Философема

Философема (греч. φιλοσόφημα, силлогизм у Аристотеля) — философский вопрос или исследование, мудрое изречение, мнение.

Термин использовался в философской литературе для обозначения основного положения, философской идеи, лежащей в основе какого-либо учения. Например, Струве называет основной философемой социализма положение о коренной зависимости добра и зла в человеке от внешних условий.

Иногда философема противопоставляется мифологеме как более раннему способу осмысления действительности, тогда под мифологемой понимается понятие мистико-символического характера. Такое противопоставление употреблял, в частности, Николай Бердяев.

Со временем философемой стали называть короткую фразу, утверждение, введённое каким-либо философом и ассоциирующуюся с его учением, или, в более широком смысле, любую крылатую фразу, имеющую философский подтекст, иногда даже простонародную.

Философемой также называют художественный образ, имеющий глубокий символический смысл и неоднозначную интерпретацию.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

И тем не менее даже и в этом учении Канта об идеях как имманентных проекциях Ding an sich заключается драгоценное зерно теории мифотворчества: Ding an sich, трансцендентная теоретическому познанию, все же познаваема, и притом своим особым путем, отличным от имманентно-опытного; кантовские постулаты практического разума, его «разумная» вера, есть также не что иное, как мифотворчество. На гносеологическом языке миф и есть познавание того, что является запредельной Ding an sich для разума, и кантовское учение о непознаваемой вещи в себе содержит поэтому некий философский миф агностического содержания. Всегда отмечалась философская противоречивость этого кантовского учения: Ding an sich является одновременно и трансцендентна и имманентна разуму, есть для него зараз и ничто, и нечто. Однако эта противоречивость становится совершенно естественной, если понять кантовское учение в его надлежащем смысле – не как философему, но как миф или религиозное постижение, ибо в противоречивом с точки зрения спекулятивной философии определении трансцендентно-имманентного, Ding an sich, именно и выражается самое существо религиозного переживания.

Сергей Булгаков, Свет невечерний. Созерцания и умозрения, 1917

Трансценденция в философии может раскрываться в качестве перспективы знания о том, что выходит за пределы чувственного восприятия, за пределы всякого конечного и ограниченного познания. Таково наивно-метафизическое понимание трансценденции, превращающее философию в стандартный дискурс. Отказ от понимания трансценденции в качестве знания о метафизической области бытия был намечен еще в кантовском критицизме. В XX столетии эта тенденция к лишению трансценденции гносеологического и эпистемологического статуса найдет воплощение в различных направлениях: в экзистенциализме (наиболее ярко у К. Ясперса), логическом позитивизме (Б. Рассел, Р. Карнап, Л. Витгенштейн) и постструктурализме (в особенности Ж. Деррида). Весь этот критический и деконструктивистский процесс не означает, что трансценденция обязательно должна быть отброшена. Результатом становится смена ее статуса: из абсолютного знания о бытии трансценденция превращается в одну из бытийно-смысловых перспектив. Как таковая она может выполнять функцию либо укрепления, седиментации дискурсов, либо нейтрализации дискурсивной определенности. В первом случае мы получаем систему как абсолютизированный философский дискурс, состоящий из набора гипостазированных философем, которые поддерживают и обосновывают те или иные дискурсивные формации: государство, социальные институты, религию, мораль, дух народа и т. п. Если философии недоступно познание абсолютной истины, то, по крайней мере, она может сама производить такие истины – в качестве эффекта дискурса. И эти истины будут оказывать достаточно сильное воздействие на человечество. Во втором случае философский дискурс конституирует специфическое пространство нейтрализации сложившихся и установленных дискурсивных определенностей.

Вячеслав Фаритов, Онтология трансгрессии. Г. В. Ф. Гегель и Ф. Ницше у истоков новой философской парадигмы (из истории метафизических учений), 2017

Категоризация слова “идентификация” возможна только в меру философского осмысления обозначаемого данным словом явления. При этом главным препятствием оказывается непризнание философами философии наукой наук или основанием (эпистемологией, методологией, гносеологией) всех наук. Поэтому, как бы ни хотелось, не уйти от конфронтации с господствующей философемой о сути философии. Надо понять тот факт, что проблема философии является общенаучной и представители всех наук должны ее решать. Деградируют те науки, представители которых избегают философии и не владеют технологией философствования как основанием своих наук.

А. Г. Войтов, Философская технология идентификации сущности. Наставления мудрецам, 2009

В философии интеллектуальное дополняется эстетическим созерцанием и творчеством, стремлением к возвышенному. В основании философии – мироощущение, но состоит она не из художественных образов, а из философем; это наука, а не искусство. Несмотря на самостоятельность, они дополняют друг друга.

Группа авторов, Философия: конспект лекций

В шестовской философеме «стука» прочитывается не только евангельское слово (Матф. 7,7: «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам»), но и ветхозаветная история Авраама, пошедшего неведомо куда и обретшего, в конце концов, землю обетованную. Эти места из Библии потрясли воображение Шестова, вероятно, с молодых лет. Ведь уже в «Апофеозе беспочвенности» мы находим эту тему: Шестов здесь говорит об искателе в своем духе, называя его «философом-исследователем», сбросившим «намозолившую ему спину вязанку чистых идей». «Если бы его спросили, – замечает Шестов, – он, вероятно, ответил бы вам словами поэта: Je vais sans savoir ou, j attend sans savoir quoi»[85]. Но данная поэтическая редакция библейского источника опускает в нем самое главное – зов Божий, который, разумеется, слышал Авраам и повинуясь которому он двинулся неведомо куда. Кстати, и эта неведомость была относительной – направление начального движения, по крайней мере, Авраам знал. Библейские рассказы держатся на Божественном присутствии, на знаках и голосах, доносившихся до праотцов и пророков. Если в духе позитивистского XIX в. убрать Бога из Библии, оставив лишь пиетет к ее рассказам, то мы и получим вознесенный на пьедестал абсурд, характерный как раз для шестовской позиции.

В. П. Визгин, Лица и сюжеты русской мысли, 2016