Связанные понятия
Прошедшее время , претерит (лат. praeteritum) — одна из модальностей грамматической категории времени, форма финитного глагола, используемая для описания ситуации, имевшей место до момента речи или до момента, описываемого в речи.
Будущее время , футурум (лат. futurum) — граммема грамматической категории времени, одна из её модальностей, описывающая события и действия после момента речи.
Плюсквамперфе́кт (от лат. plus quam perfectum — «больше, чем перфект» или «больше, чем совершённое»; в ряде описаний также давнопрошедшее время и предпрошедшее время) — глагольная форма, основным значением которой обычно считается предшествование по отношению к некоторой ситуации в прошедшем. Относительное время.
Имперфе́кт (лат. imperfectum — «несовершённое, несовершенное») — видо-временная глагольная форма ряда языков мира, обозначающая незавершенное или длительное действие в прошлом. В русском языке соответствует несовершенному виду прошедшего времени. Имперфект имеет также значение таксиса (одновременность действий), а также ряд дополнительных значений в конкретных языках.
Перфе́кт (от лат. perfectum — совершенное, совершённое) — видовременная форма глагола, которая выражает тот факт, что результат или следствие ситуации, имевшей место в прошлом, сохраняется к моменту речи. В лингвистической литературе основной семантический компонент перфекта — значимость для момента речи — выражается понятием «текущая релевантность» (англ. current relevance).
Упоминания в литературе
3. Главное языковое средство – спрягаемые
формы глагола совершенного вида прошедшего времени. Формы настоящего времени используются гораздо реже и только в значении настоящего исторического.
Здесь все дело в различных глагольных формах. Пассивный аористный инфинитив ?σθ?ναι (переведенный как «получить удовольствие») указывает на переход от неудовольствия к удовольствию,
тогда как инфинитив настоящего времени ?δεσθαι обозначает не переход, а просто продолжающееся состояние удовольствия. Однако инфинитивы настоящего времени для хождения и роста указывают именно на переход – переход, внутренне присущий самой деятельности. Можно сказать, что кто-то ходит или растет быстро или медленно, имея в виду временные отношения между дискретными стадиями, опознаваемыми в самом процессе. При «переживании удовольствия» таких стадий нет, а соответственно нет и вопроса о скорости.
На связь «скрытой памяти» и партикул можно привести еще несколько примеров (они приводятся в [Николаева 2002]). Так, в частности, А. И. Рыко [Рыко 2000] исследовала дистрибуцию окончаний 3-го лица настоящего времени глагола в северозападных русских говорах. В работе приводятся данные о том, что в 3-м лице
глагола может быть на конце флексия t или t’ или этой флексии нет. На первый взгляд, здесь представлена именно свобода выбора варианта: у одних информантов чаще один вариант, а у других – другой. Количественные показатели, по ее данным, меняются даже от деревни к деревне. Однако, в соответствии с выдвинутым нами выше положением о статусе «скрытой памяти», намечается некая тенденция, которая все же пробивает дорогу к исследователю. Что же это за тенденция? Как пишет А. И. Рыко [Рыко 2000: 129], «применительно ко всем этим системам можно говорить о противопоставлении актуальных и неактуальных значений презенса, причем актуальные значения характеризуются преимущественным употреблением флексии -t, а неактуальные – преимущественным употреблением флексии -?».
Сложнее вопрос с глаголами «движения» типа приехал, пришел, прилетел, уехал, ушел, улетел и т. д. Здесь как будто 3 ситуации: 'Х не в Z, Х едет в Z, Х в Z'. Однако «история» здесь иная, поскольку первые 2 ситуации объединены в значении в одну: '(Х не в Z и (одновременно) Х едет в Z) → Х в Z', и, таким образом, здесь только две последовательные ситуации. Так или иначе, в коммуникативном фокусе здесь – 'появление', поэтому в русском языке это глаголы появления, поэтому здесь нет парного неопределенно-длительного НСВ: *Петя сейчас приезжает в Париж. Поскольку переходной фазы здесь нет, формы НСВ сдвигаются в значении и начинают обозначать запланированное событие (почему-то исключая приходит): Завтра он уезжает ? уедет /улетает, Завтра приезжает Петя, с добавочным указанием, что это действие запланировано, т. е. в каком-то смысле уже началось (это то, что остается от настоящего времени НСВ, мотивируя его употребление). От этих глаголов принципиально отличаются глаголы типа входит, выходит, выехал, выезжает и т. д., которые имеют переходную фазу и состоят из 3 ситуаций, хотя обычно переходная ситуация очень краткая и от нее отвлекаются. Тем не менее, в принципе она есть,
поэтому есть и глагол НСВ, обозначающий этот переходный этап, и можно сказать: Как раз в этот момент я входил в комнату (= пересекал границу между комнатой и внешним пространством).
Рассмотрим формы глагола to be и
основные личные местоимения. В настоящем времени у глагола to be три формы: AM, IS, ARE.
Связанные понятия (продолжение)
Сослага́тельное наклоне́ние (конъюнктив, субъюнктив, лат. modus conjunctivus или subjunctivus) — ряд особых форм глагольного наклонения большинства индоевропейских языков, выражающих через субъективное отношение возможное, предположительное, желательное или описываемое действие.
Изъявительное наклонение (лат. modus indicativus) — одна из форм глагольной категории наклонения, представляющая процесс как реальный. Выражает наличие или отсутствие необусловленного (объективного) действия, в пределах того или другого времени, как бы в созерцании действия; различные отношения субъекта к этому действию им не определяются и передаются уже другими наклонениями.
