«О, Боги, — подумала госпожа Делиз. — Удача сама плывет в руки».

— Конечно есть! — воскликнула она вне себя от радости.

— Цена все та же?

— Да, господин — пять шиллингов и ни пенсом больше! Прошу

господин, следуйте за мной.

Подхватив полы платья из черного бархата, походящего на колокол, госпожа Делиз прошла к лестнице и махнула рукой в сторону второго этажа, приглашая гостя проследовать наверх.

— Мясцо точно свежее?

— Будьте спокойны, господин, самое наисвежайшее! Эй, тетушка, готов ли наш подарок!?

Опершись на перила лестницы, она подняла голову, натянув на лицо маску строгой хозяйки.

— Эк, ты шибко шустрая, — ответила тетушка Мэй, вынырнув из-за ее спины. — Силас еще не разгрузился.

— Вот дура старая, — пробурчала госпожа Делиз, оторвавшись от перил. — Мне нет дела, разгрузился он или нет! Поди, поторопи его, нельзя заставлять господина ждать.

Сжав губы, тетушка Мэй развернулась, как в бордель с черного входа вошел Силас.

— Несу-несу, — сказал Силас, держа на руках девицу.

Ступив на лестницу, он с трудом взошел на второй этаж, то и дело, останавливаясь и переводя дыхание — пристрастие к элю давало о себе знать.

— Сдается мне, хозяйка, мясцо не первой свежести, — заметил Стрелок Нэдли.

— Что вы, что вы, мой господин! — поспешила успокоить клиента

госпожа Делиз. — Товар что ни на есть свежайший, только-только привезенный с южного побережья! А то, что подпорченный, так я вам скидку сделаю, желаете?

Жадная до мозга костей, госпожа Делиз не могла просто отпустить клиента, не вытянув из него хотя бы пару пенсов. Но, больше ее заботила репутация. Ни один клиент, хотя бы раз побывавший в борделе «Две стрелы», не мог сказать, что чем-то остался недоволен — от самого порога и до кровати он окружался такой заботой, которой не окружался и самый долгожданный в семье ребенок. Улыбки, томные взгляды, танцы, музыка, эль и фрукты, все это вываливалось на голову клиента уже с первых шагов. И, весь этот праздник похоти венчала шлюха, сжираемая глазами, словно кусок мяса, в который вот-вот вонзятся чьи-то зубы. Хотя, в этот вечер все было иначе — клиентов оказалось столь много, что не осталось ни одной свободной шлюхи, способной принять ценного гостя.

— Сколько?

— Три пенса, господин.

— Шиллинг.

— Полшиллинга, господин, иначе я разорюсь!

— Десять пенсов, иначе я пойду в другой бордель, по рукам?

Протянув руку, Стрелок Нэдли посмотрел на хозяйку борделя взглядом, не терпящим возражения. Съев собаку на торговле шелком и живым товаром, госпожа Делиз всегда знала, когда нужно уступать.

— По рукам, господин, — ответила она, ударив по шершавой ладони контрабандиста. — Тетушка, поди, приготовь господину комнату.

Посмотрев на племянницу недобрым взглядом, тетушка Мэй скривила лицо и побрела наверх.

— Хозяйка, — сказал Стрелок Нэдли, проводив взглядом старуху. — Не мое это дело, но, экономку надобно гнать взашей.

— Зачем?

— Волком смотрит. Знаю таких людей, отвернись, и тут же получишь нож в спину.

— Да что вы, что вы! — заулыбалась госпожа Делиз. — Чтоб тетушка Мэй, да ножом в спину!? Быстрее Боги спустятся с небес, нежели моя тетушка возьмется за нож.

— Ну-ну, хозяйка, мое дело предупредить.

— Она, господин — добрейшее создание, вот только чем-то всегда недовольна! Ну, не будем о ней, следуйте за мной, господин.

Подобрав полы платья, госпожа Делиз последовала наверх, кряхтя и бурча под нос. Преодолев лестницу, они оказались на втором этаже, в воздухе которого стоял запах порока, сотканный из эля, пота и крови. Казалось, что пороком были отравлены и мухи с тараканами. Сидя на потолке и стенах, мухи предавались разврату, издавая еле уловимое жужжание. Не отставали от них и тараканы. Шныряя под ногами, они нет-нет, да останавливались, дабы внести вклад в продолжение рода. Дойдя до середины коридора, госпожа Делиз толкнула дверь и вошла в темную комнатушку, в которой находились Силас, тетушка Мэй и обнаженная Тармиса, лежавшая на кровати с закрытыми глазами. Глубоко дыша, она то и дело вздрагивала, мотая

головой из стороны в сторону.

