Примета

Приме́та — устойчивая связь двух явлений объективной действительности, одно из которых понимается как знак, а второе — как его толкование, обычно в виде прогноза на будущее; языковая (в виде афоризма, паремии) репрезентация этой связи. Как правило, к приметам относятся те толкования, которые базируются на коллективном опыте и фиксируются в коллективной памяти. Приметы существуют издревле во многих культурах и цивилизациях.

Тематически приметы репрезентируют основные сферы интересов традиционного сообщества: погоду, хозяйство, в меньшей степени — сферу повседневности, семейные отношения и личностные особенности человека. При этом приметы погоды и хозяйственные приметы имеют по преимуществу рационалистическую основу, а бытовые и семейные — в основном суеверную.Многие приметы предположительно имеют древние корни. Например, вера в то, что пятница, 13-е — несчастливый день, появилась из-за вольной трактовки Ветхого Завета, якобы в этот день Каин убил своего брата Авеля.

Религиозными институциями приметы обычно считаются частным случаем суеверий, а научными — примером такого когнитивного искажения, как иллюзорная корреляция. Русская православная церковь критически относится к суевериям и считает их греховными, однако толерантно воспринимает приметы, основанные на наблюдениях.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

После Ильина дня ночью появляется новое небесное явление – бесшумные яркие вспышки, которые коми-пермяки называют зорянкой, полоком, а само это время – калеными ночами: «Калёные ночи пошли, значит, скоро будет холод, и осень будет» (ПМ: Куд., Ленинск, 118). По зафиксированным К. Жаковым материалам, это мифологический персонаж Каленик огненными вспышками на небе разделяет птенцов от матерей [Жаков, 1903: 417]. Название персонажа происходит от имени христианского мученика Калинника, день памяти которого приходится на 11 августа. Также отмечается, что во время зорянок «поспевает рожь» (ПМ). Данное народное представление очень символично. Оно не просто отмечает изменения в природе, в животном и растительном мире, но и связывает их вместе. Осенние зарницы и отделение птенцов, а затем их отлет, как и другие приметы Ильина дня, знаменуют наступление осени, холода и периода темноты. Важно, что в данном случае отмечается изменение небесных явлений, то есть сезонные перемены соотносятся с пространственной структурой мира, преобразованиями в ней. Данные мифологические тексты можно расшифровать таким образом, что небо вместе с олицетворяемым его Богом после Ильина дня начинает отдаляться от земли. Некоторые параллели обнаруживаются и в мансийской мифологии, в которой Мир-сусне-хум – ‘за миром следящий человек’, одновременно являющийся символом солнца, принимает ипостась птицы и предупреждает о времени прилета и отлета птиц [Гемуев, 2003].

Т. Г. Голева, Мифологические персонажи в системе мировоззрения коми-пермяков, 2011

Но, приметы и обряды, сохранившие со времен язычества, уже устарели. Сейчас применяются, активно рекламируются и пропагандируются другие средства общения с миром бесов. Антипод древней иконы, имеющийся в каждом доме – телевизор. На первый взгляд он несет положительную информацию – новости, познавательные и развлекательные программы, художественные и документальные фильмы, прогноз погоды, курсы валют, музыку, театр и многое другое. Ничего плохого в этом нет. Утверждать: «Телевизор – от беса» – глупо. Нет ни одного человеческого изобретения, несущего людям только зло. Зло – то, как используют изобретение. Кухонным ножом можно отрезают хлеб и убить человека, а с оружием в руках защищают Родину. Современный человек редко обращается к иконе – окну в небесный мир, как называли образа древние христиане. У него есть другое окно – телевизор, куда он нередко смотрит дольше, нежели в лица своих близких. Телевизор, как изобретение, полезно, но проводить перед ним большую часть времени – вредно, даже только с медицинской точки зрения. Привычка к этому источнику информации, выработала у многих людей духовную бедность и пустоту, которую заполняет экран. У наших предков эту роль исполняли образа святых, а молитва к ним, насыщала духовные потребности людей. Один древний русский святой, оставил пророческие записи о невиданном в XVII веке изобретении: «Икона беса будет в каждом доме, а рога и хвост он выставит наружу». Довольно точное и образное сравнение для средневекового человека.