Спряже́ние — изменение глаголов по временам, числам, лицам и родам. Некоторые считают вид глагола также словоизменительной категорией. В русском языке глаголы спрягаются по лицам только в изъявительном наклонении в настоящем и будущем времени. В прошедшем времени и в условном наклонении глаголы изменяются по родам и числам.
Повелительное наклонение (лат. modus imperativus; также императи́в) — форма наклонения, выражающая волеизъявления (приказ, просьбу или совет). Например: иди, пойдём, говорите.
Усло́вное наклоне́ние (кондиционал(ис), лат. modus conditionalis) — наклонение, обозначающее действия, желаемые или возможные при определённых условиях.
Инфинити́в (лат. infinitivus (modus) — неопределённый) — неопределённая форма глагола, одна из нефинитных (безличных) форм глагола. В русском языке инфинитив может входить в состав составного глагольного сказуемого. Например: рисовал — хочет рисовать, смотрит — любит смотреть.
Перехо́дный глаго́л (лат. verbum transitivum) — глагол, вступающий в сочетание с существительным в винительном падеже без предлога в значении прямого объекта действия (пациенса). Грамматически противопоставлен непереходному глаголу.
Геру́ндий (лат. gerundium, от лат. gero — «нести») — одна из имеющихся во многих языках (английский, испанский, французский, латинский и др.) нефинитных (безличных) форм глагола.
Наклоне́ние — грамматическая категория глагола, выражающая его модальность (действительность, желательность, долженствование). Соответственно различают следующие наклонения...
Супи́н — индоевропейская форма отглагольного имени (в винительном падеже; она была и в праславянском, сейчас есть в лужицких и словенском языках, реликтово — в чешском, из романских языков сохранилась только в румынском языке). Супин означает цель, употребляется обычно при глаголе движения.
Вре́мя — грамматическая категория глагола, выражающая отношение времени описываемой в речи ситуации к моменту произнесения высказывания (то есть к моменту речи или отрезку времени, который в языке обозначается словом «сейчас»), который принимается за точку отсчета (абсолютное время) или отношение времени к другой относительной временной точке отсчета (относительное время).
Прича́стие — особая форма глагола, которая обозначает признак предмета по действию и отвечает на вопросы прилагательного. Называется так, потому что причастно к свойствам как глагола (образовано с помощью его корня), так и имени прилагательного (образовано с помощью его окончания). Глагольные признаки причастия — категории вида, залога, а также особенная предикативная форма времени.
Лицо ́ — грамматическая категория, выражающая отношения участников описываемой ситуации и участников речевого акта (говорящего и слушающего). Р. О. Якобсон отнёс лицо к так называемым шифтерным категориям, то есть таким, значение которых зависит не только от описываемой ситуации, но и от ситуации говорения. Действительно, значение первого лица единственного числа — участник, совпадающий с говорящим; соответственно, в ходе общения референт первого лица будет постоянно меняться.
Дееприча́стие — самостоятельная часть речи или особая форма глагола (спорно) в русском языке, обозначающая добавочное действие при основном действии. Эта часть речи соединяет в себе признаки глагола (вид, залог, переходность и возвратность) и наречия (неизменяемость, синтаксическая роль обстоятельства).
Ао́рист (др.-греч. ἀ-όριστος — «не имеющий (точных) границ» от др.-греч. ἀ- (ᾰ) — приставка со значением отсутствия, соответствует в русском «не-» или «без-» + др.-греч. ὁρίζω — устанавливать границу) — временна́я форма глагола, обозначающая законченное (однократное, мгновенное, воспринимаемое как неделимое) действие, совершённое в прошлом. В английском языке соответствует форме Past Simple, а в русском — сливается с совершенным глаголом прошедшего времени.
Наре́чие (ка́лькой с лат. adverbium) — неизменяемая самостоятельная часть речи, обозначающая признак предмета, признак действия и признак признака. Слова этого класса отвечают на вопросы «где?», «когда?», «куда?», «откуда?», «почему?», «зачем?», «как?» и чаще всего относятся к глаголам и обозначают признак действия.
Предло́г — служебная часть речи, обозначающая отношение между объектом и субъектом, выражающая синтаксическую зависимость имен существительных, местоимений, числительных от других слов в словосочетаниях и предложениях. Предлоги, как и все служебные слова, не могут употребляться самостоятельно, они всегда относятся к какому-нибудь существительному (или слову, употребляемому в функции существительного). Вследствие своей синтаксической несамостоятельности предлоги никогда не выступают в качестве членов...
Супплетиви́зм — образование словоизменительной формы некоторого слова уникальным для языка образом (часто — от другого корня и/или при помощи уникального чередования). Такая форма называется супплетивной формой или супплетивом.
Па́циенс (от лат. patiens — «принимающий, терпящий» действие) — в языкознании понятие объекта действия. На жаргоне студентов-филологов это слово часто зовется жертвой. Противопоставляется агенсу как субъекту, источнику действия.
Зало́г — глагольная категория, которая выражает отношение действия к субъекту (производителю действия) и объекту действия (предмету, над которым действие производится) с основными именными частями предложения — подлежащим и прямым дополнением (т. н. диатезу).
