Идентичность

Иденти́чность (англ. identity < лат. identitás) — свойство психики человека в концентрированном виде выражать для кого то, как он представляет себе свою принадлежность к различным социальным, экономическим, национальным, профессиональным, языковым, политическим, религиозным, расовым и другим группам или иным общностям, или отождествление себя с тем или иным человеком, как воплощением присущих этим группам или общностям свойств.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

Подход С. А. Арутюнова и Н. Н. Чебоксарова предполагает, что этносы «представляют собой пространственно ограниченные "сгустки" специфической культурной информации, а межэтнические контакты – обмен такой информацией»2. Здесь осуществляется информационно-когнитивный уровень понимания этноса, где главным и определяющим признаком этноса являются не люди как носители специфической культурной информации, а сама информация, ее содержание, специфичность, подлежащая обмену на другую специфичность при межэтническом контакте. В концепции В. А. Тишкова этнические общности – это социальные конструкции, возникающие и существующие в результате целенаправленных усилий политиков и творческой интеллигенции для достижения коллективных целей, прежде всего обеспечения социального комфорта в рамках культурно ординарных сообществ. Суть таких общностей составляет этническая идентичность, а также возникающая на ее основе солидарность3. Для психолога важны не различия между современными подходами к интерпретации этноса. Важно общее, что их объединяет – признание этнической идентичности одной, или даже единственной, из характеристик этноса. Это означает, что этнос является для индивидов психологической общностью.

С. Трифонова, Этнопсихология и конфликтология, 2013

Смешение культурных и примордиальных элементов характерно для многих определений этнических групп. Аренд Лейпхарт (Lijphart, 1995), к примеру, комбинирует культурные и примордиальные характеристики этничности. Он пишет, что этническая группа «может быть определена как группа людей, считающих себя самобытным культурным сообществом, часто имеющим общий язык, религию, родственные связи и/или общие физические характеристики (например, цвет кожи), и обычно склонных питать отрицательные и враждебные чувства в отношении представителей других этнических групп» (р. 853; см. также Hale, 2004). Лейпхарт отмечает (р. 854), что в настоящее время термин «этническая группа» стал практически синонимом термина «общественная группа». Энтони Д. Смит (Smith, 1987) говорит об этнических корнях наций и поддерживает свои аргументы обширными историческими свидетельствами (см. также Connor, 1994). Бенджамин Рейли отмечает, что этничность является крайне скользким понятием, «ее можно рассматривать и как аскриптивный[4] феномен, основанный на социально-биологических признаках, таких как раса, племя и язык (точка зрения, часто определяемая в научной литература как «примордиализм»), и как адаптивное выражение более гибкой или сконструированной идентичности, формирующейся в ответ на внешнее давление и стимулы» (Reilly, 2006, р. 52).

Тату Ванханен, Этнические конфликты, 1999

Тем не менее в аналитическом отношении важно отличать национализм от этничности как способа конструирования идентичности, а также то и другое вместе от родства. Различие касается не просто содержания, так как этничность часто преподносится как расширение родства, а националисты обычно представляют нации как большие семьи, имеющие общую культуру и происхождение. Ключевой вопрос скорее связан с тем, что представляют собой эти формы солидарности и как они воспроизводятся. И здесь большое значение имеют два тесно взаимосвязанных различия: между сетями социальных отношений и категориями схожих индивидов и между воспроизводством через непосредственные межличностные взаимодействия и воспроизводством посредством относительно безликих сил широкой культурной стандартизации и социальной организации.

Крэйг Калхун, Национализм

Как уже отмечалось, центральным для современных теорий примордиализма является вопрос о природе этничности. Э. Смит перечисляет этничность в числе «естественных» категорий индивидуума, таких как тендер, пространственная идентичность (локализм, регионализм), социальный класс [Smith, 1991, р. 4–6]. Этносимволический подход Э. Смита предполагает внимание к «досовременным», исторически сложившимся этническим единствам. В некоторых случаях подобный анализ эффективен, однако при описании смешанных сообществ исследователи сталкиваются со специфическими трудностями при попытке определить «естественное» досовременное состояние.