Группа авторов, Христианство, суеверия, магия и оккультизм, 2012

Возвращаясь к отечественной традиции, отметим, что совершивший в качестве бога неба первый половой акт с Матерью-Землей и образовавший с ней первую в мире брачную пару, Сварог уже в силу одного этого должен был считаться покровителем союза между мужчиной и женщиной. Небо (или замещающие его элементы типа дождя или снега) подобно мужчине покрывает Землю, и этот образ глубоко запечатлелся в народном сознании. После принятия христианства он по созвучию названий был приурочен к празднику Покрова св. Богородицы, который в данном эротическом контексте иногда воспринимался как мужское начало: «Батюшка Покров, покрой сыру землю и меня молоду (голова покроется платком – символом замужества)». То, что первоначально здесь имелся в виду отнюдь не платок, указывает другое, более древнее заклинание-молитва. Желавшие выйти замуж девушки, переступая в день Покрова порог церкви, просили: «Мати Пресвятая Богородица, покрой землю снежком, а меня женишком». Поскольку к этому христианскому празднику приурочивались свадьбы, то возникли поговорки типа «Придет Покров, девке голову покроет» или приметы «Если снег землю покрывает на Покров – счастливое предзнаменование для обрученных». Именно к небу в поисках мужа обращается женщина в галицкой песне:

Михаил Серяков, Радигост и Сварог. Славянские боги, 2013

В качестве мифологического персонажа ветер почти всегда выступал в человеческом обличье, то как один человек (средовек, дед), то как четверо мужчин, дующих на четыре стороны света, то как глава семьи, где его сопровождали двенадцать сестер, и т. п. Судя по описаниям внешности ветра, характерными приметами его были огромная голова, толстые губы, изодранная шапка, дырявый кожух. Слабый ветер расценивался как добрый знак; сильный, соответственно, как недобрый. В воздухе обитают различные демонические существа и болезни (отсюда «поветрие» – заразная болезнь, приходящая с воздухом). Ведьмы, черти и другая нечистая сила прилетают по воздуху, что неоднократно описано в русских народных легендах, сказках и повестушках. Чтобы вызвать небольшой попутный ветер, необходимый для веяния жита, мореходства, рыболовства, работы мельниц и др., прибегали к свисту, пению, дули в нужном направлении, махали руками, произносили заговоры и призывы. А чтобы не вызвать большой ветер, соблюдали ряд ограничений, в частности, не мотали нитки летом на закате солнца. В особенности нельзя было проклинать ветер, который мог отомстить, превратившись в вихрь, смерч, ураган.[118] Такая характерная черта воздуха, как невидимость человеческому глазу, делала и все обитавшие в воздушной среде существа невидимыми или едва видимыми. Пар, роса – вот наиболее часто принимаемые этими существами формы. У таких существ как бы два тела – одно видимое, другое – воздушное. И хотя их называли «двоедушниками», на самом деле их следовало бы называть «двутелесниками», поскольку души, как и все на свете у язычников, обладали телесной формой.

Людмила Алексеевна Черная, Антропологический код древнерусской культуры, 2008

В обеих книгах немало метких зарисовок: толпа на улицах и солнечных пляжах Алжира, ее вечерние развлечения и спортивные зрелища, облик завсегдатаев кафе, кинозалов, танцплощадок, домашний быт обитателей предместий. Однако краткие эссе Камю – менее всего «физиологические очерки» или репортажи. Для наблюдателя нравов он слишком погружен в себя: он и не пробует проникнуть внутрь житейской механики, с него достаточно двух-трех световых пятен и примет, схваченных на лету, чтобы, оттолкнувшись от этого, предаться каким-то своим заветным мыслям о нашей земной участи. Социальная сторона бытия вообще занимает его в последнюю очередь – вся эта служба, семейные заботы, привычки своего круга, насущные нужды и прочий повседневный ритуал лишь заслоняют изначальную правду («Любовь к жизни»), ту неизреченную тайну, которую каждый хранит в сокровенных уголках сердца, не пробуя даже передать в словах. Другие могут в нее проникнуть не иначе, как расшифровав чужое молчание или случайно перехваченный взгляд («Ирония»). Конечно, уклад общества, обрекающего многих на бедность, тяжким бременем ложится на их плечи, но ведь так повелось не со вчерашнего дня и не завтра изменится. Все это небезразлично, но в конечном счете преходяще, наносно. Истина кроется за пределами этого пласта жизни. «Я находился где-то на полпути между нищетой и солнцем, – пояснял Камю свои первые эссе двадцать лет спустя, в предисловии 1954 года к «Изнанке и лицевой стороне». – Нищета помешала мне уверовать, что все благополучно в истории и под солнцем; солнце научило меня, что история – это не все» (II, 6).

