Единственное число

Еди́нственное число́ (часто используется сокращение ед. ч.) — грамматическое число, используемое для обозначения одного предмета. Грамматическая категория числа (как и прочие грамматические категории) вырабатывалась постепенно, путём так называемой конгруэнции (согласования). Поэтому и категория единственного числа не есть нечто незыблемое, и форма единственного числа не обусловливает ещё собой значения одного предмета. Этим объясняется, что и во флективных языках множественное число не всегда необходимо, чтобы выразить понятие множества. Каждое множество можно понимать как одно целое. Отсюда нередки формы единственного числа со значением множественным: дюжина, пяток, десяток, сотня и т. д. Таким образом, так называемые собирательные имена — на самом деле суть просто обозначения в формах единственного числа понятий множественных. Понимание известного множества, как одной величины, нередко приходит в противоречие с собственно грамматической формой, последствием чего является, например, согласование не по грамматическому числу, а по смыслу: лат. — pars saxa jactant = часть (Единственное число) бросают (множественное число) камни; рус. — сотня казаков бросились в погоню. В результате нередко психологическое содержание приурочивает к себе и грамматическую форму, если у неё нет никаких ярких признаков единственного числа. Так, франц. les gens (старофр. la gent) — люди - на самом деле есть единственное число = лат. gens, gentis (народ). Наоборот, множественная форма получает нередко значение единственного числа: лат. litterae (буквы) = письмо, откуда получается франц. lettre, единственного числа.

Существительные singularia tantum употребляются только в единственном числе. Pluralia tantum употребляются только во множественном числе, но по значению обычно аналогичны существительным, имеющим единственное число. Русские формы именительного падежа множественного числа на а (господа, профессора, братья) восходят к собирательным существительным в единственном числе (ст.‑слав. господа, братиꙗ) или к двойственному числу. Подобные процессы происходили, вероятно, и в индоевропейском праязыке.

В русском языке существуют только формы единственного и множественного числа, хотя можно условно выделить по некоторым признакам формы двойственного и паукального числа.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

a) В НСE конструкцию количественное числительное плюс существительное множественного числа (cardinal number plus plural noun) применяют к двум объективно различным ситуациям: к совокупностям, вроде «ten apples» (десять яблок) или «ten men» (десять человек), которые могут быть восприняты как таковые, и к циклам, вроде «ten days» (десять дней), которые нельзя объективно ощутить, но которые образуются взамен метафоричных или воображаемых совокупностей. В противоположность этому, в языке хопи количественные числительные и слова во множественном числе заключаются в структуры, которые образуют или могут образовывать группу объектного (косвенного) падежа; в нем нет воображаемых совокупностей. Для выражения типа «ten days» в языке хопи используются порядковые числительные со словами в единственном числе, примерно как в английских выражениях «until the eleventh day» (до одиннадцатого дня) или «after the tenth day» (после десятого дня). Резко выраженная противоположность между НСЕ и языком хопи состоит в том, что в НСЕ можно использовать ту же самую структуру и для совокупностей, и для циклов (хотя циклы могут также быть выражены по-разному), в то время, как в языке хопи между этими двумя делается четкое лингвистическое различие.