Вспомогательный глагол — это глагол, функцией которого является передача дополнительной грамматической и семантической информации в сочетании со смысловым глаголом. При этом вспомогательный глагол полностью или частично утрачивает своё основное лексическое значение. Вспомогательные глаголы участвуют в образовании различных видо-временных и залоговых форм. Обычно вспомогательные глаголы не образуют отдельного класса, а представляют собой обычные глаголы, употреблённые не в основном значении. В индоевропейских...
Вид , или аспе́кт, — грамматическая категория, выражающая то, как говорящий осмысливает протекание действия во времени (например, видит он действие как продолженное, одномоментное, постоянное и проч.). С точки зрения морфологии вид может быть как словоизменительной (как часто считается для русского и других славянских языков), так и словоклассифицирующей категорией. Во многих языках вид не имеет самостоятельного выражения: вместо этого определённые видовые значения связаны с разными временными формами...
Еди́нственное число ́ (часто используется сокращение ед. ч.) — грамматическое число, используемое для обозначения одного предмета. Грамматическая категория числа (как и прочие грамматические категории) вырабатывалась постепенно, путём так называемой конгруэнции (согласования). Поэтому и категория единственного числа не есть нечто незыблемое, и форма единственного числа не обусловливает ещё собой значения одного предмета. Этим объясняется, что и во флективных языках множественное число не всегда необходимо...
Глаго́л — самостоятельная часть речи, которая обозначает состояние или действие предмета и отвечает на вопросы что делать? что сделать?.
Непереходный глагол (лат. verbum intransitivum) — глагол, неспособный сочетаться с прямым дополнением, то есть, не обладает свойством транзитивности. Грамматически непереходный глагол противопоставлен переходному глаголу.
Имя существи́тельное (или просто существительное) — самостоятельная часть речи, принадлежащая к категории имени и классу полнозначных лексем, может выступать в предложении в функциях подлежащего, дополнения и именной части сказуемого. Существительное — самостоятельная часть речи, обозначающая предмет, лицо или явление и отвечающая на вопросы «кто?» или «что?». Одна из основных лексических категорий; в предложениях существительное, как правило, выступает в роли подлежащего или дополнения, а также...
Знамена́тельные слова ́ (также самостоятельные слова, полнозначные слова) — лексически самостоятельные части речи, которые характеризуются номинативным значением, то есть называют предметы, признаки, свойства, действия и т. д., и способны функционировать в качестве членов предложения. К знаменательным словам относят имя существительное, глагол, имя прилагательное и наречие, различающиеся между собой по синтаксическим, морфологическим и семантическим свойствам. Традиционно в эту категорию включают...
Местоиме́ние (лат. pronomen) — самостоятельная часть речи, которая указывает на предметы, признаки, количество, но не называет их, то есть заменяет существительное, прилагательное, числительное и глагол.
Части́ца — служебная часть речи, которая вносит различные оттенки значения, эмоциональные оттенки в предложении или служит для образования форм слова.
Часть ре́чи (калька с лат. pars orationis, др.-греч. μέρος τοῦ λόγου) — категория слов языка, определяемая морфологическими и синтаксическими признаками. В языках мира прежде всего противопоставляются имя (которое может делиться далее на существительное, прилагательное и т. п., но это не универсально) и глагол.
Инфинити́в в неме́цком языке ́ — это особая форма немецкого глагола (наряду с претеритом и вторым причастием), которая выражает действие или состояние обобщённо без отнесения его к тому лицу, которое это действие выполняет, то есть «в виде абстракции» (по И. Польдауфу). Имеет два вида — Infinitiv I и Infinitiv II.
Паде́ж в языках флективного (синтетического) или агглютинативного строя — словоизменительная грамматическая категория именных и местоимённых частей речи (существительных, прилагательных, числительных) и близких к ним гибридных частей речи (причастий, герундиев, инфинитивов и проч.), выражающая их синтаксическую и/или семантическую роль в предложении. Падеж является одним из средств выражения синтаксической зависимости имени, выражаемым при подчиненном имени (ср. с маркерами изафета — показателями...
Мно́жественное число ́ (часто используется сокращение мн. ч.) — грамматическое число, используемое при обозначении нескольких предметов, объединённых по какому-либо признаку (однородных предметов).
Сою́з — служебная часть речи, с помощью которой связывают между собой простые предложения в составе сложного или однородные члены предложения.
А́генс (от лат. agens — действующий) — семантическая категория, одна из главных семантических ролей в языке. В высказывании агенсом является активный участник ситуации, производящий действие или осуществляющий контроль над ситуацией. В предложении «Мяч был брошен игроком» агенс — игрок. Синтаксически в русском языке для обозначения агенса чаще всего используется либо именительный, либо творительный падеж.
Желательное наклонение (лат. Optativus), как выражение желания (более или менее настойчивого) говорящего, было в праиндоевропейском языке вполне обыкновенно; из него оно перешло в позднейшие языки, в которых мало-помалу исчезло, оставив только в некоторых незначительные следы, получившие уже несколько иное значение. В праязыке желательное наклонение имело два образования...
Согласова́ние — одна из трёх основных разновидностей подчинительной синтаксической связи (наряду с управлением и примыканием). Заключается в уподоблении зависимого компонента господствующему в одноимённых грамматических категориях (в роде, числе, падеже, лице), при котором изменение господствующего слова влечёт соответствующее изменение зависимого: рус. зелёное (единственное число, средний род, именительный падеж) дерево, зелёного (единственное число, родительный падеж) дерева, зелёных (множественное...