Самарий Великовский, Грани «несчастного сознания». Театр, проза, философская эссеистика, эстетика Альбера Камю, 2015

Каждый праздник нисходит на землю, как некий царь, – в сопровождении ярко расцвеченной свиты обычаев, преданий, поверий, примет и суеверий, накопленных веками, в пышном ореоле символов, часто заслоняющих в мировоззрении среднего человека религиозную или историческую основу празднуемого события. Так, – за блеском легенды о «святом», за лучезарным сиянием поэтического венца вокруг его головы, теряются зрительные представления о действительных чертах его лика. Наиболее резкий пример, как история святого может быть совершенно уничтожена поэтическою легендою о нём, представляет собою жизнеописание св. Георгия, рыцаря-патрона «старой весёлой Англии», в действительности же александрийского епископа в четвёртом веке, притом далеко не блестящего в ряду великих мужей тогдашнего мощного христианства. Полюбившийся символ заслонил в веках человека. Для множества людей, праздник – также, прежде всего символ: Рождество – это детская ёлка; Троица – берёзки, цветы, гирлянды, крёстный ход; Иванов день – потешный костёр, расцвет папоротника, шуточное кладоискательство; Вербное воскресенье уже одним названием своим обличает символ, с ним сопряжённый; Успение – праздник дожиночного снопа, а на юге – первой кисти винограда; Преображение слывёт в народе Спасом на яблоках, в отличие от Спаса на воде и Спаса на меду. Христианство, таким образом имеет своих язычников, бессознательно сближающих религии, происшедшие из Евангелия с пантеизмом древних извечных культов; жизнь Христа комментируется для них годовым оборотом жизни природы, Бог всеобъемлющей любви есть не только Солнце Правды, но и зримое солнце, животворящее землю. Это христианское язычество, в огромном большинстве своих проявлений, настолько грациозно, наивно и трогательно, что против него редко поднимаются руки даже у самых суровых ортодоксов церковной догмы. Вере оно никогда нигде не мешало.

Амфитеатров А. В., Красное яичко, 1904

Небо воспринимается как тончайший, неуловимо-бездонный вопрос, а земля, обширная и прочная, – как хорошо обоснованный и вполне удовлетворяющий их ответ. Находящиеся здесь люди осознают, что во всем есть правая и левая стороны, верх и низ, что есть свет и тень, покой и движение; становится очевидным, что вогнутое – это лоно, готовое принять в себя выпуклое, что сухое стремится к влажному, холодное – к горячему, что молчание подобно постоялому двору, пребывающему в ожидании шума и суматохи. Ритмическое таинство космоса открывается им не в результате извне почерпнутой учености: это вино, само являющееся мудрым богом, одарило их способностью мгновенного интуитивного постижения великой тайны. Разве можно представить себе, чтобы в их головах могли поселиться какие-нибудь понятия; конечно же, нет: вино погрузило их тела в текучий разум, в котором плавает мир. Наступает минута, когда движения рук, торсов и ног этих людей тоже становятся ритмичными, мышцы не просто сокращаются – теперь это происходит согласованно. Ориентиром, компасом телесных движений является некая таинственная логика, пребывающая в мышцах человека: вино усиливает ее, и движения складываются в танец.