Коллектив авторов, Антология исследований культуры. Отражения культуры, 2011

Э. Стертевант в 1939 году[5] предположил, что оба эти «местоимения» восходят к «индо-хеттским» конгломератам союзов. При этом союз *so употреблялся в предложениях без замены субъекта, а *to – в предложениях с заменой субъекта. Союз *so был в дальнейшем реинтерпретирован как местоимение в именительном падеже. «Индо-хеттские» конгломераты в индоевропейских языках приобретали значение местоимений, тогда как в хеттском они сохраняли свое древнейшее значение. Эта гипотеза была отвергнута Х. Педерсеном на том основании, что указательные местоимения являются древнейшими элементами языка, тогда как сочинительные союзы типа хеттского nu , ta, su возникают значительно позднее[6]. Т. В. Гамкрелидзе также опровергает гипотезу Э. Стертеванта в целом [Гамкрелидзе 1957], оперируя фактами хеттского синтаксиса, где фактор замены или незамены субъекта не связывается с типом союза. Г. Дункель [Дункель 1992] в свою очередь обращается к анализу форм *só/su в среднеиндоевропейском языке, которые представлены в синтаксисе параллельно формам *to/te. При этом, по его мнению, существовало личное местоимение 3 лица единственного числа, начинавшееся на *s (форма *si при этом передавала женский род в отличие от неженского *so). Ортотонические формы (т. е. ударные) были связаны с консонантной опорой на *t, а энклитические – с консонантной опорой на *s.

Т. М. Николаева, Непарадигматическая лингвистика, 2008

Семитское словообразование покажется менее странным тем, кто говорит по-английски, чем, скажем, тем, кто говорит на одном из романских языков. В английском языке существуют такие явления, как глагольные формы sing – sang – sung, существительное song и даже аналогичное образование множественного числа man-men. Но если в английском языке такие формы ограничены строго определенными словами, в семитских языках это нормальное явление. Интересный пример – английское слово inch (дюйм), заимствованное арабами в форме единственного числа: insh. Но его множественное число, естественное и очевидное для арабов, – unush.

Сабатино Москати, Древние семитские цивилизации, 1949

Обращают на себя внимание совершенно невозможные формы: два дщере – III строка вместо двѣ в именительном – винительном падеже двойственного числа; употребление 2-го лица единственного числа сигматического аориста имаста она – III, где в повествовании о третьих лицах должна быть употреблена форма 3-го лица; неправильные формы винительного падежа, следующие за указанной формой глагола: сктjj а краве j мнга овноj – III вместо ожидаемых: сктўj a кравўj j мнгўj овнўj, а также моля бзj вместо моля бгўj – IV/V строки; не может быть отнесена к IX–X вв. форма действительного причастия jмщ – III в именительном падеже единственного числа мужского рода вместо jмў или jmўj. Мы не рассматриваем другие сомнительные факты морфологии, поскольку нет полной уверенности в правильном прочтении текста, многие места которого совершенно непонятны и не могут быть интерпретированы даже с натяжками, как это, возможно, было допущено выше.

Сборник статей, Влесова книга. Троянский конь норманнизма, 2013

Множественное число прилагательных, как правило, образуется прибавлением немого – s к соответствующей форме единственного числа мужского или женского рода:

Т. М. Кумлева, Французский за 90 дней. Упрощенный курс

В нашем языке много слов, которые не имеют формы множественного числа или, наоборот, единственного числа, многие слова никогда не склоняются.

А. В. Сорокина, Основы делового общения, -1

НОТ-1: отрицательная тотальность мыслится как дискретное множество качественно тождественных единиц, каждая из которых подвергается отрицательному – зачеркивающему – перебору. Это значение выражается развернутыми одночленами, которые строятся по формуле ни один N1–6, где N1–6 – имя любого считаемого предмета в той или иной форме единственного числа: ни один человек, ни одной проблемы, ни к одному делу… ни в одном городе. Формы множественного числа выступают здесь лишь в тех крайне редких случаях, где они обозначают парные единства или коллективные объединения, принимаемые за единицу соответствующих множеств. Ср.: «Нет! ни одни глаза (= ни одна пара глаз) не заменили мне тех, когда-то с любовию устремленных на меня глаз…» (И. С. Тургенев. Ася, XXII); «Течение такое, что ни один пловец не одолеет, ни одни гребцы (= ни одна команда гребцов) не пошлют челн против него» (В. Иванов. Русь изначальная, 1, 3).