Акта́нт (фр. actant — «действующий») в лингвистике — активный, значимый участник ситуации, речевая конструкция, заполняющая семантическую или синтаксическую валентность предиката. Актант, как правило, обязательно сопровождает предикат; его опущение возможно только в ограниченных случаях и подчиняется специальным правилам. Противопоставлен сирконстанту как необязательному участнику ситуации. Термин введён в обиход французским лингвистом Л. Теньером в 1930—50-х гг. для уточнения традиционных понятий...
Дво́йственное число ́ (лат. dualis) — форма склонения и спряжения, употребляется для обозначения двух предметов, или парных по природе (части тела и т. д.) или по обычаю.
Переходность , в лингвистике — свойство глагола, заключающееся в возможности присоединять прямое дополнение.
Граммати́ческая катего́рия — замкнутая система взаимоисключающих и противопоставленных друг другу грамматических значений (граммем), задающая разбиение обширной совокупности словоформ (или небольшого набора высокочастотных словоформ с абстрактным типом значения) на непересекающиеся классы, различие между которыми существенно сказывается на степени грамматической правильности текста.
Имя прилага́тельное — самостоятельная часть речи, обозначающая непроцессуальный признак предмета и отвечающая на вопросы «какой?», «какая?», «какое?», «какие?», «чей?» и так далее. В русском языке прилагательные изменяются по родам, падежам и числам, могут иметь краткую форму. В предложении прилагательное чаще всего бывает определением, но может быть и сказуемым. Имеет тот же падеж, что и имя существительное, к которому оно относится.
Словоизмене́ние — образование словоформ той же лексемы, имеющих разные грамматические значения.
Упоминания в литературе (продолжение)
В современном русском языке глагол быть употребляется в экзистенциальной функции (причем только форма есть: У него есть друзья) и в функции связки (возможны формы есть и суть; обе они представляют собой элементы книжного и научного стиля; лингвистика есть наука о языке; математика, физика и химия суть науки. В стилистически нейтральной речи связка выпадает: лингвистика – наука о языке; математика, физика и химия – это науки). Архаические формы единственного числа есмь и еси стилистически маркированы в еще большей степени, чем суть, и встречаются редко. Формы множественного числа есмы, есте и двойственного есве, еста, есте совсем утрачены. Таким образом, современный русский язык вообще не выражает
глаголом быть в настоящем времени специфических значений лица и числа. Освобожденный от связочной функции и от указания на конкретность субъектов, он становится универсальным выразителем экзистенциальности.
d) Временные формы глаголов НСЕ, по которым они распределяются в системе трех
основных времен на прошедшее, настоящее и будущее, являются, по Уорфу, еще одним проявлением более крупного механизма воплощения понятия времени, уже обнаруженного нами в других лингвистических моделях НСЕ. Так как мы выстраиваем такие временные единицы, как часы, дни и годы, в ряд, нам приходится располагать прошлое, настоящее и будущее по линейной шкале: прошлое после настоящего, а будущее перед ним. Хотя время, в действительности, – это субъективные познания о том, что такое «позднее, потом», или «необратимый характер изменений определенных отношений», мы, благодаря нашей общей склонности к воплощению времени в осязаемых формах и грамматической системе времен, можем и действительно толкуем и размышляем о соотношении прошлого, настоящего и будущего как о взаимном расположении точек на линии» (ibid., p. 82). Это часто приводит к определенным несообразностям, особенно заметным при различных употреблениях настоящего времени в английском языке, что иллюстрируют сравнительные утверждения (например, «Man is mortal» (Человек мертв)), включение в чувственную сферу (например, «I see him» (Я вижу его)), а также привычные обоснованные доводы (например, «We see with our eyes» (Мы видим своими глазами)).
В
настоящее время происходят многочисленные процессы преобразования стиля и функции. Система языка сжимается и упрощается, становится структурно простой, тогда как функции ее единиц расширяются. Происходит явное развитие привативных оппозиций, что обозначено в желании лингвистов оппозиции вообще всякие, свойственные системе языка, свести только к дихотомически привативным. В языке происходит рост аналитизма (а это результат фиксации логических структур в чистом виде), увеличивается употребление нулевой флексии (принцип системности основан на наличии нулевого признака или элемента); развивается собирательность именных форм (они непосредственно выражают понятие); происходит сокращение конкурирующих синтаксических функций и одновременно упрощаются типы сложных предложений; разрушаются, сводятся к ограниченному их числу акцентные парадигмы (теперь они не обслуживают отдельные слова, а как бы сопровождают самостоятельные грамматические категории, например разграничивают полупарадигмы единственного и множественного числа одного и того же имени, то есть идею и вещь обозначают по отдельности: дух – ду́хи и духи́), и т. д.
Поэтому, например, в лингвистике «языки жестов» – коммуникативные системы, план выражения которых строится не на акустической, а на кинестетической основе (жестикуляторно-мимической). Число структурных единиц в таких языках вполне сопоставимо с числом фонем звукового языка. Доказано, что жестовые языки предшествовали вербальным, а используемые в них жесты и морфологические операции, которым они подвергаются, хранятся в памяти как отдельные сущности[49]. Но и здесь есть существенное разграничение: прямым аналогом «буквенных» языков может считаться только разговорный жестовый язык на основе пальцевого алфавита. В настоящее время в мире существует более 40 таких алфавитов и систем (включая изображения цифр). При этом, хотя есть системы, где действуют обе руки, в большинстве таких «азбук» используется одна. Считается, что это более удобно – вторая рука свободна для других действий. В то
же время существуют знаковые языки глухонемых, где в отличие от пальцевых алфавитов жестами передаются не звуки речи, а целые понятия.