— Ну, господин, как товар? — спросила госпожа Делиз, кивнув в сторону Тармисы.

— Хорош, — улыбнулся Стрелок Нэдли, от чего шрам на его лице, проходящий от уголка губы до правого глаза, обнажился в краях.

Подойдя к кровати, он дотронулся до живота девушки и тут же

отпрянул, ибо та вздрогнула и открыла глаза. Взгляд синих глаз, полный негодования, пронял его до глубины души, как пронимает западный ветер в Скалистых берегах. Но, это продолжалось недолго. Опустив взгляд, Тармиса узрела собственную наготу и все поняла.

— Пойди прочь, скотина! — закричала она и лягнула контрабандиста от всей души.

— Сука, — буркнул Стрелок Нэдли и отвесил девушке звонкую оплеуху.

Схватившись за щеку, Тармиса отползла к спинке кровати, чтобы через мгновение другое броситься к окну.

— Вяжите ее, вяжите! — заверещала госпожа Делиз, на лице которой проступил испуг.

Откуда не возьмись, в руках Силаса появилась веревка, с помощью которой он на пару с контрабандистом быстро совладал с девушкой, привязав ее руки к изголовью кровати.

— Сдается мне, вечер будет не плохим, — ухмыльнулся Стрелок Нэдли.

Вынув из пазухи кошель, он отсчитал четыре шиллинга и два пенса, после чего передал их хозяйке и вытолкал всех из комнаты.

— Благодарствую, — только и успела сказать госпожа Делиз, прежде чем перед ее носом захлопнулась дверь.

Оставшись наедине с девушкой, Стрелок Нэдли скинул с себя

одежды, обнажив тело, покрытое шрамами, и накинулся на нее, точно хищник на жертву. Покрывая лицо Тармисы поцелуями, он мял ее большие упругие груди жадно и неистово, наталкиваясь на отчаянное сопротивление. Лягаясь ногами, Тармиса извивалась, как угорь, пытаясь сбросить с себя насильника.

— Девочка совсем слабая, — заметила тетушка Мэй. — Как бы чего не вышло.

— Не она первая, не она последняя, — парировала госпожа Делиз. — А ты, давай, шевели ногами, посмотри, что творится в гостиной.

Покачав головой, старуха что-то пробурчала под нос и отправилась выполнять приказ. Проводив тетку взглядом, госпожа Делиз, ведомая любопытством, прислонилась ухом к двери и тут же вздрогнула.

— Пойди прочь! — раздался крик за дверью.

Улучив момент, Тармиса изловчилась и лягнула насильника в пах, от чего тот взвыл и отпрянул от нее, словно от прокаженной.

— Сука! — крикнул в ответ Стрелок Нэдли и отвесил оплеуху, а вслед за тем нанес по лицу жертвы два удара кулаком.

— А старуха-то права, — сказал Силас.

— И ты туда же, — буркнула госпожа Делиз. — А знаешь, я вычту из твоего жалованья десять пенсов.

— Это почему же!?

— А потому. По твоей вине…

Не договорив, госпожа Делиз замолкла, уловив за дверью подозрительную тишину. Прислушавшись, она услышала скрип кровати и неровное дыхание.

«Ну, вот, — подумала она, — Как и говорила, не она первая, не она последняя».

— Хозяйка, ты дала слово, — пробурчал Силас с обидой в голосе.

— Да ты наглец, раз требуешь свое при моем убытке! Пойдем, не будем мешать голубкам.

Толкнув поверенного в плечо, госпожа Делиз посеменила к лестнице, не обращая внимания на стоны и крики, доносившиеся со всех сторон.

Потеряв сознание, Тармиса не видела, как контрабандист насилует ее, используя тело самым непотребным образом. Не видела она и того, как во время соития у нее произошли преждевременные роды. Не видела растерянности на лице насильника и оцепенения госпожи Делиз, прибежавшей на его крик, ибо такого в ее заведении никогда не случалось. Придя в себя, хозяйка схватила со стола нож для резки бумаги и перерезала пуповину, а затем ухватила новорожденного за ножку и выбросила со второго этажа, точно какой-то мусор. Ничего этого Тармиса не видела, пребывая мыслями на южном побережье Соутланда.

