Плюрализм

Плюрали́зм (от лат. pluralis — множественный) — позиция, согласно которой существует несколько или множество независимых и несводимых друг к другу начал или видов бытия, оснований и форм знания, стилей поведения и прочего.

Слово плюрализм может относиться к:

• Идеологический плюрализм
• Космический плюрализм
• Философский плюрализм
• Политический плюрализм
• Религиозный плюрализм

и другой.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

Перед нами – очевидный софистический прием «подмены основания». Диалектический монизм предполагает плюрализм, но по определению не «равен» ему, поскольку первый всегда – инвариант своих взаимозаменяемых вариантов. Так, изложенные идеи – моменты постмодерна, представимого и без них и в иной форме, но духовная ситуация нашего времени уже не представима без постмодерна как относительно единого феномена. Если же, согласно авторам, познание мира – все же «процесс» (в единственном числе!), который «развивается, совершенствуется», то это категории чистопородного монизма, который не только не отвергает плюрализм – открытый, поливариантный характер любой модели, но и предполагает его. Так, ризома определяется, с одной стороны, как «система без Генерала, без… центрального автомата», а с другой – в ее «середине» помещается более определенное «плато… протяженное силовое поле, которое… формирует и распространяет ризому… природная реальность проявляется в недоразвитости главного корня, но его единство все-таки поддерживается насколько это возможно» [Там же, с. 11, 28].

И. Я. Левяш, Глобальный мир и геополитика. Культурно-цивилизационное измерение. Книга 1, 2012

Часто плюрализм понимается как простое разномыслие, которое всегда присутствует в обществе, обусловливая его развитие. Например, в учебном пособии «Общая и прикладная политология» утверждается: «Понятие „плюрализм“ означает многообразие и применяется к мнениям, идеологиям и политике. С плюрализмом мнений люди встречаются ежедневно. Это вечная естественная форма человеческого разномыслия, без которого невозможно поступательное развитие человечества. В каждой области, в которой человек занят, действует, он, будучи по-своему уникален, обладает разным уровнем знаний, своеобразным опытом. У людей не одинаковы умственные способности, поэтому они вправе иметь и выражать свое мнение, отличающееся от мнения других». В этой связи подчеркивается: «В отличие от идейного плюрализма политический плюрализм как различие интересов и форм их выражения имеет иной правовой статус».[92] Однако какой именно статус, не указывается.

К. В. Старостенко, Конституционно-политическое многообразие, 2008

В неклассической философии единство мира начинает пробле-матизироваться, хотя и продолжает неявно рассматриваться по-прежнему в рамках той же самой бинарной оппозиции «единое/многое»; в результате – вполне ожидаемо и совершенно неудивительно, что отвергаемый после радикальной критики идеал единства заменяется идеалом множественности, а принцип тождества – принципом различия. Строго говоря, верно и обратное: именно благодаря утверждению множественности появляется возможность четко и концептуально отличить неклассический стиль мышления и стандарт рациональности от классического – как раз по этому самому признаку. Множественности как комплекс нередуцируемых различий провозглашаются общим решением – посредством устранения – проблемы невозможности последовательного и окончательного сведения широкого разнообразия вещей/явлений к одному началу/ субстанции/принципу, причем такое решение относится не только к теоретическим, но и практическим аспектам проблемы. Редукция начинает трактоваться не только как невозможная, но и как ненужная и даже скорее вредная – ведь даже попытки подведения всего и вся под один общий знаменатель грозят привести к тоталитарной идеологии и практике тоталитаризма, тогда как гарантирующая личные свободы подлинная демократия неотделима от принципа плюрализма позиций и предоставления реальных возможностей для разнообразия стилей и форм общественной и частной жизни. Так множественность и разнообразие, основанные на фундаментальных различиях, объявляются ценностью и целью, равно как и предпосылкой, и методологическим принципом, из-за чего постклассическую мысль иногда характеризуют как «философию различия» [см. 329; ср. 115, с. 321] – исходя, по-видимому, из напрашивающейся опять-таки бинарной оппозиции «тождество/различие».