3. Чередование звуков – непродуктивный в настоящее время процесс образования новых слов при помощи
изменения некоторых звуков – имеет три типа:
Когда-то У. Вайнрайх выдвинул ставшую знаменитой идею о том, что билингвизм может быть составным (compound), когда системы двух языков образуют нечто общее; координативным (coordinate), когда системы двух языков существуют относительно независимо; субординативным (subordinate), когда система второго языка постигается через систему первого[7]. Позже стали считать третий тип подвидом первого.
В настоящее время это различение перестало быть актуальной научно обоснованной дихотомией, так как весомого экспериментального подтверждения оно не получило. Все же многие пользуются этим термином, например, для того чтобы противопоставить симультанное (одновременное) усвоение языка сукцессивному (последовательному), чтобы подчеркнуть, что в некоторых случаях лингвистическая природа языкового употребления неоднозначна, что в подсознании или сознании билингва происходят различные процессы взаимного влияния языков. Мы предлагаем ввести еще один вид двуязычия, который наблюдался нами у детей дошкольного возраста. Это альтернантное двуязычие, когда ребенок, в зависимости от обстоятельств, говорит преимущественно то на одном языке, то на другом (например, по полгода живет то в одной стране, то в другой); по нашим наблюдениям, дети в этом случае нередко отказываются от употребления двух языков параллельно, ограничиваясь одним из них.
4) канцеляризмы –
языковые единицы (слова, словосочетания, предложение), которые употребляются в деловых документах как трафарет, доведённый до автоматизма и не требующий мысленных усилий, ср.: Поздравляем с … и желаем здоровья, счастья в личной жизни и …; речевые штампы – или стереотипные выражения, которые не вносят в контекст никакого значения, а лишь засоряют речь (их легко изъять без искажения смысла предложения, ср. На данном этапе трудное положение сложилось в отдалённых районах страны; В настоящее время разработаны новые образцы документации), или универсальные слова, которые используются в неопределённых, более широких, значениях, ср. вопрос, ряд, часть, определённый, конкретный и т.п. (их также можно опустить без искажения смысла высказывания, ср. Особенно важное значение в деловых отношениях имеет соблюдение коммуникативного кодекса;
В настоящее время существуют две противоположные точки зрения. Одни исследователи по-прежнему отождествляют сверхфразовое единство, сложное синтаксическое целое и абзац или же, отказываясь совершенно от понятия сверхфразового единства, объявляют абзац сложным синтаксическим целым, т. е. синтаксической единицей высшего уровня. Так, крайнюю точку зрения высказывает Л. Г. Фридман, считающий, что
сложное синтаксической целое не имеет четких границ и набора релевантных признаков: «Не обладая ни одним из релевантных показателей, определяющих статус синтаксической единицы, ССЦ именно поэтому не может, на наш взгляд, рассматриваться как таковая… Мы полагаем, что сверхфразовой синтаксической единицей, обладающей набором релевантных признаков, качественно отличающих ее от единиц более низкого уровня – предложений, является абзац».
На первый взгляд может показаться, что символическая модель письма должна быть устроена проще, чем система, которой мы пользуемся в
настоящее время. При такой системе каждое понятие или предмет могут быть выражены одним символом, а по нашей системе требуется несколько символов, иногда восемь или десять, чтобы написать слово, которое обозначает один предмет или понятие. Но если символическое письмо использовать достаточно широко, то внешняя простота оборачивается большой сложностью и запутанностью. Действительно, для представления каждого понятия требуется только один символ, но количество понятий и предметов, а также слов, описывающих их взаимосвязь, настолько велико, что система, где каждому слову соответствует независимый символ, быстро теряется в бесконечной сложности деталей. Кроме того, несмотря на все сказанное о легкости понимания символического письма, такие системы были сложны для понимания без специальных разъяснений. Если надписи дано разъяснение, то ее смысл легко понять и запомнить, но надпись, предназначенную для передачи каких-то новых сведений, растолковать очень нелегко. Таким образом, мы видим, что система прекрасно подходила для запоминания уже известных фактов, но мало помогала передаче новых знаний.
Вообще так называемое «просторечье» и есть самые архаические зерна языка. Устная традиция языка является главной связующей нитью всей Традиции, и она гораздо «чище» сохраняет связующую нить
поколений, тогда как письменный язык и письменная традиция весьма уязвима (рукописи рано или поздно сгорают) и слишком зависима от временных факторов. Наглядный и недавний пример – Россия XVIII–XIX вв., когда самая грамотная часть общества на французском писала и говорила лучше, чем на русском и эта вырожденная знать потеряла бы все свои истоки без арин родионовных, без не владеющих письмом, но говорящих по-русски крестьян. Резервация в крепостничестве, «темность» и неграмотность народа имели один очень важный, даже спасительный плюс. Русский был отрезан от уже чужой письменной традиции, он законсервировался в своей, родной и непрерывающейся устной. Само слово «Россия» показательный пример, оно как раз плод «письменности» и появилось на Руси только в XVII в. трудами книжных грамотеев, тогда как в народе, т. е. в устной традиции, всегда была только Русь-Расея. Сила устной традиции всегда питалась изначальной верой в «магию» слова, и вся раса знала силу произнесенного слова, особенно это видно по Ведам, которые в основном и есть заклинания и заговоры. Но только русская устная традиция сохранила до настоящего времени веру в «магию» слова, подтверждение этому – в живучести заговоров, особенно в северной Руси. Русские заговоры, самые архаичные пласты языческих молитв, сохранились лучше всего в ее северо-восточном ареале, примыкающем к полярной области.