Покачиваясь в прибойной полосе, она ощущала на губах соленый вкус воды и глухую боль в затылке, причину которой не могла понять. Ее тело то вздымалось, то опускалось от накатывающих на берег волн, а где-то над головой кричали чайки. Открыв глаза, Тармиса тут же их закрыла, ощутив резь, а боль в затылке только усилилась. Перевернувшись на другой бок, дабы не захлебнуться, она оперлась на локоть и осмотрела местность — тонкая песчаная полоска отделяла друг от друга море и дюны, склоны которых клонились в противоположную от моря сторону, будто спасаясь бегством в глубине песчаного края. Поднявшись, она побрела вдоль берега, ориентируясь на солнце, уже клонившееся к горизонту. На ее счастье идти пришлось совсем недолго, ибо через пару-тройку миль со стороны дюн показался отряд всадников. Поднимая клубы пыли, тут же уносимые ветром, они мчались так легко и стремительно, будто их кони летели над песками.

— Эй, сюда-сюда! — закричала Тармиса, замахав руками и бросившись навстречу всадникам.

Но, не пробежав и десятка шагов, она остановилась как вкопанная, узнав во всадниках прибрежных пиратов, прозываемых ракушниками. Промышляя работорговлей и грабежами, ракушники наводили ужас на приморские городки Соутланда и торговые караваны, курсировавшие по Морю штормов²⁵ и Знойному морю. Остановившись от девушки на расстоянии выстрела, отряд исчез в клубах пыли, чтобы через миг другой снова явиться перед ее глазами. Двое всадников отделились от отряда и понеслись к ней навстречу.

— Куин, — сказал всадник на вороном коне. — Ты посмотри, кого нам Боги послали!

Чернокожий верзила, сливавшийся с собственным конем в единое целое, походил на получеловека-полуконя, которыми, как гласили легенды, в древние времена был заселен Срединный мир²⁶. Другой же походил на обитателя северных провинций Нортланда, ибо

отличался огненно-рыжей шевелюрой и бледностью лица.

— Боги нас любят, Бенджи, — отозвался Куин, поправив на боку хирамскую саблю.

Соскользнув с коня, Куин подошел к Тармисе и осмотрел ее с головы до ног с такой бесцеремонностью, что ей стало не по себе: усмешка, затаившаяся в уголках его губ, вкупе с вожделением во взоре, ничего хорошего не сулили.

— Хвала Богам, — неуверенно сказала Тармиса. — Что они послали вас мне в помощь.

— Боги здесь не причем, милое дитя. Просто мой друг Бенджи захотел подышать морским воздухом, и, вот мы здесь!

— Тогда я воздаю хвалу вам!

— И это ни к чему. Если ты не против, милое дитя, могу ли тебе задать один вопрос?

— Конечно, господин.

— Бенджи, сукин сын! — хохотнул Куин. — Ты слышал, мы теперь господа?!

Повернувшись на месте, он обратил взор на Бенджи, бывшего никем иным, как его правой рукой в клане Покорителей штормов — одного из пяти кланов ракушников, господствовавшего в прибрежных водах Соутланда от Бухты смерти до мыса Черепа.

— А что, чем не господа!? — усмехнулся Бенджи. — Тебя вот приодеть, ну чем ни король Вилфрид?

Спешившись, он присоединился к вождю, которого превосходил на целую голову.

— Ты помнишь, как выглядел король?

— Как же не помнить, помню! Мои юные годы прошли в Соутхиллсе, помню и короля, и его братца Мантойю, тот еще ублюдок.

— Ох, мне бы твою память, — проговорил Куин, похлопав капитана по плечу. — Так как, милое дитя, ответишь на мой вопрос?

Резко обернувшись, он обнаружил в глазах Тармисы страх, который ни с чем нельзя было спутать — широко раскрытые глаза и бегающий взгляд выдавали ее с головой.

— Да, господин, — ответила Тармиса.

— Милое дитя, откуда ты?

— Моя лодка… мой корабль, на котором я плыла к своему дяде, попал в шторм и затонул.

— Бенджи, ты видел кораблекрушение?

— Нет, не видел. В последние два дня не видел ничего, ни

утопленников, ни обломков корабля, будь оно неладно.

Всем видом Бенджи показывал, что он чрезмерно недоволен данным обстоятельством.

— А что это означает, Бенджи?

