Местоимение

Местоиме́ние (лат. pronomen) — самостоятельная часть речи, которая указывает на предметы, признаки, количество, но не называет их, то есть заменяет существительное, прилагательное и числительное.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

Однако и другие местоименные единицы заслуживают обсуждения в рамках проводимой в этой книге концепции проницаемости границ. Во-первых, те местоименные формы, которые состоят из более чем одного слова только в косвенных падежах с предлогом (кое у кого, ни с кем, не к кому), вряд ли можно считать эквивалентами слова; они скорее примыкают к аналитическим формам словоизменения (ср. буду читать, хотел бы и др.)[21]. Что касается других местоименных многокомпонентных единиц, то более или менее явных случаев – таких, которые упоминаются в традиционных грамматиках, – лишь несколько: такой же самый, тот же, друг друга, тот самый, между собой и некоторые другие[22]. Последняя единица отличается от других, «классических», местоимений неспособностью к словоизменению, однако известно, что неизменяемость ряда существительных (кофе, пальто) и прилагательных (люкс, беж) не исключает их из соответствующих классов. В поддержку того, что между собой тоже является одной лексемой, можно отметить ее семантическую и функциональную близость к местоимению друг друга, в частности оба местоимения обычно в качестве референта имеют подлежащее или прямой объект (синтаксическую группу, занимающую в синтаксической иерархии более высокую позицию); ср. [Тестелец 2001: 47], но не косвенное дополнение[23]:

Михаил Копотев, Исключение как правило: Переходные единицы в грамматике и словаре, 2016

Рассмотрим, в частности, классификацию О.Д.Мешкова, который выявил возможные двухкомпонентные модели сложных слов, составив, таким образом, инвентарь словосложения английского языка. Автором установлено, что «если каждая часть речи могла бы сочетаться с любой другой, образуя сложное слово, то английское словосложение получило бы в свое распоряжение 196 моделей». Однако анализ сложных слов в английском языке показывает, что из всех моделей лишь 39 комбинаций из двух частей речи могут образовывать сложные слова [Мешков 1976: 213]. Сложные слова английского языка образуются по следующим моделям: N+N, N+A, N+G, N+PI, N+PII, N+D, A+N, A+A, A+PI, A+PII, A+D, V+N, V+A, V+V, V+Pr.a, V+D, G+N, PI+N, PII+ N, Pr.p +N, Pr.a + N, Pr.a + PI, Pr.a + PII, Pr.a + D, D+N, D+A, D+V, D+ PI, D+PII, D+D, Num.c+N, Num.c+A, Num.o+N, Num.o+A, Num.o + D, Prep+ N, Prep + Pr.p, Part + N, V= prep (где N – существительное, A – прилагательное, V – глагол, G – герундий, PI – причастие I, PII – причастие II, Pr.n – субстантивное местоимение, D – наречие, Num.c – количественное числительное, Num.o – порядковое числительное, Prep – предлог, Part – частица). Наиболее распространенная, по мнению О.Д. Мешкова, является модель сложных слов N+N.

И. Ю. Пашкеева, Сложные слова в англоязычных художественных текстах и их перевод на русский язык, 2014

Далее. Во-вторых, местоимение первого лица появляется в русском языке при наличии в этом же высказывании других местоимений, часто контактных по отношению к нему, например: Он знает, что я ему этого не говорила; Честное слово, я их не видела и т. д. Интересно, что в старославянском, где употребление местоимения при противопоставлении обязательно, указанная выше ситуация я не требует [Ефимова 2002].