Отсутствие выработанного навыка различения свойств
слова и понятия часто является причиной подмены понятия словом. Но слово лишь выражает понятие, само же по себе слово – вполне материальное образование, оно есть графический или звуковой комплекс, его можно записать, произнести, его можно хранить, преобразовывать, передавать на расстояние, через века (клинописные таблички, иероглифы, папирусы, книги, библиотеки). Понятия же и появляются и осмысливаются лишь человеком и только тогда, когда он осознает значение, смысл слова. Само по себе понятие в записанном слове (знаке, комплексе их), в книге не находится, понятие возникает каждый раз и только в голове читающего (или пишущего, думающего) человека, и никуда за рамки головы не выходит. Понятие – идеально, и идеальность его связана с тем, что оно неотрывно от особым образом организованной материи, оно – свойство этой материи, оно отражает общее, существенно-специфическое, которое тоже само по себе не существует в природе. В этой особенности соотношения понятия и слова желательно основательно и прочно разобраться, потому что на этой особенности основываются самые распространенные ошибки многих рассуждений, так называемые паралогизмы и софизмы. И это имеет место не только в обыденных рассуждениях, но и в научных, и не только в античности, но и в настоящее время.
В
настоящее время ученые-антропонимисты на основе проведенных исследований пытаются сформулировать психологическую характеристику носителя определенного имени. Согласно этой теории, каждое имя имеет свои определенные признаки (ведь неслучайно у имени есть значение), которые формируют характер своего владельца. Эта теория имеет большой успех, поскольку на практике доказано, что действительно каждое имя откладывает на человека определенный отпечаток, вследствие чего у него формируются те или иные черты характера. Были проведены антропонимические исследования, в ходе которых было обнаружено, что носители одного и того же имени имеют общие особенности характера, а нередко большинство владельцев одного имени даже имеют сходную внешность. Речь, конечно же, идет о типе внешности, а не о конкретных чертах.
О дефектах звукопроизношения как о
самостоятельном нарушении речи говорят тогда, когда эти дефекты являются единственным отклонением от нормы в речи ребенка. Если же наряду с этим у него отмечаются также бедный запас слов и неправильное построение фраз, то это говорит об общем отставании в его речевом развитии. К сожалению, в настоящее время встречается преимущественно второй вариант, о чем родители мало осведомлены. Поскольку в этом случае нельзя ограничиваться коррекцией одного только звукопроизношения, мы коротко расскажем о том, что такое общее недоразвитие речи, каковы его основные причины и в чем оно проявляется.
И все же до сих пор остается не до конца понятным, каким образом человек, ребенок или взрослый, добывает из инпута языковые единицы, в особенности абстрактные правила, которые позволяют этими единицами пользоваться при восприятии и порождении речи, а также при самостоятельном создании единиц и конструкций. Этот вопрос, существенный для онтолингвистики, непосредственно связан с другими, активно обсуждаемыми
и в настоящее время, но все же еще далекими от окончательного разрешения: в какой форме хранятся знания о языке в сознании человека? каким образом в каждом акте речевой коммуникации он получает доступ к этим знаниям?
До
настоящего времени я занимался общими утверждениями, опуская как иллюстрации, так и аргументацию. Позвольте сейчас предоставить их, хотя я осознаю, что не решу задачу до конца. Мой аргумент будет разбит на две части. В данном разделе рассматривается часть словаря ньютоновской механики, в частности взаимосвязанные термины «сила», «масса» и «вес». Прежде всего обсуждается вопрос: что должен, а чего не должен знать индивид, чтобы быть членом сообщества, использующего эти термины? Затем дается понимание, как обладание этими знаниями ограничивает миры, которые члены сообщества могут описать без насилия над языком.
За последние двести лет ученые-языковеды Европы, Америки и России проделали колоссальную работу для установления неопровержимых моногенетических связей множества (счет идет на тысячи!) различных и самых экзотических языков народов мира. Сравнительное языкознание, одержавшее еще в XIX веке одну из впечатляющих побед научного разума, доказало сначала безусловное родство многочисленных и разветвленных индоевропейских языков, затем их взаимодействие с другими большими языковыми семьями. В результате усилий многих подвижников-лингвистов был сделан всесторонне обоснованный вывод о существовании на заре человеческого общества больших языковых макросемей. Так возникла ностратическая
теория[10], которая в настоящее время развивается в русле так называемой лингвистической компаративистики[11] (последняя же по существу является иным названием для прекрасно зарекомендовавшего себя сравнительного языкознания (чем новоявленный термин оказался лучше старого, сказать трудно; по моему мнению, абсолютно ничем).
Обобщающему характеру пословиц, поговорок и пословично-поговорочных выражений способствует в определенной степени тип их синтаксического построения: многие из них выражены обобщенно-личными предложениями. Кроме того, глагольное сказуемое в составе пословиц, поговорок и пословично-поговорочных выражений чаще всего употребляется в
форме настоящего времени со значением обычности или вневременности действия. Например: Бодливой корове бог рог не дает; В тихом омуте черти водятся; На одном месте и камень мохом обрастает; На сердитых воду возят и т. а.