— Это означает, что милое дитя лжет почище божьего слуги, говорящего от имени Богов.

— Верно!

— Клянусь Богами, это правда, ибо мой корабль…, — попыталась оправдаться Тармиса, но, не успела она договорить, как получила удар в лицо.

Упав на песок, она схватилась за рот и зашлась кашлем, отплевываясь от крови.

— Это не важно, милое дитя, ибо, Бенджи, что?

— Что вынесло на побережье, все наше, — закончил Бенджи известное правило ракушников.

— Верно, — подтвердил Куин. — Грузи милое дитя, пора возвращаться.

Вскочив на коня, он пустил его рысью, а вслед за ним последовал и капитан с Тармисой. Путь был недолгим, ибо через полчаса езды по дюнам, они оказались в лагере ракушников, где ее передали одному отвратному типу, с лица которого не сползала улыбка. Взгляд незнакомца смутил ее, ибо он напоминал взгляд торговца скотом. Передав Бенджи увесистый кошель, незнакомец подошел к ней и схватил за волосы.

— Давай, дыхни, — сказал он, приложив к ее носу стеклянный флакон с прозрачной жидкостью.

Не в силах сопротивляться, Тармиса дыхнула и провалилась в темноту. Это все, что она помнила о последних своих злоключениях. Вздохнув, она вспомнила об отце, но, тут ее мысли отвлек крик, резкий и пронзительный, как крик чайки.

— Эй, эй, пошли прочь!

Открыв глаза, Тармиса с облегчением выдохнула, ибо в комнате, кроме нее, никого не было. Однако вслед за тем ее прошиб пот: на теле была кровь, как и на кровати. Посмотрев на живот, она все поняла и завыла, словно волчица на луну.

— Чего орешь!? — крикнула госпожа Делиз, внезапно возникнув в дверях.

— Мое дитя… что вы с ним сотворили? — простонала Тармиса, судорожно трясясь и захлебываясь слезами.

— Заткнись, сука, — прохрипела госпожа Делиз и бросилась к ней с кляпом в руке.

Схватив Тармису за челюсть, она надавила на ее щеки и принялась заталкивать кляп в рот, преодолевая упорное сопротивление. Мотая головой, Тармиса не переставала рыдать, исходя грудным плачем.

В такт ей плакал и младенец, орущий под окном, лежа на грязной мостовой. Впрочем, продолжалось это недолго, ибо он был атакован стайкой крыс. Вцепившись в комок живой плоти, они рвали его на куски, огрызаясь и кидаясь друг на друга, стараясь урвать лучшие куски.

— Прочь, прочь! — завопил Клиф Талбот, местный свинопас, сотрясая посохом так, будто проклинал Богов за непогоду.

Подбежав к младенцу, он отшвырнул ногами пару крыс, а третью пришиб посохом, после чего крысы бросились врассыпную.

— Подожди-подожди, — пробурчал он, бросившись на колени перед младенцем.

Стянув с себя рубаху, Талбот в спешке завернул в нее искромсанное тельце младенца.

— Нет, нет, нет…, — шептал он, ощущая кровь младенца на руках.

— О, Боги, как вы такое допустили!? — возопил он, подняв к небу взгляд, полный слез, но, Боги не ответили.

Ночное небо, моргавшее мириадами звезд, безучастно наблюдало за разыгравшейся трагедией. Равнодушие проявлял и полумесяц, безмятежно плывший среди облаков. Не найдя поддержки у Богов, Талбот огляделся и кинулся к черному входу борделя, обнаружив в себе неслыханную прыть.

— Откройте, откройте, Богами заклинаю! — заорал он, забарабанив кулаком в дверь, чем переполошил весь квартал.

То здесь, то там в темных окнах появлялись лица, и тут же исчезали, словно говоря, что не желают вмешиваться в то, что их не касается. Переложив младенца на другую руку, он забарабанил с удвоенной силой, не обращая внимания ни на окровавленный кулак, ни на кровь младенца, сочившуюся на мостовую.

— Кого нелегкая принесла!? — послышался глухой голос за дверью.

— Помогите, Богами заклинаю!

— Ах, же ты скотина, я тебе покажу Богов.

— Откройте, Богами!.. — крикнул, было, Талбот и, ввалился в

бордель, упав в объятия госпожи Делиз.