В. Ю. Кузнецов, Взаимосвязь единства мира и единства культуры, 2013

Но здесь необходимо отметить нетождественность употребляемой нами категории «плюрализм правопонимания» и категории «правовой плюрализм». В рамках настоящего исследования плюрализм правопонимания интерпретируется лишь как существующее множество подходов к пониманию феномена «право», не более того. Причем в рамках данного феномена усматриваются две исторические тенденции. Первая характеризуется противоборством ведущих научных школ и соответствующих типов правопонимания. Двигателем этой исторической дискуссии являлась глубочайшая убежденность в исключительной истинности соответствующего исследовательского направления. Вторая тенденция связана с кризисом правопонимания. Право начинает рассматриваться как некий многоаспектный феномен, различные школы и направления уже перестают претендовать на формулировку некой юридической «истины в последней инстанции». Плюрализм правопонимания все чаще связывается с возможностью компромисса, научного диалога и т. д. Эти две тенденции совершенно точно охарактеризовал И. Л. Честнов: «Плюрализм в правопонимании, – пишет ученый, – судя по всему, имел место всегда (начиная со времени противостояния Платона софистам и до наших дней). Однако сегодня ситуация принципиально иная. Многообразие точек зрения в прошлые времена не колебало уверенности в том, что одна из них (исповедуемая соответствующим представителем какой-либо научной школы) не просто наиболее предпочтительна или аргументированна, но отражает "истинное право" или, по крайней мере, приближается к нему. В любом случае сохранялась убежденность в том, что истину (в праве или применительно к праву) мы ("наша школа") если не сейчас, то в ближайшем будущем непременно познаем. Отсюда вера позитивистов в превосходство над юснатуралистами (и наоборот), а сторонников социологии права над всеми вместе. Сегодня же такой уверенности ни у кого нет и быть не может (тот, кто это еще не осознал, непременно скоро придет к такому выводу)».[43]

П. А. Оль, Правопонимание: от плюрализма к двуединству, 2005

В последней трети XX в. популярность и интеллектуальное влияние приобрела философия постмодернизма. Постмодернизм во многом стал реакцией интеллектуалов на идеологию просвещения, поэтому его часто называют идеологией пост-просвещения. На смену классическому типу рациональности с ее всеупорядочивающим детерминизмом, преклонением перед Разумом с большой буквы приходит постмодернистская раскованность, радикальная гетерогенность, непрерывная дифференциация, отрицание всякой упорядоченности и определенности формы. В философии истории постмодернисты отвергли все прежние объяснительные модели. С их точки зрения, истории как единого процесса нет, существуют лишь отдельные фрагменты, события истории. Для их описания они используют понятие «ризома», заимствованное из ботаники. Ризома не имеет единого корня, это множество беспорядочно переплетенных побегов, которые развиваются во всех направлениях. Поскольку, согласно постмодернизму, история состоит из трещин, разломов, провалов и пустот человеческого бытия, историк должен двигаться интуитивно, как ризома по пересеченной местности, где нет четких ориентиров. Современный французский философ Жиль Делез убежден, что такой подход позволяет непрерывно умножать грани исследуемой реальности. История становится полицентричной, она ломается, рвется, течет несколькими разнородными потоками, и будущее этих потоков неопределенно. Неопределенность, снятие всех и всяческих границ – ключевая характеристика постмодернистской парадигмы исторического познания. Ее изъяны – излишний негативизм, деконструктивизм, хаотический плюрализм, релятивизм.