В. В. Баранова, Язык и этническая идентичность. Урумы и румеи Приазовья, 2010

Автор приписывал национальности две важные черты: во-первых, она образуется «из скрещения рас и слияния разнообразных элементов», в результате чего возникает «химическое соединение, специфически отличное от всех, вошедших в состав его веществ». Во-вторых, «национальность есть продукт жизни государственной, а не наоборот»[334]. Можно заметить, что для Спасовича национальность – синоним нации, он не различал их; использование и трактовка термина позволяют предположить, что «национальность» соответствует понятию «народности» как комплекса характерных черт и особенностей этноса. Спасович затрудняется установить «параметры» национальности, однако на первый план выдвигает «чувство национальности» – т. е. ощущение собственной идентичности. Соглашаясь с высказыванием Дж. Милля о совокупности множества причин, порождающих это ощущение, он отвергал такие приметы национальности, как вера, законы, наука, искусство, однако разделял убежденность в том, что «сильнейшей из порождающих причин» является «общность… прошедшего, обладание национальной историей», «общность воспоминаний»[335]. В сущности, речь шла о роли современного концепта национальной памяти в формировании и стабильности идентификации.

Мария Лескинен, Поляки и финны в российской науке второй половины XIX в.: «другой» сквозь призму идентичности, 2010

Против традиционного определения этничности как групповой идентичности выступил Р. Брубейкер. Он критиковал «группизм» – «тенденцию рассматривать ограниченные группы как основные единицы анализа (и как базовые элементы социального мира)… Ограниченные и солидарные группы – один, но и всего лишь один из модусов этничности (и социальной организации вообще). “Групповость” – переменная, а не константа, и из нее невозможно исходить. Она различна не только в разных предполагаемых группах, но и внутри группы: со временем она может прибывать или истощаться, достигая пика в исключительные, но краткие моменты коллективного подъема. Этничность не требует такой групповости. Она действует не только (и даже не столько) в ограниченных группах и влияет через них, но и через категории, схемы, столкновения, идентификации, языки, рассказы, институты, организации, сети и события. Короче говоря, исследование этничности – даже исследование этнического конфликта – не должно сводиться к изучению этнических групп, они даже не должны быть его главным предметом»[24].

С. Е. Федоров, История и теория наций и национализма, 2016

Ряд авторов полагают, что идентичность представляет собой множественное явление и возможно существование идентичности применительно к разным сферам жизнедеятельности человека. Первым на это обратил внимание Дж. Марсиа (Marsia, 1980), который выделил две сферы идентичности: профессия и идеология. Последняя включает системы ценностей личности, религиозные и политические взгляды и убеждения. Именно эта сфера идентичности в терминах других исследователей предстает в виде личностной идентичности. В настоящее время выделяют такие виды идентичности как социальная, этническая, ролевая, семейная и др.

Коллектив авторов, Профессиональное развитие личности: начало пути. Эмпирическое исследование, 2015

Вместе с тем, следует различать понятия этническая культура и культура этноса. Культура этноса более широкое понятие, оно «…включает всю совокупность культурных явлений народа, в том числе иноэтничные заимствования, унифицированные формы культуры, общерегиональные черты, характерные сразу для нескольких народов, а этническая культура, равно как и язык, есть то главное, что отличает один народ от другого»[60]. Этническая культура проявляется в деятельности общества, государства, его социальных институтов, а также в национальных традициях, духовных ценностях, стиле мышления и установках, моральных нормах, стереотипах и образцах межличностного и межгруппового поведения и самовыражения, особенностях языка и образа жизни. Элементы этнической культуры, воспринимаемые как характерные именно для данной национальной общности, тем самым выполняют этнодифференцирующую и этноинтегрирующую функции. В формировании каждой этнической культуры, как мы уже было отмечено выше, важную роль играет язык этноса, который способствует, прежде всего, формированию чувства групповой идентичности. Язык как элемент культуры участвует в процессе приобретения практического опыта людьми, особенно членами одной этнической группы. Каждый народ создает свою картину мира на основе своего языка.