Лексическая единица «эпоним» имеет два значения, которым соответствуют две эпохи ее применения в языке. В древности эпонимом называли лицо, от имени которого произведено название народа, местности, поселения. Теперь значение слова эпоним – лицо, давшее название какому-либо объекту, процессу, – устарело. Словом эпоним обозначается сам объект, на который перешло личное имя – имя божества, героя или реального лица, название болезни или синдрома, анатомического органа в медицинской терминологии, название структуры, метода в абстрактной науке, изобретения в технике, географического объекта.
Иначе говоря, в настоящее время эпоним – это не личное имя, давшее название объекту или процессу, а название самого объекта или процесса.
Что касается специфических признаков письменного текста, то здесь важна прежде всего проблема почерка. Доказано, что, как бы пишущий ни старался изменить почерк, в рукописном тексте достаточной длины всегда можно обнаружить специфические особенности, позволяющие говорить об идентичности или неидентичности почерка. Как показали советские ученые (и в первую очередь проф. Н.А. Бернштейн), определенные признаки почерка остаются сохранными даже в том случае, когда человек пишет не правой, а левой рукой, ногой или держа карандаш в зубах. Более подробный анализ почерковедческой проблематики не входит в нашу задачу[5]. Ограничимся лишь констатацией того факта, что в
настоящее время имеется реальная возможность поставить на службу графической (почерковедческой) экспертизы электронно-вычислительную технику.
А где
же настоящее время этого глагола, и почему мы говорим «был, есть, будет» вместо положенного по всем правилам «был, бысть, будет»?
Вера Рассела в могущество логики и логического анализа вполне объяснима. Как и Фреге, он был математиком, обратившимся к философии в связи с проблемой оснований математики. Как и Фреге, он увлекся логицистской идеей сведения всей «чистой» математики к логике. Когда в 1900 г. Рассел на Международном философском конгрессе познакомился с результатами Дж. Пеано по аксиоматизации арифметики, его программа построения всей математики как единой дедуктивной системы, опирающейся на минимальное количество понятий и основоположений, которые могут быть соответственно определены в логических терминах и выведены из чисто логических принципов, приняла вполне осязаемые очертания. В ходе осуществления этой программы Рассел построил формальный логический язык[17], который в своих принципиальных чертах совпадал с языком, используемым в этих же целях Фреге, но были и некоторые важные различия. Во-первых, Рассел стал применять более простую и наглядную, чем у немецкого логика,
систему записи выражений формального языка, которая сохраняется до настоящего времени. Во-вторых, хотя Рассел, подобно Фреге, для описания логической структуры суждения использовал понятие функции, он сохранил для нее традиционное название «предикат». В-третьих, его логическая система содержала такой важный компонент, как «теория типов», созданная им для преодоления парадокса[18], который он обнаружил в теории множеств весной 1901 г. и который впоследствии был назван его именем. Однако наиболее важные изменения коснулись интерпретации формального языка и созданной в этих целях теории значения.
Последователи, особенно зарубежные, ощущали и выражали острую необходимость в расширенном и обновленном издании серии. Эти книги – попытка удовлетворить их пожелания. В каждой книге содержатся беседы в течение 2 полных календарных лет. Это изменение привело к тому, что количество томов увеличилось
(в настоящее время, то есть к 2004 году, серия состоит из 37 томов).
Всесилие коровы, по убеждениям индусов, было таково, что она могла помочь даже в исправлении дурной кармы. Если рождался ребенок с неблагоприятным астрологическим прогнозом (например, ему на роду написано было стать преступником), то совершался специальный обряд, в котором главным «действующим лицом» являлась корова: ребенка обертывали тканью, привязывали к новому решету и проносили под коровой – сначала между задними, а потом между передними ногами в направлении ко рту и обратно. При этом читали соответствующие мантры, а отец имитировал поведение коровы и обнюхивал ребенка, как корова обнюхивает теленка. Словом, корова в индуизме, с древности и
вплоть до настоящего времени, никогда не сходила с пьедестала божественного почитания. Здесь уместно вспомнить замечание английского ученого Макдонелла: ни одному другому животному человечество не обязано столь многим, как корове, но только в Индии ее роль в истории цивилизации получила достойное признание.
87 Вот последний пример тому: Baer E. The Human Figure in Islamic Art. Inheritance and Islamic Transformation. California: Mazda Publishers, 2004. В этой книге упоминание саманидских изображений приводится в связи с проблемой существования антропоморфных изображений. Эта проблема кажется актуальной только для тех, кто ничего не знает или не хочет знать об искусстве Ирана, и искусстве Ислама в Средневековье
в целом. В настоящее время исследователи заняты вопросами аналитического свойства и, что примечательно, в связи с интересующей нас сейчас керамикой Хорасана (Daneshvari A. Cup, Branch, Bird and Fish: An Iconographical Study of the Figure Holding a Cup and a Branch Flanked by a Bird and a Fish // The Iconography of Islamic Art. Ed. B. O’Kane. Edinburgh: Edinburgh University Press, 2007).