Ч. С. Кирвель, Социальная философия, 2013

И, наконец, несколько слов о плюрализме истины. Согласно классическим представлениям, «истина всегда конкретна», «двух истин об одном и том же предмете быть не может», «истина объективна, она не зависит от вкусов и предпочтений людей». Однако с открытием физиками явления, названного «корпускулярно-волновой дуализм», потребовался новый («неоклассический») подход к данной категории. Выяснилось, что два утверждения (свет – это волна; свет – это частица (фотон)) истинны, что обусловлено сложной природой данного явления. Так в науку вошло выражение «плюрализм истины», понимаемое как возможность двух и более достоверных суждений об одном и том же предмете. Поскольку в социальном мире сложных, многозначных явлений вряд ли меньше, чем в мире элементарных частиц, то появилось оправдание методологической установки релятивизма, причем не только в гносеологии, но и в эстетике, этике (аморализм), праве. Безусловно, являются истинными разные определения человека, т. е. не только как существа разумного (Homo Sapiens), но и производящего орудия труда (Homo Faber), играющего (Homo Lu-dens) и др., поскольку каждое из них выделяет действительно существенный атрибутивный признак. В этом смысле можно говорить о плюрализме истин о человеке. Что касается релятивизма, то он обесценивает всякое понимание истины и, следовательно, не применим в социологической методологии.

С. А. Шавель, Общественная миссия социологии, 2010

В частности, это относится к так называемой проблеме «плюрализма» в описаниях и объяснениях реальности научными теориями. «Плюрализм» в этом контексте есть следствие или даже другое имя релятивизма: если смысл «истинности» и «эмпирической адекватности» меняется при переходе от одной теории к другой (из-за радикального изменения концептуальных «каркасов» со свойственными им системами значений научных терминов), то «истинных» и «соответствующих фактам» описаний и объяснений может быть столько, сколько теорий вовлечено в процесс их создания. Аргументация здесь может быть разной, но суть одна: проблема научной истины утрачивает мировоззренческий смысл, превращаясь в техническую задачу сравнения критериев «эпистемической оценки» и выяснения условий (в том числе и в первую очередь – социальных), при которых одни критерии принимаются, а другие отвергаются конкурирующими научными сообществами.

Коллектив авторов, Научные и богословские эпистемологические парадигмы. Историческая динамика и универсальные основания, 2009

Философия не соответствует такого рода критериям и требованиям. Философия – прежде всего, мировоззрение, включающее в себя и научные знания, способствующие формированию определенного отношения к миру, его оценки с точки зрения принимаемых идеалов. Таким образом, философия всегда носит личностный характер в отличие от научного знания, которое объективно, безличностно с точки зрения полученного результата. В философии в отличие от науки существует множество идей, систем, взглядов, плюрализм мнений, здесь знание всегда несет на себе отпечаток личности, индивидуальную неповторимость, многообразие, специфичность стиля философствования и оригинальность используемого языка.

Я. С. Яскевич, Философия и методология науки. Вопросы и ответы. Полный курс подготовки к кандидатскому экзамену, 2007

Таким образом, и в философии науки, и в социальной философии, и в теории можно проследить достаточно четкую тенденцию утверждения плюрализма типов рациональности, при которых последняя сводится к технологии частных замкнутых в себе парадигм человеческой жизнедеятельности. Разумеется, такая релятивизация понятия рациональности резко противостоит классическому пониманию рациональности как основополагающей ценности культуры, предполагающего осознанный поиск универсальных глубинных основ адекватного вписывания Человека в объемлющий его Универсум. Замыкание рациональности на механизмах частных парадигм человеческой деятельности в конечном счете – вполне логично и закономерно – приводит к позиции так называемого эгалитарного релятивизма, согласно которому «выбрать какую-либо альтернативу не более рационально, чем любую из ее конкурентов»[28]. Радикальная форма этой позиции приводит к принципиальному отрицанию идеи рациональности как таковой: «Реально вообще не существует такого объекта, как рациональность, ее идея есть заблуждение и обман. Причина того, что все альтернативы рационально эквивалентны, коренится в том факте, что рациональность – пустое понятие»[29].