Ортега-и-Гассет Хосе, Запах культуры, -1

Понятия лета и зимы имели также, вероятно, своих представителей в славянской теогонии; но память о них почти совсем изгладилась, почему не без основания предположить можно, что эти понятия подчинялись более общим представлениям Живы и Моры. В первой эпохе нашего мифа мы встречаем, однако же, имена летниц и зимянок, Дамианович[41] называет Хору богинею лета и супругою Похвиста; но как имя ее, так и аллегорическая связь с богом ветра дают нам право принимать ее за иллирийскую богиню осени; а как мы уже выше предположили филологическое тождество Моры, Воры и Хоры, посему нам не трудно принять, что Вора как богиня ада была тождественна у поляков с северной Морой и южной Хорой. По-видимому, принадлежат сюда упомянутые Карамзиным имена иллирийских богинь Даморы и Даворы, о которых хотя ничего не известно, но легко предположить, что они выражали время до осени (лето), что показывает приложенная к слову мора частица до. Сюда же, вероятно, должно отнести встречающуюся в Книтлингской Саге Пизамару и упомянутый Нестором киевский идол Семарглы (Замарглы или Зимарглы – Симарьглы), из которой Стрыйковский[42] сделал весеннюю богиню Зимцерлу, из слов: зима и стерла. Гануш и Моне принимают Семарглу за богиню зимы, что и в самом деле вероятно по самому составу этого слова из за и мора или из зимней Моры; впрочем, это имя дошло до нас в весьма искаженном виде, так что собственного корня его почти определить невозможно.

Шеппинг Д. О., Мифы славянского язычества, -1

Приметы – это изложенные в краткой форме народные поверья, в которых заключено представление наших предков об окружающем мире и природных явлениях. В подавляющем большинстве случаев приметы являются измененными временем культовыми обрядами. А в древних обрядах и мифах, кроме внешней таинственности, заключено и рациональное зерно. Не всегда истинный смысл примет лежит на поверхности, современному человеку порой приходится довольно долго размышлять над их сутью, чтобы понять, о чем на самом деле идет речь.

Луковкина Аурика, Приметы на каждый день, 2013

Официальная наука и всевозможные борцы с пережитками «темного прошлого» (а раньше еще и инквизиция была) негативно относятся к аккумулированному в народном опыте знанию, касающемуся разного рода магических действий, ворожбы, гаданий, примет, заговоров или заклинаний. А зря – в каждом из названных феноменов духовной культуры содержится, как говорят философы, «рациональное зерно». Взять хотя бы пресловутую примету, связанную с перебегающей дорогу кошкой. Каждый знает, что это ничего хорошего не сулит. Плохая примета: лучше кошку обойти или подождать, когда другие пройдут.

Демин В. Н., Гиперборейские тайны Руси, 2006

По мнению оккультистов, появление таких знаков закономерно и имеет свой смысл. Человек, согрешивший хотя бы один раз, приобретает на теле или лице какую-то отметину, которая не исчезнет до исправления проступка. Вообще, родинки, родимые пятна и другие отпечатки – это свидетельства поступков в прошлых жизнях или текущей. Это сигналы действий и явлений, признаки определенных черт личности, характера, наклонностей, знаки предстоящих событий. Они по восточным поверьям могут переходить из одного человеческого воплощения в другое. Приняв решение об удалении родинки, стоит подумать: маги не рекомендуют удалять эти знаки хирургическим путем. Это протест против судьбы, против Создателя, против природы, воспринимаемый как прегрешение. Лучшее средство – провести «операцию» по совершенствованию души, очищая ее от злобы и всего плохого. Дело еще и в том, что, удалив родинку, по мнению японских физиогномистов, нельзя стереть тот код, который она в себе несла. Программа, смысл который был в ней зашифрован, остается, и то, что предопределено судьбой, все равно реализуется в жизни.

Знаки судьбы на теле человека, 2013

Пассаж Бланшо напоминает статью Блока «О назначении поэта», в которой русский гений писал: «На бездонных глубинах духа, где человек перестает быть человеком (…) катятся звуковые волны, подобные волнам эфира, объемлющим вселенную (…) Эта глубина духа заслонена явлениями внешнего мира (…) Первое дело, которого требует от поэта его служение, – (…) поднять внешние покровы, чтобы открыть глубину (…) Таинственное дело совершилось: покров снят, глубина открыта, звук принят в душу (…) Второе требование Аполлона заключается в том, чтобы поднятый из глубины звук был заключен в прочную и осязательную форму слова (…) чем больше поднято покровов, чем напряженнее приобщение к хаосу, чем труднее рождение звука, – тем более ясную форму стремится он принять.»[99].