Уткнувшись лицом в грудь хозяйки борделя, он чуть было не потерял сознание, ощутив запах пота и кислого молока. Та же, недолго думая, схватила непрошеного гостя за шею и оторвала от себя, точно репейник.

— Мразь! Скотина! Бездельник! — посыпала госпожа Делиз оскорблениями, сжимая и сжимая шею свинопаса.

— Дитя…

— Я тебе покажу дитя!

Замахнувшись, госпожа Делиз отвесила Талботу звонкую оплеуху, от чего тот отлетел в сторону и покатился кубарем, выронив младенца из рук. Подрастерявшись, ибо такого оборота дела Талбот никак не ожидал, он с пару мгновений приходил в себя, глядя в ночное небо. Когда же пришел в себя, то оцепенел, завидев младенца в окружении крыс. Повизгивая, они вгрызались в мягкую плоть, разрывая ее на части без особого труда, не обращая внимания ни на кости, ни на ошметки от рубахи. Не в силах более смотреть на происходящее, Талбот закрыл глаза и обратился к Богам.

«О, Боги, за что караете? Что я вам сделал? Я истинно верующий, и я не заслужил…»

Не закончив общения с Богами, Талбот услышал смрадный запах, а затем ощутил легкое прикосновение, словно кто-то невзначай коснулся его мизинца. Открыв глаза, он узрел жирную черную крысу, обнюхивающую его лицо. Холодная волна обдала его с головы до ног, а волосы на голове зашевелились, будто от легкого ветерка. Острые желтые зубы крысы, обагренные кровью младенца, были так близки, что ему стало не по себе. Желудок, точно ворчливый старик, заурчал, чем привлек внимание другой крысы. Обнюхивая руку свинопаса, она подняла морду, поводила усами и, цепляясь острыми коготками за его штанину, с легкостью вскочила на его непомерный живот, стянутый широким кожаным ремнем. Медленно, дюйм за дюймом, она подступала к его лицу, обнюхивая покрывшееся холодным потом тело старика. Подобравшись к подбородку свинопаса, она приподнялась на задние лапки и глянула на него черными глазками. Не осталась в стороне и первая крыса, уже было открывшая пасть, чтобы вцепиться в ухо свинопаса.

«Вот он, лик смерти», — мелькнуло в голове Талбота.

Сжав зубы, он одним рывком перевалился на бок, сбросив с себя крысу, а затем вскочил на ноги и бросился бежать. Крысы, упустившие добычу, пискнули и бросились в погоню, увлекая за собой прочих собратьев. И, только одна крыса, старая, костлявая, потрепанная временем и зубами собратьев, осталась у изглоданного до костей тела младенца.

— Демоны, демоны, сущие демоны…, — бурчал Талбот, то и дело, бросая взгляд на преследователей.

Перепрыгивая через кучи мусора, крысы лязгали зубами, внося ужас в душу преследуемого. Впрочем, преследование было недолгим. Добежав до своего дома, стоявшего на краю Концевой улицы, Талбот юркнул в калитку и бросился под защиту собственных свиней. Все, как одна, свиньи встали на защиту хозяина, издав визг и двинувшись на врага широким фронтом. Крысы, столкнувшись со столь серьезным противником, пойти дальше калитки не посмели. Обратившись в бегство, они то и дело огрызались, вставая на задние лапки, словно показывая, будь их поболее, победа осталась бы за ними.

Что до Талбота, то от перенесенного потрясения он еще долго не мог оправиться. Загнав защитников в свинарник, он уселся на крыльцо и предался воспоминаниям двадцатилетней давности. Выгуливая свиней, он натолкнулся на старика с орущим младенцем на руках. Загнанный в угол, тот отчаянно отбивался от крыс, орудуя то палкой, то ногами. Но, силы были столь неравными, что конец старика и младенца был неизбежен. Бросившись на выручку, Талбот оказался более расторопным, нежели сегодня. Отогнав крыс, он сумел спасти младенца, успевшего потерять нос. Старик же оказался не столь везучим, ибо от полученных ран он изошелся кровью. Так, не имея ни жены, ни детей, Талбот обрел сына, дав ему имя Уизли. Сегодня ночью он мог обрести еще одного сына, но, видимо, Боги рассудили иначе.

Примечания

24

Драконий мыс — мыс к западу от Миддланда.

25

Море штормов — одно из пяти морей, омывающих Срединное королевство.

26

Срединный мир — страны пяти морей: Западного, Знойного, Бескрайнего, Моря штормов и Моря слез.