Т. М. Николаева, Непарадигматическая лингвистика, 2008

Если сравнить лингвистику с другими гуманитарными науками, то бросается в глаза одна ее особенность. В ряде наук в течение веков менялись представления и о самом их предмете, и об их задачах и целях. Но если мы сравним грамматику Дионисия Фракийца и современный школьный учебник русского языка, то обнаружим много общего. Сходна сама задача – научить правильному языку. Сходно понимание языка – как некоторой системы правил, извлекаемой из множества уже существующих, а не конструируемых автором текстов. Сходно выделение основных изучаемых областей языка: фонетика, морфология, синтаксис (они и изучаются в этом порядке); при этом основное внимание там и там уделяется грамматике. Сходны многие основные понятия и термины (русские термины часто представляют собой кальки с древних языков): звук, гласный звук, согласный звук, слово, предложение, часть речи, глагол, наречие, местоимение, падеж, лицо, наклонение, залог и т. д. Некоторые из них появились даже до Александрии; например, первым выделил части речи Аристотель в IV в. до н. э. Лишьсинтаксическая терминология современного учебника отсутствовала в александрийский период и появилась намного позже. Но и она разработана еще в XIII–XVI вв. Также в античности еще не было представления о значимых частях слова – корне, суффиксе и т. д. Но и оно появилось в XVI–XVII вв.

Владимир Алпатов, Языкознание: От Аристотеля до компьютерной лингвистики, 2017

БАС отмечает употребление частицы там с пометой «разг.» лишь в сочетании «с местоимениями какой, какое, что и наречиями когда, где, куда: а) при возражении на чужие слова, обычно с повторением оспариваемого слова, обозначая: совсем не, вовсе не. – А что! трудно служить? – Какой там трудно?! (Н. Успенский. Старое по-старому; 2); б) для выражения сомнения в реальности чего-л. или для отрицания чего-л. – Марья, щи вари! Куда там! Только глазами поводит. А. Неверов. Марья-большевичка, 2…» [БАС: XV, 88]. Ож., имея в виду те же случаи (Какие там у тебя дела! Чего там!), характеризует там как частицу, «употребляемую для придания оттенка сомнения, пренебрежения» [Ож.: 725]. И только Уш., охватывая все – несомненно взаимосвязанные, но не тождественные – случаи и типы употребления частицы там, разъясняет: «Употребляется в предложениях и словосочетаниях с разделительными союзами, а также после местоимений и местоименных наречий, преимущественно неопределенных, для придания оттенка сомнения или пренебрежения» [Уш.: IV, 649].

А. Б. Пеньковский, Очерки по русской семантике

Отметим, что синонимия в русском языке – явление распространённое, она проявляется на всех его уровнях: на фонетическом – стилистические варианты ударений (например, на морфологическом – стилистические варианты падежных окончаний, ср.: егери (лит.) – егеря (разг.), стилистические и семантические варианты форм существительных, прилагательных, глаголов, местоимений, служебных слов, на синтаксическом – параллельные синтаксические конструкции, ср.: Приеду домой – сразу напишу вам. /Когда приеду домой, то напишу вам; Он не спит. /Ему не спится). К синонимии предложений может привести и инверсия (нарушение прямого порядка слов), например, Волны прибили лодку к берегу. /Волнами прибило лодку к берегу.

Т. И. Кобякова, Стилистика русского языка и культура речи (сфера профессиональной коммуникации), 2013

Не все слова в русском языке сочетаются (то есть имеют способность соединяться) друг с другом – как сие ни тривиально, эту истину надо всегда держать в голове. Слова не сочетаются из-за смысловой несовместимости: нельзя сказать «фиолетовый апельсин» (если только вы не создаете пространную метафору) или «железная вода». Слова не объединяются по грамматической форме. Например, отталкиваются друг от друга притяжательные местоимения, да еще стоящие с глаголами в личной форме: «моя твоя не понимает». Объединению слов препятствуют их лексические особенности. Можно сказать «причинить горе», но нельзя – «причинить радость». Есть слова единичной сочетаемости. Слово «закадычный», например, совместимо только со словом «друг»… И так далее.