Асоян А. А., Семиотика мифа об Орфее и Эвридике, 2015

Розенкрейцеры и иллюминаты, описывающие ангелов, архангелов и другие небесные создания, говорили о том, что они напоминают небольшие солнца, которые являются центрами излучающей энергии, окруженными потоками силы. Из-за этих струящихся потоков силы возникает популярная вера в то, что ангелы имеют крылья, эти крылья подобны бликам света, и с их помощью небесные создания совершают свой путь через тонкие сущности сверхфизических Миров. Истинные мистики единодушны в своем отрицании того, что ангелы и архангелы имеют человеческую форму, как это часто изображается. Человеческая форма была бы бесполезной в эфирных субстанциях, через которые они себя проявляют. Ученые давно дебатируют вопрос о том, населены ли другие планеты. Возражения основываются на том, что создания в человеческой форме не смогли бы выжить в средах Марса, Юпитера, Урана и Нептуна. Но этот аргумент не проходит, если принять во внимание универсальный закон природы приспособления к окружению. Древние утверждали, что жизнь происходит от Солнца и что все, что купается в свете солнечного шара, способно поглощать солнечные жизненные элементы и позднее излучать их в виде флоры и фауны. Солнце рассматривалось как родитель планет, а планеты как эмбрионы, все еще связанные с солнечным телом посредством эфирной пуповины, которая служит каналом передачи жизни и питания планет.

Холл М. П., Тайные учения всех времен. Энциклопедическое изложение герметической, каббалистической и розенкрейцерской символической философии, 1928

Античные греческие театры использовали ландшафт (склоны холма) и всегда только естественное освещение – свет солнца, имеющий сверхчеловеческую/божественную природу, невозможно заменить масляными светильниками или факелами. Чаша театра (театрон) строилась над храмом Диониса, и в центре орхестры был алтарь. Символизм чаши противоположен символизму пирамиды. Пирамида – это молчание, статика, особый путь в смерть, усыпальница, где мертвые полубоги ждут встречи со своими небесными покровителями. Чаша – это дружеский диалог, открытые рты, динамика и льющееся через край вино поэзии, готовность принять жизнь из рук богов и радоваться ей публично. Когда на орхестру выходили живые боги и говорили на человеческом языке, являли свою порой иррациональную волю и удивительные пристрастия – это и было то, что теперь принято называть синкрезисом. Культ и культура еще не разминулись тогда, не стали конкурентами-антагонистами. Римские театры, как и греческие, тоже включали в свой архитектурный ансамбль храмы, посвященные покровительнице искусств Афродите/Венере, и публику это не смущало, ее не кидало в пот и праведный раж, никто не считал театр чем-то неприличным и богохульным. Хотя эксцессы и там случались: комедиографы всегда были диссидентами, а элиты нервно реагировали на сатиру. Зато древние точно знали, что театр лечит поврежденную психею – дома для душевнобольных, как правило, строились вблизи театров, чтобы ходить на терапию было недалеко.

Мирзоев Владимир, Апология театра, 2018

Но не стоит пугаться – это примета времени. Каким бы плохим не был фильм или мультфильм, он все равно в основе своей повторяет старую сказку. В любом случае, за спецэффектами и современным слэнгом будут просвечивать общечеловеческие ценности, острые жизненные ситуации. Любой фильм – это уже сказка. Можно называть некоторые фильмы суррогатами старых историй, но определенная часть публики все равно их будет смотреть. Самое важное – сформировать у ребенка хороший вкус и избирательность.