Как показала серия открытий в середине XIX века, отношение человечества к цвету не всегда было таким понятным, и то, что кажется очевидным для нас, вызывало бесконечные трудности у древних. Последующие попытки отыскать источник «чувства цвета» были захватывающим приключенческим романом Викторианской эпохи, эпизодом в истории идей, своей безрассудной отвагой способным соперничать с любым исследователем XIX века. Цветовая экспедиция достигла самых отдаленных уголков Земли, запуталась в ожесточенных спорах того времени – об эволюции, наследственности и расах, – а во главе ее стояла пестрая компания неожиданных героев: знаменитый государственный деятель, чьи интеллектуальные подвиги
в настоящее время почти полностью забыты, ортодоксальный иудей, которого собственные филологические открытия привели к самым неортодоксальным эволюционным воззрениям, глазной врач из провинциального немецкого университета, отправивший целое поколение в погоню за миражом, и преподаватель из Кембриджа, прозванный «Галилеем антропологии», который наконец, сам того не желая, вернул экспедицию на избранный путь.
Должно различать «пошлое» и «банальное» (избитое). Что пошло, таково для всех времен и народов. Пошлый анекдот покажется таким и китайцу и индусу, как англичанину или французу, оставался бы пошлым рассказанный в древней Аттике. Банально то,
что в настоящее время общепринято, общеизвестно. Банальное теперь могло быть оригинальным столетие назад, может быть оригинальным в другой стране, может вновь стать оригинальным через несколько лет. На низшей ступени развития человек не знает ничего, кроме банального: признает только общепризнанное, говорит только общеизвестное. На высшей ступени человек избегает банального, ищет оригинального, наслаждается лишь тем, что не банально. Но есть еще высшая ступень: на ней стоят люди, которые говорят не только для своего времени, но и для будущего; они умеют выбирать из банальных истин такие, что для иных времен вновь станут нужными, важными, оригинальными.
С наибольшей наглядностью это проявилось в античной мифологии и политеизме. А возникшие позднее распространенные переложения, скажем, древнегреческих мифов не имеют ничего общего с реальными событиями.
В настоящее время налицо восприятие мифов исключительно как вымысла – либо художественного, восходящего к Гомеру, либо социологизированного (в плане вульгарного истолкования религии как иллюзорной формы сознания, а то и прямого обмана). Дабы убедиться, что все здесь не совсем так и даже совсем не так, достаточно обратиться к сочинениям античных историков Диодора Сицилийского (единственный раз переведенного на русский язык в ХVIII веке) или Дионисия Галикарнасского, а также вавилонского историка Бероса, писавшего по-гречески. Все трое излагали историю античных богов в русле реальной человеческой истории. Вот что пишет, к примеру, Диодор об Уране, считавшемся богом Неба, о котором и Гомер, и Гесиод, и другие мифологи не могли сообщить ничего конкретного и вразумительного:
В настоящее время в науках о человеке быстро нарастает интерес к изучению мальчиков и мальчишества как особого социокультурного и психологического феномена. «Мальчиковедение» (boyhood studies) заявило о себе как об автономной предметной области историко-антропологических исследований совсем недавно, в начале XXI столетия, на основе развития, с одной стороны, истории и антропологии детства, а с другой – исследований мужчин (men's studies) и гендерных исследований.
Как сообщает в своей книге «История «руссов» в неизвращенном виде» (вып. 6, Париж, 1957) Сергей Лесной (С. Парамонов), в 1919 г. А. Изенбек вывез из какого-то имения Орловской или Курской губернии деревянные дощечки с текстом, по всей видимости славянским, получившие позднее название «Влесовой книги». После смерти А. Изенбека (1941 г.) дощечки были утеряны. Сохранилось лишь несколько фотографий и переписанный, вернее транслитерированный, текст «Влесовой книги», выполненный Ю. П. Миролюбовым.
Этот текст в настоящее время издается в журнале «Жар-птица» (Сан-Франциско). В своих статьях ««Влесова книга» – летопись языческих жрецов IX в., новый, неисследованный исторический источник» и «Были ли древние «русы» идолопоклонниками и приносили ли они человеческие жертвы», присланных в адрес Славянского комитета СССР из Австралии (г. Канберра), С. Лесной призывает специалистов признать важность изучения «дощечек Изенбека», в которых он видит подлинную древнерусскую рукопись IX в., не предлагая, впрочем, необходимого для обоснования подобного мнения палеографического и лингвистического анализа текста. Публикуем в разделе «Письма в редакцию» ответ Л. П. Жуковской на просьбу редакции высказать свое мнение относительно опубликованной С. Лесным («История «руссов»…», вып. 6) фотографии одной из «дощечек Изенбека», содержащей начало «Влесовой книги».
Можно рассмотреть расовые типы, встречающиеся в традиционно семитских районах.
В настоящее время доминирующими могут считаться два типа. Во-первых, это восточный, или иранский, тип. Он преобладает в Аравии, некоторых частях Палестины, Сирии и Месопотамии. Он отличается белой (или загорелой) кожей, темными волосами и глазами, густой растительностью на лице и теле, средним ростом, худощавостью. У таких людей удлиненная голова с выступающим затылком, удлиненное лицо, высокий нос, прямой или с горбинкой, полные губы и крупный подбородок. В Палестине, Сирии и Месопотамии встречается и другой расовый тип – арменоидный. Он отличается тусклой белой кожей, крепкой фигурой, короткой величественной головой с плоским затылком, большим носом и тонкими губами. Некоторые особенности этого типа считаются характерными для евреев.
– Учтите, что «Происходящее»,
являясь действительным причастием настоящего времени, не может осознаваться как «Происходившее» или же «Происшедшее», но только как «Происходящее».