В. С. Швырев, Рациональность как ценность культуры. Традиция и современность, -1

Как и модернизм, постмодернизм опирается на особые постулаты и основания. К важнейшим из них относятся идеализм и отрицание эпистемологического и философского реализма, отрицание фиксированной, объективной и абсолютной истины. По этой причине постмодернизм не признает существования какого-либо тотального принципа или единого критерия и отрицает общезначимость какой-либо идеи или доктрины. Как отмечал Лиотар[15], нельзя больше говорить об универсальной идее или об абстрактной рациональности, поскольку общий и универсальный разум никогда и нигде не существовал. Мыслители постмодернистского направления ведут речь о множественных разумах и множественных идейных сферах. Таким образом, в мире постмодерна отсутствует вера в объективный мир, универсальные теоретические конструкции и аргументы, а всякого рода метанарративы, касающиеся легитимности, берутся под подозрение (Рахнамайи, 1384: 199–201). Здесь неизбежно возникает эпистемологический релятивизм (Раббани Гольпайгани, 1378: 36), который является источником религиозного, культурного, социального и этического плюрализма (Джавади Амоли, 1380: 207). Релятивизм приводит также к скепсису в отношении традиционных убеждений и ценностей, присущих различным сферам культуры, экономики, этики, педагогики и т. д. (Акбар Ахмад, 1380: 37).

Коллектив авторов, Ислам и модерн, 2017

Смещение концепций Свободы в область мелодраматической формы социальной реальности иллюстрирует Ральф Дарендорф в своем эссе (1957 г.), где он говорит, что человек становится несвободным, отчужденным существом из-за общества, из-за тех институтов, частью которых он является, из-за тех различных ролей, присущих его сложной социальной позиции. В свободном обществе, по мнению Дарендорфа, плюрализм является гарантией свободы: плюрализм институтов, форм конфликтов и интересов. Основное понятие в концепции свободы у Дарендорфа – социальная роль (природа понятия «роль»– драматическая). Проблема свободы человека как социального существа – это проблема баланса между роле – обусловленным (детерминированным) поведением и автономностью, самостоятельностью индивида. Дарендорф предлагает две концепции свободы: первая определяет свободу как действительно существующее условие самореализации всех членов общества, которое не может быть достигнуто без нарушения автономности, самостоятельности отдельного индивида; согласно второй – общество освобождает себя и отдельных индивидов от тех оков, которые не происходят из его природы. Свобода понимается как сумма условий, положений и состояний, необходимых для успешного участия индивида в жизни общества, общество же, в свою очередь, должно давать равный шанс свободы каждому члену.

О. Ю. Порошенко, Оптимистическая трагедия одиночества, 2015

Вместе с тем необходимо принимать во внимание особенности категории целостности в понимании мыслителя – она не означала полной унифицированности социальных процессов и регулирующих их закономерностей, равно как и не отрицала частичной унифицированности, – применительно к социальной целостности мыслитель предполагал интеграцию (как движение, тенденцию, но не как факт) регулярностей развития. Концепция социального единства как подчиненности частей целому, частностей общему принципу для Гурвича была принципиально неприемлема. Он неоднократно возвращался к мысли о том, что нахождение равновесия частей и целого, как в практическом, так и в теоретическом плане, составляет основную задачу социальной философии, призванной «утверждать бесконечный и нередуцируемый плюрализм социальных тотальностей, каждый раз требующих экспериментального подтверждения с помощью множества технических процедур диалектизации, ни одна из которых не допускает заранее заданной метафизической конструкции»[508]. И ту интерпретацию, которую А. Б. Гофман находит в концепции Гурвича, он сам жестко критиковал в таких концепциях социального единства, как теории О. Шпенглера и О. Шпанна[509], противопоставляя им свою диалектическую теорию общества.

М. В. Антонов, Право и общество в концепции Георгия Давидовича Гурвича, 2013

Среди тех, кто пытался взглянуть на развитие самого естествознания в понятиях историзма, был, в частности, Р. Коллингвуд, настаивавший на культурно – исторической обусловленности самого разума7. Тем не менее исторический подход к пониманию рациональности в науке не получил широкого распространения вплоть до конца 50–х – начала 60–х годов. Пристальное внимание историков и философов науки к научным революциям, меняющим сами критерии рационального знания и в этом смысле напоминающим, согласно концепции Т. Куна, что-то вроде «переключения гештальта», привело к установлению плюрализма исторически сменяющих друг друга форм рациональности. Вместо одного разума возникло много типов рациональности. Тем самым была поставлена под вопрос всеобщность и необходимость научного знания. Скептицизм и релятивизм, столь характерные для историцизма в философии, распространились теперь и на естествознание8.