А. Б. Пеньковский, Очерки по русской семантике, -1

В современном русском языке глагол быть употребляется в экзистенциальной функции (причем только форма есть: У него есть друзья) и в функции связки (возможны формы есть и суть; обе они представляют собой элементы книжного и научного стиля; лингвистика есть наука о языке; математика, физика и химия суть науки. В стилистически нейтральной речи связка выпадает: лингвистика – наука о языке; математика, физика и химия – это науки). Архаические формы единственного числа есмь и еси стилистически маркированы в еще большей степени, чем суть, и встречаются редко. Формы множественного числа есмы, есте и двойственного есве, еста, есте совсем утрачены. Таким образом, современный русский язык вообще не выражает глаголом быть в настоящем времени специфических значений лица и числа. Освобожденный от связочной функции и от указания на конкретность субъектов, он становится универсальным выразителем экзистенциальности.

Л. В. Зубова, Поэтический язык Иосифа Бродского, 2015

На морфологическом уровне основу выразительности составляют стилистически окрашенные формы (например, 1) разговорные варианты именных и глагольных форм создают живую атмосферу непринужденного общения, ср.: а) Не поленитесь и напишите ему письмо, б) Прихожу домой, беру газету в руки и читаю: «В школе 135 состоится вечер выпускников». Это же моя родная школа. Ох и обрадовался я!; 2) собирательное значение имеет форма единственного числа существительных, ср.: Копейка рубль бережёт (поговорка); 3) во множественном числе существительные употребляются для обозначения интенсивности явления, его повторяемости, ср.: Как провожают пароходы? /Совсем не так, как поезда. /Морские медленные воды – не то что рельсы в два ряда (Ваншенкин); 4) использование междометий и звукоподражательных слов, ср.: Вот ближе! Скачут… и на двор //Евгений! «Ах!» – и легче тени //Татьяна прыг в другие сени (Пушкин)).

Т. И. Кобякова, Стилистика русского языка и культура речи (сфера профессиональной коммуникации), 2013

Приведем два примера: родительный падеж единственного числа, оканчивающийся на /oio, /ао, и окончание /phi. Potni' Athenaie (леди Афина) напоминает Athana potnia из таблеток. В линейном письме В встречаются два обозначения правителя: wanax (ванакс)[1] и basileus (басилевс), причем ванакс соответствует более высокому титулу.

Уильям Тейлор, Микенцы. Подданные царя Миноса, -1

Аналогия совершенно неудачная, поскольку здесь ученый явно не разобрался с законами палатализации. По второй палатализации заднеязычный согласный *g перед гласными *e и *i дифтонгического происхождения изменялся в *d’z’(позднее– в z’), но, во-первых, это предполагало бы сохранение твердого g в единственном числе именительного падежа при мягком z’ во множественном числе (как, например: другъ – друзи, рогъ – рози) и, во-вторых, звук g не мог перейти в s. Третья палатализация, в отличие от второй, была прогрессивной, то есть изменение заднеязычного согласного вызывалось предшествующим гласным переднего ряда, а не последующим, а в словах «роги», «руги» согласному g предшествуют гласные заднего ряда. Таким образом, по законам палатализации, «роги-руги» никак не могут измениться в «рось-русь».

Юрий Акашев, История народа Рос. От ариев до варягов, 2013

В большинстве вариантов позитивного вовлечения в лингвистику бахтинского двуголосия это «вовлечение» практически останавливается на стадии замещенной речи, то есть на признании «интересного» бахтинского тезиса о возможности сокрытия за синтаксически заявленным, но фиктивным говорящим реального владельца высказывания, в действительности несущего за него смысловую ответственность (например, НПР понимается как речь, формально принадлежащая автору, реально – герою). Признается, вслед за Бахтиным, что реальный говорящий может осуществлять и другие, самые сложные речевые стратегии (он может, в частности, одновременно скрываться за разными масками), но тем не менее считается (в том числе и как бы с бахтинской точки зрения), что именно смысловая позиция реального говорящего непосредственно (в тематической плоти) звучит в высказывании и что в качестве реального источника смысла он всегда остается в высказывании в единственном числе.

Людмила Гоготишвили, Непрямое говорение, 2006