Г. В. Нездемковская, Зарождение и развитие этнопедагогики России, 2011

Формирование гражданской идентичности тесно связано с процессом усвоения личностью различных элементов национального сознания, поведения, традиций, культуры, языка, т. е. с этнонациональной идентичностью. Однако когнитивное наполнение гражданской идентичности в чем-то совпадает, а в чем-то не совпадает с этнонациональной. Этническая идентичность в основном базируется на языке, культуре, национальности родителей, историческом прошлом, общности территории. Гражданская идентичность – на политической и правовой культуре, гражданской активности, на формировании и функционировании институтов гражданского общества. Она более динамична, чем этническая, выбор которой вовсе не исключает гражданской идентичности. Когнитивное наполнение той и другой идентичности способно дополнять друг друга. Это дает основание говорить о совместимости таких идентичностей.

Е. М. Бабосов, Человекомерность социальных систем, 2015

В типах идентичности социальных групп постиндустриальной эпохи трудно выделить какие-либо приоритетные. Примерно в равной мере актуальны идентичности национально-политические, этнические, конфессиональные, социально-профессиональные, субкультурные, маргинальные, микрогрупповые. Структуру групповых идентичностей этой эпохи можно назвать плюральной без явных фаворитов. Иерархию пространств репрезентаций идентичностей, очевидно, возглавляет среда культурных микрогрупп (этно-земляческих содружеств, церковных общин, молодежных групп, коллективов любителей, поклонников, болельщиков и т. п.), ниже по значимости – пространства личной профессиональной деятельности и политическое. Вместе с тем, складывается впечатление, что в постиндустриальную эпоху все большую значимость начинают набирать основания солидарности и идентичности по культурным предпочтениям [об этом см.: 391].

А. Я. Флиер, Избранные работы по теории культуры, -1

Согласно авторской концепции, заключающейся в том, что региональная культура понимается как вариант национальной культуры и в то же время как специфический способ жизни людей на определенной территории, продуцирующий определенную систему ценностей, создавая условия для самоидентификации людей, исследование региональной идентичности уральцев дает возможность содержательно уточнить одну из важнейших философско-культурологических категорий, раскрыть ее эвристический потенциал, обнаружить связь общего и особенного (идентичность россиянина – региональная идентичность уральца – этническая идентичность), проанализировать состояние идентичности современного россиянина, жителя региона.

А. Э. Мурзин, Региональная идентичность: сущность, характер, опыт изучения, -1

«Этничность» – это категория, обозначающая существование отличительных идентичностей и складывающихся на их основе этнических групп. Этничность – это форма социальной организации культурных различий. «Народ» в смысле этнической общности В. А. Тишковым понимается как группа людей, члены которой имеют общие название и элементы культуры, обладают мифом (версией) об общем происхождении и общей исторической памятью, ассоциируют себя с особой территорией и обладают чувством солидарности[2].

Коллектив авторов, Народная педагогика в экологическом воспитании дошкольников. Пособие для специалистов дошкольного воспитания, 2010

О психологических ресурсах, помогающих личности, идет речь и в статье А. Н. Татарко, А. А. Мироновой и С. В. Чувашова «Социально-психологический капитал личности в условиях этнического разнообразия России». Авторская концепция социально-психологического капитала раскрывается на материале этнического многообразия современной России. Исследование, проведенное на репрезентативной выборке (более 3 тысяч человек) с использованием современных методов сбора и обработки информации, выявило позитивную специфику российского этнического многообразия. Показано, что это многообразие не оказывает отрицательного влияния на микросоциальное и макросоциальное доверие, на гражданскую идентичность личности, положительно влияет на ее толерантность.