П. П. Гайденко, Научная рациональность и философский разум, -1

Как ни странно, философия культуры не возникла и в эпоху гуманизма. Казалось бы, в это время культура выделилась из культа и достигла высокой степени автономии. Возродился античный антропоцентризм. Практически утвердило себя представление о культурном плюрализме. Тем не менее, по-прежнему философская наука о культуре остается невозможной и неуместной. Может быть, это связано с тем, что появился такой самодостаточный предмет для размышлений, как «природа»: в однородном измерении природы можно было разместить весь универсум явлений так же, как размещался он греками в измерении «разума». Культура и в этом случае лишь имитирует природу, и значит – изучать надо не копию, а оригинал. К концу XV в. очевидно некоторое разочарование в идеале природы: появляется маньеризм, деформирующий естественные пропорции в пользу субъективности духовного взора; заметно ощущение неполноценности природы и незаменимости человека. Но этот процесс резко затормозился коллизиями Реформации, которая в некотором смысле была «антикультурной» силой, противопоставившей видимость (а значит – профанность) образа невидимому знаку. Протестантизм утвердил в правах неслиянность воли и веры с природой, но вторая компонента культуры – выразимость воли в символе – была блокирована строгой цензурой борцов с «идолами». Также мало склонен к пониманию специфики культуры и XVII в. с его парадигмой универсального Разума, по отношению к которому мир культурных реалий был лишь случайным разнообразием, легко редуцируемым к первичным рациональным (собственно, математическим и естественно-научным) моделям.

А. Л. Доброхотов, Телеология культуры, 2015

Из плюрализма мнений, множественности интерпретаций следует, например, нередкое и даже закономерное расхождение реальных событий и вербальных фактов в средствах массовой информации (Мохирева, 2012). Сообщения СМИ – это всегда уже проинтерпретированные факты, а не какие-то якобы первичные данные о том, «как все произошло на самом деле». Несколько очевидцев наблюдали событие под разными углами зрения, неудивительно, что они и описывают его неодинаковыми способами. Результатом оказывается не единообразие, а множественность описаний произошедшего. «Таким образом, реальное событие, отображаясь в медиатексте, теряет свойство континуальности и приобретает признак дискретности. Аудитория воспринимает только одну „грань“ события, актуализированную в данном журналистском тексте (с определенной оценкой, коннотацией, эмоциональной характеристикой), иные аспекты, оказываясь за „границей“ текста, выпадают и из поля зрения реципиентов» (там же, с. 116). Более радикальная точка зрения отражена в известном и весьма распространенном суждении: в политике реальность никому не нужна; главное то, что кажется реальностью доверчивым массам (а эту «кажущуюся реальность» творят СМИ).

В. В. Знаков, Психология понимания мира человека, 2016

Пренебрежение образным мышлением (т. е. переходом от чувственного образа к абстрактному образу и далее к схематическому образу) приводит авторов [1] к проблеме соотношения эмпирии и теории «Любое удовлетворительное решение данной проблемы (реверанс в сторону идеалистического плюрализма Л.Я.) должно заключаться в непротиворечивом совмещении двух утверждений: 1) признании качественного различия между эмпирическим и теоретическим знанием в науке и 2) признании взаимосвязи между ними, включая объяснение механизма этой взаимосвязи… Эмпирическое знание суть множество высказываний (не обязательно логически связанных между собой) об эмпирических объектах. Теоретическое знание суть множество высказываний (как правило, организованных в логически взаимосвязанную систему) об идеальных объектах…содержание теоретического знания является имманентным продуктом самого сознания, тогда как содержание эмпирического знания лишь частично зависит от сознания, а частично – от независимой от него (и являющейся всегда тайной для него) материальной реальности.