Игорь Гетманский, Азбука литературного творчества, или От пробы пера до мастера Слова, -1

Существовали пиджины с русской основой: кяхтинский – русско-китайский пиджин и руссенорск – норвежско-русский пиджин. Известная фраза Моя твоя понимай нету взята из кяхтинского пиджина, Moje niet forsto (я тебя не понимаю) – из руссенорска. У писателя В. К. Арсеньева можно найти следующий пример из кяхтинского пиджина: Чего-чего рыба кушай, потом кабан рыба кушай, теперь надо наша кабан кушай (Сначала рыба что-то съедает, потом кабан съедает эту рыбу, а теперь мы будем есть этого кабана). Этот пример приводит Е. В. Перехвальская (2006), исследователь кяхтинского пиджина. Она отмечает следующие особенности сибирского пиджина: отсутствие флективной морфологии, совмещение форм личных и притяжательных местоимений, единая глагольная форма, часто совпадающая с формой императива, тенденция к порядку слов SOV, при этом следующими по частотности будут порядки SVO и OVS, если субъект выражен местоимением. В ранней форме сибирского пиджина нет ни предлогов, ни союзов. Имеется показатель отрицания нету и вопросительные слова: када ‘когда’ и како/какой ‘какой, что, кто, как’.

Дерек Бикертон, Язык Адама. Как люди создали язык, как язык создал людей, 2009

Мы уже говорили выше, что человек, обыкновенно, сам того не зная, является обладателем в языки сложного и стройного целого; воспроизвести это целое мы часто не можем даже в общих чертах, но всякий ребенок, всякий дикарь, раз он умеет говорить, безошибочно отличит свое слово от сказанного на чужом языке, сумеет найти подходящее слово для понятия, и не поставить, напр., указательного местоимения вместо вопросительного: не имея никакого представления о падежах и лицах, русский ребенок или простолюдин никогда не смешают вам личных местоимений или падежных окончаний на основании той схемы, которую себе усвоили в начальном лингвистическом опыте. Сила, которая заставляет человека, помимо сознания, правильно напасть на слово, на форму есть языковое чутье. В языке нашем не выработалось выражения, которое бы точно соответствовало слову Sprachgefühl, и мы должны или повторять немецкий термин, или довольствоваться его дубовыми переводами – языковое чутье, чувство речи. Это чутье ставит нас обладателями или, точнее, бессознательными воспроизводителями целой массы словесных форм – нет возможности определить числа и бесконечных оттенков в формах и оборотах, которые могут явиться в нашей речи, особенно если принять, что каждая форма и каждое слово с новым оттенком смысла есть особое слово и особая форма. В смысле языкового чутья каждый человек обладает своим языком, и только общение с одной стороны, литература и теория – с другой (условные правила грамматики и стиля) сглаживают это бесконечное разнообразие. Среда устанавливает как бы центральное языковое чутье.

И. Ф. Анненский, Образовательное значение родного языка, 1880

Эта посылка об «исходном единообразии», которому индеец винту может придавать «временные очертания» и из которого он может выделять единичное и частное, лежит в основе «не только лингвистических категорий, но его мышления и повседневного поведения… Это объясняет, почему термины родства классифицированы не по именам существительным, а по местоимениям, таким, как “this” (этот, эта); почему специальные поссивы (притяжательные местоимения), употребляемые с ними, как например, neD в neDDa·n: “my father” (мой отец), действительно являются местоимениями сопричастности и могут быть также использованы с аспектами, имеющими отношение к одной личности, как, например, “мой поступок”, “мое намерение”, “моя будущая смерть”. Для нас, по словам Ральфа Линтона, “общество в основе своей состоит из совокупности индивидуумов”. Для винту индивидуум есть имеющая определенные границы часть общества; основное – это общество, а не множество индивидуумов» (ibid., p. 185).

Коллектив авторов, Антология исследований культуры. Отражения культуры, 2011

Наконец, слово в этом месте Жития можно понимать и как местоимение в значении "другой, следующий, ещё один". Местоимение (некий) в старославянском языке часто употреблялось с другими местоимениями – например, ,  ,  ,  ,   и т. п.[280] Известны сочетания его и с . Так, в переводе с латыни (выполненном, вероятно, в Чехии или Хорватии в X–XI вв.) апокрифического «Евангелия Никодима» (так называемая «Полная» редакция) латинское quidam alius несколько раз передаётся как «другыи етеръ»[281]. В такого рода сочетаниях возможны были вариации. Характерно, например, как в древнейших славянских Евангелиях передаётся одно место из Матф., XVIII, 12: .