Коллектив авторов, Психологические исследования личности. История, современное состояние, перспективы, 2015

Мы понимаем региональную ментальность как системную совокупность культурных отношений, формирующихся на базе общности территории, климата, социально-экономических условий и связанных с понятием «малая родина». Мерой развития культуры является уровень духовной связи человека с конкретной территорией, а отсутствие оседлости означает отсутствие нравственного корня. В большинстве публикаций ментальность и идентичность микро- и макросоциальных систем рассматривается скорее как признак их долговременной результативности и внутренней мощи.

Сборник статей, Сибирская ментальность и проблемы социокультурного развития региона, 2006

Отечественные исследования гендерных аспектов коммуникации также привели к интересным научным результатам. Так, например, научная школа, сформировавшаяся на базе Московского государственного лингвистического университета, отрицает перманентное присутствие категории «гендер» в языке и речи (коммуникации). При изучении коммуникации, речевого поведения и других феноменов, связанных с говорением, данная школа признает гендер «плавающим» параметром, т. е. фактором, проявляющимся с неодинаковой интенсивностью вплоть до полного его исчезновения в ряде коммуникативных ситуаций. Такая постановка вопроса является наиболее современной и соответствует данным, полученным в новейших исследованиях по социальной психологии и социологии. Современные теории социальной идентичности рассматривают гендер как «разыгрываемый», или конструируемый, в ходе коммуникативного взаимодействия феномен. Существует варьирование индивидами выбора языкового регистра в зависимости от их социальных целей. Так, говорящий может акцентировать или затушевать некоторые параметры своей личности в целях солидаризации с собеседником или дистанцирования от него. Следовательно, коммуникативная ситуация может оказывать глубокое воздействие на дискурс, что подтверждает интерактивную природу конструирования идентичности. В любом случае рассмотрение гендерных аспектов языка и коммуникации вне культурного контекста нельзя считать научным. Особенности гендерного концепта в разных языках и культурах, их несовпадение, а также последствия этого несовпадения в межкультурной коммуникации также представляют большой интерес для ученых.

А. К. Болотова, Психология коммуникаций, 2015

Культура обеспечивает идентичность, самосознание «Мы», преимущественно – эмоционального. Политическая власть, государство – идентичность «Мы» гражданского, преимущественно рационального. Именно синтез этих двух идентичностей и обеспечивает социальную солидарность. И, если эта солидарность предполагает доверие, то неформальные институты этнической идентичности обеспечивают доверие «сплачивающее», личностное, возникающее между людьми, общность с которыми определяется происхождением и этнической идентичностью. Но для относительно развитого общества, а особенно – состоящего из представителей разных этносов, конфессий, доверия сплачивающего недостаточно – необходимо доверие институциональное, «наводящее мосты» между разными группами и слоями общества. Это доверие и формируют формальные институты, прежде всего – правовая культура, задающая нормативную рамку отношений и взаимодействий различных групп и слоев данного государства. Если неформальные институты задают культурно-этническую идентичность, то неформальные – гражданскую, которая и обеспечивает консолидацию нации в ее гражданско-государственном понимании.

Г. Л. Тульчинский, Российская политическая культура. Особенности и перспективы, 2015

Понимая под идентификацией – механизм отождествления личности с определенной социально значимой целостностью, воспринимаемой на эмоциональном и сознательном уровне в общих символах и категориях, мы можем сказать, что процесс выработки собственной идентичности является важнейшей основой социальной интеграции. Самоидентификация позволяет личности определиться в выборе системы ценностей. И здесь особое место занимают патриотические чувства людей. Признание места жизни своей малой родиной свидетельствует о том, что сложились достаточно тесные связи между жителями региона и местом их жизни, что служит серьезным индикатором региональной идентичности.

