Справедливая война

Справедливая война — морально допустимая война, которая соответствует определенным критериям.

Те, кто придерживаются данных принципов, допускают войну лишь в определенных случаях, занимая промежуточное положение между милитаризмом и пацифизмом.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

Благодаря переработке христианскими теологами этого библейского учения в Средние Века возникнет доктрина справедливой войны («bellum justum»), которая уже не та война, которую явно желает Бог, а война, которую можно законно вести, лишь бы она подчинялась определенным правилам и условиям[40]. Классическими условиями справедливой войны являются правое дело, законная оборона, пропорциональность средств, крайний случай (как ее оправдание). Войну должен вести компетентный орган власти, ее целью должен быть мир, она должна соответствовать определенному «справедливому намерению», подчиняться определенным правилам во время ведения операций, не допускать бесполезных жертв и т. д. Как подчеркивает Данило Дзоло, это, по существу своему, земная война, которая предполагает наличие устойчивой «auctoritas spiritualis»[41], в частности – власти Римской католической церкви. Важный момент заключается в том, что эти правила действуют только для народов «respublica christiana», то есть не применяются к язычникам, «неверным», «варварам», «дикарям», пиратам и т. д., которые никогда не могут апеллировать в ним. В итоге получается, что все крестовые походы являются ipso facto справедливыми войнами, поскольку мандаты понтифика выступают в качестве разрешений на завоевание земель, принадлежащих нехристианским народам. Таким образом, безграничная враждебность выводится за пределы европейского мира. Теория справедливой войны вводит, соответственно, дискриминационную концепцию войны: если есть справедливые войны, бывают также и несправедливые. Но она же разделяет человечество на две части: против «неверных» и «варваров» все средства хороши.

Ален де Бенуа, Карл Шмитт сегодня, 2007

С глубокой древности виднейшие мыслители-гуманисты считали неотъемлемым право народа на ответное насилие: оборонительные, справедливые войны и восстание против тиранов. «Во всех положениях и состояниях, – писал родоначальник либерализма Д. Локк, – лучшее средство против силы произвола – это противодействовать ей силой же. Применение силы без полномочий всегда ставит того, кто ее применяет, в состояние войны как агрессора и дает право поступать с ним соответствующим образом»[44].

Василий Пугачёв, Политология, 2010

Дзоло отталкивается от высказанной Карлом Шмиттом в «Номосе Земли» идеи, что объявление вооруженной агрессии государства вне закона, начиная с «вильсоновского космополитизма» Лиги Наций, на самом деле стало прелюдией для безграничных и дегуманизированных форм войны. Согласно Шмитту, говорит Дзоло, Первая мировая война ознаменовала собой конец jus publicum europaeum– Вестфальской системы, основанной на равенстве суверенных государств и признании Justus hostis – легитимного врага. Новый мировой порядок означал возвращение модели «справедливой войны» христианских схоластов, которая в своем этико-политическом измерении представляла собой своеобразное продолжение «священной войны» народа Израилева. В обстановке мира, гарантированной «беспристрастной» Лигой Наций, война переопределялась как международное преступление – преступление, которое могло быть вменено в вину индивиду так же легко, как и государству: вспомним раздававшиеся после Первой мировой войны призывы «отдать кайзера под суд». Опираясь на шмиттовскую периодизацию, Дзоло предлагает нашему вниманию генеалогию международного права XX века и его перехода от понятия Justus hostis к понятию агрессора как преступника с распространением права за рамки внутренней юрисдикции. В соответствии с этим диагнозом, поствестфальский порядок легитимирует ничем не ограниченное давление на тех, кого объявляют врагами человечества. Тем не менее этический универсализм, впервые нашедший свое воплощение в Лиге Наций, оказался неспособным или неготовым к созданию по-настоящему глобальных институтов для исполнения права за пределами национальных суверенных юрисдикции. В результате этот универсализм пришел к манихейскому видению конфликта, противопоставляющему гуманность варварству и целиком отвечающему интересам доминирующих держав.

Русский Журнал, Пушкин. Русский журнал о книгах №01/2008, 2008

Наиболее существенной проблемой для юристов того времени был вопрос о праве применения силы. Авторитетные источники, такие, как Ветхий Завет и Новый Завет, содержат запрет на убийство, максима которого выражается в пацифистских высказываниях Христа («подставь другую щеку»), но те же тексты приводят примеры, когда одобряется применение силы. Из этих противоположных максим схоласты выработали общее понятие оправдания ограниченного применения силы, и это понятие стало применяться к целому ряду взаимосвязанных категорий: сила, необходимая для исполнения закона; для самозащиты; для защиты другого; для защиты своей собственности; для защиты собственности другого. Таким образом, в отличие от римского права, также содержащего норму «Vim vi repellere licet» («Силу можно употреблять для отражения силы»), но которая использовалась не как отвлеченный общий принцип, а как норма, ограниченная конкретными типами ситуаций (человек может использовать физическую силу для защиты своей собственности от захвата), схоласты вывели его (принцип) из действия ограниченного круга ситуаций и разместили «над» всеми случаями, где незаконно используется сила. Поэтому этот принцип стал использоваться не только в гражданском и уголовном праве, но и в политических и богословских вопросах о «справедливой войне».

Игорь Царьков, Развитие правопонимания в европейской традиции права, 2006

В этих условиях активизировались силы, желающие пересмотреть итоги Второй мировой войны, принизить и даже свести к нулю главенствующую роль Советского Союза в разгроме фашизма, поставить знак равенства между Германией, страной-агрессором, и СССР, который вел справедливую войну и ценой огромных жертв спас мир от ужасов нацизма. 26 миллионов 600 тысяч наших соотечественников погибло в этой кровавой бойне. И больше половины из них – 15 миллионов 400 тысяч – это были мирные граждане.

Александр Звягинцев, Нюрнберг. Главный процесс человечества, 2016