П. С. Стефанович, Бояре, отроки, дружины. Военно-политическая элита Руси в X–XI веках, 2012

2–3 года. Начинает понимать и использовать в речи различные способы обозначения времени (выраженные как наречиями, так и глаголами и т. п.), предлоги, союзы, местоимения, антонимы и другие грамматические и семантические категории (в том числе выраженные окончаниями). Понимает более длинные предложения. Словарь восприятия составляет более 1000 слов, а активный словарь – около 500 слов. Ориентировка в пространстве связана также с различением звуков за пределами видимости. Когда говорит, смотрит в глаза собеседнику, принимает участие в разговоре других людей между собой, уместно вставляет реплики, обращается с просьбами, ясно формулирует свои желания. Хорошо разбирается в описании наглядной ситуации на картинке. Средняя длина предложения достигает 3–5 слов, его структура отвечает нормам. Говорит о себе в первом лице. Любит разговаривать, отвечает на вопросы и задает разнообразные вопросы в уместных ситуациях. Знает, как начать общение со сверстниками.

Н. М. Родина, Многоязычие в детском возрасте, 2005

Потому-то и есть достаточно оснований утверждать, что в самых глубинных истоках, на заре становления людского рода все без исключения языки имели общую основу – а, следовательно, и сами народы имели общую культуру и верования. К такому выводу приводит, к примеру, анализ самого архаичного и консервативного пласта лексем всех языков мира – указательных слов и местоимений и возникших позже на их основе личных местоимений всех модификаций. Удается выделить несколько первичных элементов, которые повторяются во всех без исключения языках мира – живых и мертвых, донося до наших дней дыхание Праязыка. Какая-то случайность здесь полностью исключена.

В. Н. Демин, Русь нордическая, 2005

Учеными были установлены четыре уровня развития активной речи у детей – два высших (I и II) и два низших (III и IV). Уровень I характеризуется использованием при общении сложных речевых конструкций. Уровень II отличает преимущественное использование двухсловных предложений: подлежащее – сказуемое, подлежащее – указательное местоимение и т. п. Дети, находящиеся на III уровне, произносят отдельные слова (глаголы, существительные, местоимения), которые выступают в функции целого предложения. Самый низший уровень IV: ребенок проговаривает отдельные слова с повторяющимися слогами, обозначающими, как правило, отдельный предмет или лицо (ма-ма, ба-ба, ав-ав и т. п.). Большинство детей (80 %) из учреждений находятся на низких уровнях овладения активной речью, примерно 60 % детей в 2 года 6 месяцев соответствуют IV уровню, и только 14,3 % детей достигают к этому времени II уровня (двухсловные предложения).

М. А. Илюк, Логопедическая работа с дошкольниками в детском доме, 2008

К 5 годам активный словарь детей увеличивается приблизительно до 3000 слов. Это позволяет им точнее выражать свои мысли, насыщая речь прилагательными, наречиями, личными местоимениями, сложными предлогами (из-за, из-под). Они все чаще пользуются обобщающими понятиями: одежда, обувь, овощи, фрукты, мебель, продукты и т. д., сложносочиненными и сложноподчиненными предложениями.