И. Я. Мурзина, Теория и практика культурологических исследований, -1

Очевидно, современные процессы глобализации и модернизации значительно обостряют вопрос цивилизационной самоидентификации России – сохранения ее культурной идентичности в новую информационную эпоху. Единство и целостность России определяются, в первую очередь, национальным языком и национальной культурой. В многонациональной и многоконфессиональной России, открытой глобализационным процессам, вопрос наследования социального опыта, репрезентированного в многообразии культурных традиций, идей, структур и технологий, возникших в результате исторически сложившихся социальных взаимоотношений входящих в ее состав общностей, необходимо прояснять как в теоретическом, так и в практическом отношении. По определению А.Я. Флиера, «социальный опыт является квинтэссенцией содержания культуры сообщества (того содержания, которое накоплено в ходе его истории), продуктом селекции различных технологий удовлетворения человеческих интересов и потребностей» [558, с 359]. С этой точки зрения накопление и трансляция социального опыта в культурологической науке понимается как важнейшая функция культуры. Можно согласиться с известным российским социальным философом и теоретиком культуры, что «во всем многообразии информационного поля человеческой жизни именно социальный опыт является предметом наиболее тщательной и непрерывной интеллектуальной рефлексии в качестве важнейшего средства социальной самоорганизации, самосохранения и социокультурного воспроизводства» [558, с 367].

О. А. Жукова, Избранные работы по философии культуры, 2014

Таким образом, представление государства о самом себе и других участниках международных отношений имеет трехкомпонентную структуру, которая включает: национальную идентичность, статус и роли. Мы выделили слово «представление», чтобы подчеркнуть тот факт, что государства познают не только другие государства, но и, прежде всего, самих себя. Результатом процесса познания становится конструирование образа государства, который отражает именно представление субъекта познания о национальной идентичности, статусе и роли страны, которые не обязательно совпадают с ее объективными характеристиками в трех названных сферах позиционирования. При этом необходимо отметить, что каждый из компонентов образа может характеризоваться позитивной, негативной или амбивалентной эмоциональной окрашенностью[124].

Н. М. Боголюбова, Межкультурная коммуникация и международный культурный обмен: учебное пособие, 2009

Вторая причина. Понятие социально-психологического капитала, как и понятие социального капитала, является «зонтичным» (Нестик, 2009), т. е. объединяет ряд близких социально-психологических характеристик личности, лежащих в основе групповой интеграции и сплоченности. Для социальной психологии такое интегральное понятие является необходимым, поскольку отдельно взятые социально-психологические характеристики личности, такие, как различные виды доверия личности, толерантность к культурному многообразию, социальная идентичность и т. д. затрагивают только некоторые из отношенческих характеристик личности, лежащих в основе групповой интеграции. Вводимое понятие позволяет системно объединить разнопорядковые социально-психологические и отношенческие характеристики личности, которые способствуют групповой интеграции и повышению благополучия как личности в группе, так и группы в целом.

А. Н. Татарко, Социально-психологический капитал личности в поликультурном обществе, 2014

Нельзя утверждать, что этот набор характеристик является каким-то обобщенным профилем типичного террориста. В ряде случаев важную роль играют политико-идеологические и религиозные мотивы вступления в террористическую группу. Но нельзя исключать, что они могут являться формой рационализации глубинных личностных мотивов – стремления к укреплению личностной идентичности и, что особенно важно, удовлетворения потребности в принадлежности к группе. Принадлежность к террористической группе в психологическом смысле снимает у индивида неполноту и расщепленность его психосоциальной идентичности. Группа становится для террориста стабилизирующим психологическим основанием, позволяющим чувствовать себя полноценной личностью, важным компонентом его самосознания и обретения смысла жизни (неважно, что это будет суррогатным замещением его реальных смыслообразующих ориентаций) и в то же время мощным психологическим механизмом духовной, ценностной и поведенческой стереотипизации.