Л. С. Якунин, Философские вопросы науковедения, 2017

Излагаемый в исследовании эскиз смыслогенетической теории носит по необходимости постулативно-гипотетический характер, поскольку построить полностью доказательную теорию культуры на основе современных научных данных невозможно. А если вспомнить теорему Геделя, невозможно это вообще. Не говоря уже о неизбежном конфликте толкований даже относительно твёрдо установленных данных в условиях современного методологического плюрализма и эпистемологической анархии. Из этого не следует, однако, что я пренебрегаю принципом научной доказательности. Напротив, я стараюсь следовать ему везде, где это возможно. Однако сама задача широкомасштабной ментально-культурной реконструкции в принципе не может быть решена без введения гипотез, заполняющих отсутствующие конструктивные узлы в теоретических построениях. Здесь критерием служит уже не соответствие научным данным, каковых может и не быть вовсе, а объяснительная способность теории, т. е. потенциал непротиворечивой интерпретации феноменов и явлений, которые другими концепциями либо не интерпретируются, либо интерпретируются неадекватно, либо, как нередко бывает, вовсе игнорируются.

А. А. Пелипенко, Избранные работы по теории культуры, 2014

Сказанное об утилитарном характере народной систематики очевидным образом справедливо и в отношении народных классификаций: они выделяются главным образом исходя из практических нужд. Такие классификации производятся по независимым основаниям деления – свойствам, значимым с точки зрения этих нужд: домашние-дикие, полезные-вредные, съедобные-несъедобные, водные-наземные и т. п. Поэтому параллельно существует несколько одинаковых по своему статусу (значимости) классификаций, при необходимости их могут объединять так называемые «фасетные» классификации, имеющие вполне технический смысл (см. 6.2.2). Как видно, на этом архаичном этапе уже проявляет себя своего рода «таксономический плюрализм», присущий более продвинутым версиям систематики (см 1.2.1, 6.1.1).

И. Я. Павлинов, Биологическая систематика: Эволюция идей, 2011

Важным компонентом гуманизма культур развития является этика служения (идее, будущему), этика долга. Более того, есть основания полагать, что европейский и русский человек в общем тренде эволюционируют в сторону человека самопринуждения, человека долга, человека служения (идее, будущему, цели). Однако в европейской культуре есть и крайние (полярные, недиалектические) направления этики – этики консервативного (традиционного) типа (фанатизм на различной почве, как коллективистской, так и индивидуалистически-эгоистической) и этики бесцелевого процесса (этика текучести – «цель ничто, движение все», порождающая множественность форм при утрате целевого контекста, выражающаяся в скептицизме, плюрализме, анархизме, декадентстве, постмодернизме, разных формах мизантропии).

Александр Селиванов, Развитие объектов. Наука управления будущим, 2016

Вообще необходимо отметить, что в современной социологии очень ярко проявляется тенденция к плюрализму различных парадигм, что выражается в усилении дифференциации системы социологического знания. Данная особенность остро ставит проблему разработки и проведения единой теоретико-методологической линии в социологии. Этот факт позволяет говорить о социологии как о «мультипарадигмальной» науке.

С. А. Давыдов, Социология: конспект лекций, -1

Понятие сверхсознания присутствует в подтексте уже в «Опыте о непосредственных данных сознания», хотя явно еще там не обозначено. Ав «Творческой эволюции» Бергсон четко формулирует данное понятие. По Бергсону, «если бы жизнь была самим сверхсознанием, она представляла бы собой чистую творческую деятельность»[101]. Но жизнь связана с материей, реализуется в ней, преодолевая сопротивление последней. «Сверхсознание – единственное начало развертывания жизни, однако проявляется оно через дуализм материи и жизни, через плюрализм эволюционных линий и живых существ»[102]. Длительность сверхсознания, сверхчеловеческого сознания – это и есть длительность Вселенной; ослабление этого сверхсознания и порождает материю[103]. Наличие сверхсознания позволяет говорить о мире (Универсуме) как о живом существе.