Е. С. Анищенкова, Речевая гимнастика для развития речи дошкольников, 2007

Текст определяется в лингвистике как макроединица языка. Он представляет собой сочетание нескольких предложений, в относительно развернутом виде раскрывающем предмет речи (тему сообщения). В отличие от предложения, предмет речи (фрагмент окружающей действительности) отображается в тексте не с какой-либо одной его стороны, не на основе какого-либо одного его свойства или качества, а глобально, с учетом основных его отличительных признаков и свойств. Если предметом речи выступает какое-либо явление или событие, то в типичном варианте оно отображается в тексте с учетом основных причинно-следственных (а также временных, пространственных) связей и отношений [5, 38]. На текст как языковую форму выражения развернутого высказывания распространяются основные отличительные признаки последнего: соблюдение смысловой и грамматической связи между фрагментами речевого сообщения (абзацами и семантико-синтаксическими единицами), логическая последовательность отображения основных свойств предмета речи, логико-смысловая организация сообщения. В синтаксической организации развернутого речевого высказывания большую роль играют различные средства межфразовой связи (лексический и синонимический повтор, местоимения, слова с обстоятельственным значением и др.).

В. П. Глухов, Методика формирования связной речи детей дошкольного возраста с системным речевым недоразвитием, 2017

3. Связность заключается в том, что текст состоит из предложений, связанных между собой по смыслу и формально – с помощью языковых средств: повторяющихся слов, личных и указательных местоимений, синонимов, антонимов, сочинительных союзов и т.п.

Е. А. Костромина, Риторика, -1

Для каждой из двух форм речи характерен свой арсенал способов подчеркивания коммуникативно важных участков. В то же время существуют и некие общие для рассматриваемых форм речи ресурсы: набор дискурсивных слов (некоторые местоимения, частицы) и порядок слов. В устной речи дополнительно используется свой инструментарий создания семантической выделенности отдельных участков текста – набор разнообразных просодических средств. Это составляет специфику устной речи, специфику, роль которой еще недостаточно оценена в лингвистике. По образному выражению Ф. Мартена, просодические факты – это «бедные родственники официальной и узаконенной лингвистики, которая почти всегда отбрасывала их в сумерки маргинальности». А между тем по отдельным фактам, уже накопленным исследователями звучащей речи, угадываются очертания грандиозной картины, еще недостаточно изученной, отражающей роль просодии в устной форме речи. Темарематическая структура устного высказывания, выявление скрытых грамматических категорий (напр., категории определенности / неопределенности в русском языке), частеречная принадлежность лексем и многое другое – все это в устной русской речи подчинено просодии. В разных языковых системах весомость просодических средств разная, в русской речи она чрезвычайно велика.

Коллектив авторов, Незабытые голоса России. Звучат голоса отечественных филологов. Выпуск 1, 2009

Рассмотрим формы глагола to be и основные личные местоимения. В настоящем времени у глагола to be три формы: AM, IS, ARE.

Валерий Долгановский, Английский язык. Базовый курс, -1

В то же время существует ряд документов, в которых изложение ведется от первого лица, но без использования местоимения я: прошу, сообщаю, довожу до вашего сведения. Например, указ главы государства может быть передан как личным предложением (от первого лица), так и безличным (инфинитивным) предложением, например:

Коллектив авторов, Основы русской деловой речи, 2012

Например, в 8-м уроке имеются два задания на отработку притяжательных местоимений. Они носят слишком условный характер, чтобы ограничиться ими. Приблизить работу по этой грамматической теме к реальному общению можно, дополнив тренировочную часть урока игровыми заданиями. Можно предложить одному ученику отвернуться или выйти в коридор. В это время другие учащиеся раскладывают какие-то свои мелкие вещи на столе. Вошедший обращается к тому или другому соученику с вопросом: Это твоя книга? И получает ответ: Да, моя/Нет, не моя. В случае отрицательного ответа он обращается с вопросом еще раз, указывая при этом на другого ученика: Это его/ее книга? И также получает полный ответ. Подобную работу можно организовать и следующим образом. Например, в 11-м уроке активизируются окончания винительного падежа. Это можно сделать с помощью игры «Кто любит…». Один из учащихся называет слово, например музыка. Другой говорит: Я люблю (не люблю) музыку. Важно, чтобы каждый побывал в роли спрашивающего и в роли отвечающего. Это полезно вдвойне: называющий слова активизирует свой лексический запас, отвечающие автоматизируют навык употребления падежной формы. Весьма легко на уроке создается ситуация поиска, которая позволит «закрепить» окончания предложного падежа. Указывая на разложенные в разных местах предметы, преподаватель спрашивает: Где ручка? Ученик отвечает: На столе. Где ваза? – На окне. Где сумка? – На стуле. Изучаемые факты языка в такого рода учебной коммуникации становятся средством общения и позволяют от приобретения знаний перейти к речевой деятельности.