Зинкевич-Евстигнеева Т. Д., Тайный шифр женских сказок, 2013

Ответ. Говорится, что она четырнадцатидневная по своему существованию. Не то, что она была сотворена четырехдневной, а после росла. И когда она была сотворена, была полной. Не бывает, чтобы Божие создание было неполным и несовершенным. Видеть четверть луны недостойно для нашего образа. Наш прадед Адам был создан совершенным образом, совершенную он принял и общность жития. И видим мы, что рожденные от него нисколько не были наделены этим совершенством, когда родились, но лишь по прошествии лет дошли до этого величия. И так будет, когда мы смертью скончаемся и будем вскоре опять воссозданы воскресением, отбросив тело и облачившись в тело по образу луны, которая десять дней прибавляется под солнцем, отдающим ей не свое существо, но свою световую сущность. Отсюда месяц имеет двадцать девять с половиной дней, и за триста пятьдесят четыре дня исполняется круг года по иудейскому летоисчислению. Ибо они знают, что наши греческие месяцы следуют одной только луне.

Сборник, Вопросы святого Сильвестра и ответы преподобного Антония, 2014

Вода неспроста занимает такое важное место в легендах и преданиях древности, с ней связано огромное множество примет, поверий, магических обрядов – от бытующего у всех народов мифа о волшебном саде с молодильными яблоками, до которого можно доплыть по воде, до исцеления наговоренной водой в деревнях, от живой и мертвой воды в русских сказках до важной роли воды в японской чайной церемонии. Да и святят именно воду тоже по определенным причинам. Наши предки безо всяких научных приборов догадались и опытным путем установили то, что в наши дни снова и снова подтверждают ученые со своим хитроумным оборудованием и мудреными химическими анализами. Вода способна исцелять и душу и тело, приносить умиротворение, здоровье и счастье.

Стефания Сестра, Как лечить себя водой, 2010

Гадали и по атмосферным явлениям: грому, молнии, ливню и прочим природным явлениям. Если гром прогремит в феврале, значит, можно было надеяться на получение денег или хороший урожай, за который можно выручить большую прибыль. Если гром прогремит или сверкнет молния днем в феврале, то считалось, что в будущем велика опасность пожаров. Широко распространены были гадания по светилам – звездам, солнцу, луне. Например, были в ходу такие приметы: ясный месяц – к хорошей погоде. Когда Млечный Путь светится – тоже жди хорошую погоду. Или, скажем, считалось, что 21 апреля Солнце встречается с Луной. И если день был ясным – встреча считалась доброй, а лета ожидали теплого. Если же погода в этот день пасмурная, день туманный – Луна с Солнцем поссорились, значит, лето будет холодным.

Морок Александр, Графология, 2013

Пожалуй, в большинстве, а в скрытом виде и во всех, коллизиях, рассматриваемых петербургским прозаиком, найдешь неосязаемый промельк счастья. Влюбленность, его атрибут, у него – «нормальное состояние». Но состояние, переживаемое интимно, в повести выраженное через изящную внешнюю примету – «немого попугая», мелькнувшего в финальной сцене. В сотнях изложенных самыми разными авторами историй, если попугай и является, то непременно «говорящий». А вот у Крыщука «немой». Должен был что-то произнести внятное. Но нет, не произнес. Также и героиня – могла бы прийти, но – о, судьба! – не пришла… Да – судьба: «Из того, что она не пришла, сложилось счастье моей жизни». Дальнозоркий Николай Крыщук автор. Следовательно, понимающий, что в искусстве к чему. То же обречение на влюбленность автор «повести о первой любви» распознал в душевных устремлениях таких разных писателей, как Владимир Соловьев, Чехов и Александр Блок.

Крыщук Николай, Пойди туда – не знаю куда. Повесть о первой любви. Память так устроена… Эссе, воспоминания, 2017

В Кате, как показывает Белый, есть искомое взаимопроникновение «неба» и «вод», т. е. синтез мысли и чувства. Воспитанная по-западному, разумная Катя тем не менее превыше всего ценит не знания и ум, а живое чувство: «… попробуйте ей развивать свои мысли, или блистать дарованьем, или блистать знаньем и умом: уму не удивится – ум скользнет мимо нее, а дарованье она примет как должное, как подразумеваемое само собой, как то, без чего и жить невозможно; но на знанье ваше она только плечами пожмет, только над вами посмеется…» (125–126). Катя «не удостоивает вниманием людей ученых и известных, но удостоила вниманием… свою подругу глупую, Лелю», потому что многие из «ученых и известных» людей страшатся чувств либо не придают им значения, тогда как люди неизвестные: Евсеич, Леля и сама Катя – с любовью проживают каждый свой день: «…Я люблю и лето, и зиму… Леля тоже любит и зиму, и лето, а князь Чиркизилари так он вот не любит, бабушка, ни зимы, ни лета…» (139).