Е. В. Ровенко, Время в философском и художественном мышлении. Анри Бергсон, Клод Дебюсси, Одилон Редон, 2015

Современное культурное многообразие является историческим наследием. Его можно считать огромным достоянием, поэтому сохранение культурного многообразия – залог дальнейшего плодотворного развития культуры. Общепризнанным в сфере культуры является принцип сохранения разных уникальных культур, а не навязывания некоего культурного нивелирования, или униформности (путь, на который подталкивает глобализация). Вместе с тем в этом вопросе также есть разные позиции, с проявлениями которых сталкиваются и социологи, и любые граждане, – от этноцентризма (признание исключительности своей нации, ее культурного наследия вплоть до утверждения ее превосходства над другими) до культурного релятивизма (признание культурного плюрализма и невозможности сравнения культур вплоть до невозможности адекватного понимания культуры людьми, которые к ней не принадлежат). Данная позиция не предполагает никаких оценок, не возвышает одну культуру над другой, однако она не оставляет возможности и для сравнительного исследования культур.

А. Н. Данилов, Социология, 2014

Как мы уже отмечали, история социологической мысли насчитывает в своем развитом виде менее двух веков. Однако, даже эта короткая история показывает путь общества от незнания к знанию своей собственной природы. Причем этот путь вбирает в себя плюрализм развития социологической мысли.

А. В. Воробьев, Социология, 2009

Поскольку солидаризация культурных традиций имеет ярко выраженную нравственно-ценностную основу, то вполне очевидно, что концепция культурного солидаризма может быть выражена в сфере стратегического культурно-ценностного партнерства различных народов и государств. Речь идет о культурном солидаризме как содружестве культурных сообществ, союзе культурных и политических элит, формировании политической мировой оси, способной быть гарантом глобальной стабильности, а также основой для экономического партнерства. Культурный солидаризм – это культурный плюрализм в границах духовных организмов культуры. Культурный солидаризм – это многоугольник культурных сообществ, в основе партнерства которых лежат не геополитические и экономические интересы, а сверхприродные нравственные ценности. Культурный солидаризм может быть увиден как развитие традиций культурного плюрализма при признании нравственных ценностей как универсального языка межкультурного общения. Культурный солидаризм никоим образом не представляет собой альянс стран Востока, направленный на конфронтацию с Западной Европой и США. Он связан с освоением великого культурно-ценностного ресурса европейского мира. Однако конечно культурный солидаризм представляет собой попытку ценностного сопротивления распространению массовой псевдокультуры, провоцирующей процесс декультурации. Но подобное сопротивление никоим образом не связано с конфликтом идеологий, инициирующим столкновение цивилизаций. Речь идет о выходе за рамки столкновения идеологий и фундаменталистски идеологизированных религий и переходе на позиции ценностного универсализма.

Сборник статей, Культура и мир, 2009

Значение политологии, возрастающее с момента ее становления в качестве самостоятельной науки на рубеже XIX–XX веков, прямо обусловлено все более широким распространением принципов демократии, правового государства, идеологического плюрализма. Выборность власти, гражданский контроль за ней, открытый характер политической и идейной борьбы, массовость политического участия – эти и другие черты современных политических систем делают жизненно необходимой глубокую разработку проблем политики и власти вообще.

А. П. Долгов, Политология. Учебное пособие, 2014

Когда был монополизм монистов, считавших себя носителями истины в последней инстанции, то любое несогласие с их мыслями было опасно: они своих врагов уничтожали не только идейно. Теперь безбрежный плюрализм как проявление того же монизма. Поменяв личину, те же субъекты не допускают в свои ряды инакомыслящих. Оставаясь монополистами в официальной школе, они служат камнем преткновения интеллектуальному, а тем самым и любому иному прогрессу общества. Они единодушцы и, порой, единоверцы, а не единомышленники науки.

А. Г. Войтов, Философская технология идентификации сущности. Наставления мудрецам, 2009

XVIII веком был открыт естественный плюрализм культур: географическая экспансия Европы, колониализм, миссионерство, археологические раскопки – все это обнаружило не «варварские», как полагали ранее, но именно альтернативные культуры. В соединении с руссоистскими разочарованиями это составляет синдром отрицания однонаправленного развития цивилизации.

А. Л. Доброхотов, Избранное, -1