Л. В. Миллер, Жили-были… 28 уроков русского языка для начинающих. Книга для преподавателя, 2009

Поскольку такие выражения, как «Пегас», «Зевс» и т. п., традиционно считаются именами собственными, Рассел ввел название «логически собственное имя» для обозначения тех выражений, которые, по его мнению, не только грамматически, но и логически являются подлинными именами, а стало быть, обозначают нечто существующее. В различные периоды творчества он по-разному проводил границу между логически собственными именами и другими «обозначающими» выражениями. Если вначале в категорию логически собственных имен он включал обычные имена реальных людей и объектов («Скотт», «Лондон» и т. п.), то к интересующему нас времени он стал трактовать и их как «скрытые» или «сокращенные» дескрипции, отводя роль подлинных имен указательным местоимениям «это», «то» и т. п.[22] Удивительно, что выражения «это», «то», представлявшие для Фреге ничтожный интерес, у Рассела стали ключевыми выражениями, несущими основную онтологическую нагрузку. Почему это произошло? Ответ на этот вопрос дают две его теории – теория знания-знакомства и знания по описанию и теория «логических конструкций».

Л. Б. Макеева, Язык, онтология и реализм, 2011

Французский глагол спрягается только при помощи особых личных служебных местоимений и имеет разные типы спряжения.

Т. М. Кумлева, Французский за 90 дней. Упрощенный курс, -1

Учить правильно употреблять существительные и местоимения с глаголами, употреблять глаголы в будущем и прошедшем времени, изменять их по лицам, использовать в речи предлоги (в, на, у, за, под). Упражнять в употреблении некоторых вопросительных слов (кто, что, где) и несложных фраз, состоящих из 2–4 слов («Кисонька-мурысенька, куда пошла?»).

В. В. Гербова, Развитие речи в детском саду. Программа и методические рекомендации. Для работы с детьми 2-7 лет, 2010

Все нормативные акты обезличены законодателем и несут в себе неиндивидуальный характер стиля законодательных положений. Так, в лексическом отношении безличность стиля влечет за собой полный отказ от употребления личных местоимений и личных форм глаголов повелительного наклонения и др. Напротив, в актах правоприменения в значении повелительных действий используются инфинитивные конструкции, такие, как «обязать, поручить, возложить, обеспечить, разработать» и т. д. Обычно они однородны и похожи один на другой (правда, есть стилевые особенности у актов текущего правотворчества и кодификационных актов). Имеет значение и такая черта законодательства, как оперирование заранее установленными языковыми средствами, унифицированность и стереотипность форм выражения воли законодателя. Это порождает формализацию, когда для выражения одной и той же мысли используется один и тот же ряд слов или приемов, применяемых в определенной последовательности[84]. То есть в тексте закона применяются стандартные термины, стереотипные фразы и выражения, устоявшиеся стабильные языковые конструкции. Соответственно для норм, регулирующих близкие отношения, так в Особенной части УК надо применять одинаковые грамматические и синтаксические обороты и конструкции.

Коллектив авторов, Актуальные проблемы современного уголовного права и криминологии, 2013

Связность (связанность) – это лингвистическая категория, характеризующая особенности соединения элементов текста: предложений, сверхфразовых единств, фрагментов и т. п. Она строится на основе лексико-грамматических особенностей языка и имеет, как правило, формальное выражение языковыми средствами (синтаксическим параллелизмом, определенными правилами употребления местоимений, характеристиками актуального членения и др.).