Самарина М. А., «…Явись, осуществись, Россия!» Андрей Белый в поисках будущего, 2016

Данный обзор языческих представлений в Древней Руси – далеко не полный. Язычество в отличие от христианства – не учение. В нём нет ни догматов, ни правил, ни символа веры. Язычество – это способ восприятия мира, основанный на вере в сверхъестественное, магию и бессмертие души. В рамках языческого мировоззрения могут возникать всевозможные культы – разного уровня и характера. Они могут сосуществовать друг с другом, бороться или дополнять друг друга. Язычники воспринимают весь мир живым и деятельным. Они верят в способность человека общаться с миром богов и духов путём обращения к ним в молитвах, с помощью жертвоприношений и даже непосредственного контакта при личной встрече. С богами язычники обращаются как с людьми, только более могущественными. С ними беседуют, их просят о помощи, задабривают (если они злятся), наказывают, если они, приняв жертву, не помогают. Язычество как особый тип восприятия мира не исчезло совсем, оно живо в народе до сих пор, частью в явном, но чаще в скрытом виде, т.е. слитое с христианской религией и обрядностью3.

Поляков А. Н., Русская история с древности до XVI века, 2013

Мистер и миссис Наланда, должно быть, проехали этим путем несколько дней назад. Какая странная пара! Он – церемонный немецкий еврей, уже в годах, который приехал на Восток лет двадцать назад. Он принял буддийское имя и буддийскую веру и носит что-то вроде усредненного индо-тибетского одеяния очень яркого желтого цвета. На запястье у него четки, седые волосы чуть растрепаны, делая его похожим на скромного учителя музыки, который не позволяет себе полностью отдаться условностям. Его жена намного моложе; она отнюдь не уродина и порой даже весьма хорошенькая, белокожая, черноглазая и черноволосая, совсем как бомбейские парсы. Она тоже одевается в тибетском стиле. Они бродят от монастыря к монастырю, копируют картины и питаются жареной ячменной мукой. Это, можно сказать, героические люди, довольно нелепые и очень необычные. Они не ищут для себя чрезмерной славы, и это значит, что они искренни, но они изменили Западу, что печально.

Марайни Фоско, Тайный Тибет. Будды четвертой эпохи, -1

В зимний период у русского парода были свои праздники, развлечения, удовольствия и обычаи. Русская зима – это особое время года: но своей красоте, погоде, поведению людей, птиц и животных. Зима и се красоты воспеты в пословицах и поговорках, стихах и прозе, музыке и, конечно, в живописи. Народные приметы помогают определить по зиме наступающее лето, будущий урожай. Говорят так: «По зиме ложится лето», «Много снега – много хлеба», «Холодная зима – жаркое лето».

Зацепина М. Б., Народные праздники в детском саду. Методическое пособие для педагогов и музыкальных руководителей. Для работы с детьми 5-7 лет, 2006

Уже само наименование – яга – означает «злая» и одновременно «больная». С ним связана и такая постоянная примета Бабы-яги, как костяная нога (кстати, в некоторых славянских языках слово «ягая» обозначает человека с больной ногой). Интересно, что уже в 1200 году одного новгородского посадника прозвали «ягиницей» за склочный и сварливый характер. Но в литературе она упоминается совсем недавно – первую сказку о Бабе-яге любитель-фольклорист М. Н. Макаров опубликовал лишь в 1820 г.

Ситников В. П., Кто есть кто в мире мифологии и религии, 2010

Соединим два сделанных выше наблюдения воедино: надежда привлекает, излучает свет, как центр притяжения, к которому хочется быть ближе, который хочется принять за точку отсчета. Сомнение не имеет центра, оно повсеместно.

Бёрджер Джон, Портреты (сборник), 2015