Н. В. Кулибина, Зачем, что и как читать на уроке. Методическое пособие для преподавателей русского языка как иностранного, 2015

Согласно данным этнологии и как это уже было показано в предыдущей главе, важным моментом формирования этносов является их самоидентификация, выделение себя из других народов. Начало этого процесса восходит к древнейшим временам. По мнению В.И. Абаева, в эпоху верхнего палеолита не смену биологическим оппозициям приходят новые, социальные, которые находили выражение и объективировались в символах-словах, обозначавших «примерно то, что мы выражаем теперь местоимениями «мы», «наше», в противоположность «не-мы», «не-наше»«[214]3; именно тогда начиналось осознание своего коллектива в его противопоставлении другим коллективам. Это мнение разделяет и Б.Ф. Поршнев в замечательном исследовании о начале человеческой истории. Последний также приводит интересную мысль, высказанную Н.Я. Марром, о том, что древнейшие имена племенных групп были одновременно и негативными обозначениями всего, что «снаружи», то есть обращены вовне, и самоназваниями этих групп и их членов, то есть обращены внутрь[215].

Юрий Акашев, История народа Рос. От ариев до варягов, 2013

Соразмерность катренов придает эпиграмме выразительную стройность и особый, неповторимый лад. Вместе с тем, катрены не сливаются и не отпадают друг от друга. Их дуплетность – один из скрепов, которым части соединены в целое, другой скреп – пояснительная функция 8-го стиха по отношению к 4-му, и еще один – семантика указательных местоимений во втором пуанте и связующий в данном случае противительный союз «но». Цельность стихотворения обусловлена и другими формальными элементами. Среди них анафоры 1-го и 4-го, 7-го и 8-го стихов. В начальном катрене анафора выделяет главный объект эпиграммы, в заключительном – концентрирует внимание на комическом признаке общности величественного императора и незадачливого служителя Лицея. И если звуковые сцепления первого четверостишия заданы фонетическими образами слов «Романов» и «Зернов» (внутренняя рифма), то во второй части звуковой облик целого создается почти той же группой сонорных: н-л-р-м.

А. А. Асоян, Пушкин ad marginem, 2015

Мировоззрение русского народа уходит во тьму веков и тысячелетий, к тому неведомому времени, когда пестроцвет современных этносов и языков был спаян в единой нерасчлененной этнолингвистической общности племен, обычаев, представлений об окружающем мире и верований. Есть все основания утверждать, что в самых глубинных истоках, на заре становления людского рода все без исключения языки имели общую основу, а следовательно, и сами народы имели общую культуру и верования. К такому выводу приводит, к примеру, анализ самого архаичного и консервативного пласта слов всех языков мира – указательных слов и возникших позже на их основе личных местоимений всех модификаций. Удается выделить несколько первичных элементов, которые повторяются во всех без исключения языках мира – живых и мертвых, донося до наших дней дыхание праязыка. Какая-то случайность здесь полностью исключена. О былом единстве языков однозначно говорится уже в Библии, аккумулировавшей в себе древнее знание Востока, Запада, Севера и Юга: «На всей земле был один язык и одно наречие» (Быт. 11: 1). В дословном научном переводе это звучит еще более точно: «И были на всей земле язык один и слова одни и те же»[7]. И это не наивная легенда, а непреложный факт.

В. Н. Демин, Северная прародина Руси, 2017

Мировоззрение русского народа уходит во тьму веков и тысячелетий, к тому неведомому времени, когда пестроцвет современных этносов и языков был спаян в единой нерасчлененной этнолингвистической общности племен, обычаев, представлений об окружающем мире и верований. Есть все основания утверждать, что в самых глубинных истоках, на заре становления людского рода все без исключения языки имели общую основу – а следовательно, и сами народы имели общую культуру и верования. К такому выводу приводит, к примеру, анализ самого архаичного и консервативного пласта слов всех языков мира – указательных слов и возникших позже на их основе личных местоимений всех модификаций. Удается выделить несколько первичных элементов, которые повторяются во всех без исключения языках мира – живых и мертвых, донося до наших дней дыхание Праязыка. Какая-то случайность здесь полностью исключена. О былом единстве языков однозначно говорится уже в Библии, аккумулировавшей в себе древнее знание Востока, Запада, Севера и Юга: «На всей земле был один язык и одно наречие» (Быт. 11: 1). В дословном научном переводе это звучит еще более точно: «И были на всей земле язык один и слова одни и те же». И это не наивная легенда, а непреложный факт.

В. Н. Демин, Загадки Гипербореи, -1

Но все становится вовсе не так просто, когда выясняется, что культура вмешивается не только в царство абстракций, но и в простейшие обыденные понятия. Возьмем местоимения, такие как «я», «ты» или «мы». Может ли что-то быть проще или естественнее их? Конечно, вряд ли человек, знающий о существовании иностранных языков, решит, что ярлыки для таких понятий навязываются природой, но кажется невероятным, что в каком-то языке может не быть самих этих понятий. Предположим, например, что вы продолжаете листать наш роман-путешествие и натыкаетесь на заявление, что в зюфтском нет слова, соответствующего нашему «мы». Вместо него, утверждает автор, в зюфтском есть три отдельных местоимения: «кита», что означает «только мы двое, ты и я», «тайо», означающее «ты, я и кто-то еще», и «ками», что значит «я и кто-то еще, но не ты». Автор рассказывает, как смеялись зюфтиане, когда услышали, что для трех этих совершенно разных понятий английский использует одно короткое слово, жалкое we. Вы можете отмахнуться от такой системы как от несмешной шутки нашего автора, но говорящие на тагальском языке[27] филиппинцы не согласились бы с вами, потому что именно так они и говорят.

Гай Дойчер, Сквозь зеркало языка. Почему на других языках мир выглядит иначе, 2010

Видимо, правила грамматики заставляют оставить местоимение в мужском роде, хотя это и вносит некоторую какофонию в восприятие, да и слово напрасно, относящееся к общей ситуации необратимости, подплывает в этом месте: то ли напрасно возвращать умершую к жизни, то ли напрасно совершать посмертный ритуал. Все эти «напрасные действия» любящих схвачены сначала аллитерацией на «н», а затем звуковой регистр смягчается. Г. А. Гуковский когда-то говорил, что Батюшков не случайно написал не «амбру», а «амвру». Замена смычного «б» на щелевой «в», действительно, создает нечто вроде музыкального legato, отводя отрывистость. Не знаю, напоминает ли стих 4 «звуки итальянские», но его легчайшая музыкальность, почти невесомость, придает ему какое-то особое изящество этими тремя «о», одно из которых редуцировано и тем не менее графически поддерживает весь звуковой ряд – вместе с двумя «к» стихотворение мгновенно набирает утраченную было стилистическую высоту, которая выглядит еще более возвышенной и утонченной на фоне зигзага стиха.

Ю. Н. Чумаков, В сторону лирического сюжета, 2010

Типология скреп чрезвычайно обширна. При рассмотрении структурных характеристик явлений, выполняющих юнкционную функцию на уровне сверхфразового единства и текста, мы сталкиваемся с чрезвычайно широким спектром этих конструкций. Это могут быть и союзы и их функциональные аналоги (частицы, местоимения, союзно-местоименные сочетания, наречия и частицы), и конструкции, представляющие большую или меньшую степень синтаксической идиоматичности, словосочетания, вводно-модальные конструкции и даже образования предикативного характера. Структурный показатель не позволяет установить общие черты во всем разнообразии этих конструкций.

О. И. Филимонов, Скрепа-фраза в языке, 2013

В морфологии изучаемые понятия – это части речи, имя существительное, прилагательное, числительное, местоимение, глагол, наречие, предлог, союз, частица, междометие и т. п.

Георгий Суданов, Русский язык на пальцах, 2017