В. А. Соснин, Психология терроризма и противодействие ему в современном мире, 2016

Таким образом, подлинная самоидентичность подразумевает как внешнее, так и внутреннее совпадение, соответствие, сущностную тождественность. В этом смысле идентичность понимается как близость, родственность, сродство, общая основа. Именно так человек отождествляет себя с некоторой группой людей, семьей, своей культурой. Данный процесс способствует формированию относительно устойчивой ориентации на традиционные смыслы справедливости, долга, ответственности, что в целом задает человеку контекстуальные и ценностные координаты, определяет его мировоззрение и мировосприятие, систему значимых для него символов, норм и правил поведения. Отсутствие устойчивых оснований собственной идентичности ведет к неспособности человека ориентироваться в предлагаемых ему идеалах и культурных паттернах, а это влечет за собой формирование личности вне культурного и нравственного контекстов.

Л. Н. Владыковская, Духовно-нравственные ценности в формировании современного человека, 2011

Мощным стимулом к предпринимательской деятельности, по мнению исследователей, является блокировка мобильности. Дело в том, что иммигранты испытывают определенные трудности на местном рынке труда: недостаточное владение языком страны, в которую они приехали, неадекватные или неподходящие навы-ки, возрастные ограничения, дискриминация. Не имея таких воз-можностей, как коренное население, для стабильной карьеры, иммигранты чаще делают выбор в пользу открытия собственного дела. Вторым фактором является мобилизация ресурсов, которая тесно связана с динамикой этнической идентичности. Здесь, прежде всего, необходимо проанализировать субкультурное измерение этничности, т. е. социальные структуры, посредством которых члены одной этнической группы связаны друг с другом, и способы их использования. Эти социальные структуры состоят из двух частей: 1) сетей родства и дружбы, вокруг которых выстроены этнические сообщества; 2) переплетения этих сетей с позициями в сфере хозяйства (рабочие места), в пространстве (жилье) и в гражданском обществе (институты).

М. В. Афонин, Миграционные процессы в современном городе, 2013

По данным International Social Survey Program (в России в рамках ISSP опросы проводились в 1996 и 2004–2005 гг.), в Российской Федерации существует другая логика иерархии социально-территориальных идентичностей. Локальная и национальная идентичности являются практически равноценными, при этом локальная идентичность в России выражена гораздо слабее, чем практически во всех странах проведения опроса (табл. 2.1)[31]. А региональная идентичность является второстепенной как по отношению к локальной, так и национальной.

К. А. Гулин, Модернизация экономики региона: социокультурные аспекты, 2012

Для немецких социологов – авторов монографии «Социальное как ритуал» – ритуалы выступают как «культурные представления – институциональные разделяемые образцы, посредством которых инсценируется общее коллективное знание и общие поведенческие практики и в которых подтверждается самоизображение и самоинтерпретация институционального и коллективного порядка»[23]. Авторы этого определения перечисляют характеристики ритуалов, практикуемых в современном обществе. (1) Ритуалы имеют начало и конец, т. е. определенную временную структуру, они происходят (разворачиваются) в пространстве. (2) Ритуалы воспроизводят (репродуцируют) прошлый опыт, результатом которого становится конструирование инноваций. Иначе говоря, помимо нацеленности на приспособление к среде (подчиняющая функция), ритуалы и ритуализация обладают не всегда замечаемой конструктивной функцией, выявленной Дюркгеймом и социальными антропологами: в процессе осуществления ритуала усиливаются внутригрупповые связи, открывая перед сообществом новые возможности для разрешения имеющихся конфликтов. (3) Ритуалы – это чувственно воспринимаемые социальные инсценировки, в рамках которых происходит выработка ролевых дифференциаций и могут формироваться новые идентичности (тогда как в рамках института на основе существующих в данном сегменте социального правил игры роль «навязывается»).

А. И. Черных, Ритуалы и мифы медиа, 2014

Источником теоретического бума в изучении символических ресурсов институциональной динамики стали и дефекты демократических институтов в посткоммунистических обществах, где становлению формальных институтов демократии и гражданской идентичности стало препятствовать стремление обеспечить групповую социальную солидарность за счет апелляции к этнорелигиозным версиям, базирующимся на фетишизации родной земли и сакрализации истории отдельных этносов. Показательна в связи с этим критическая оценка традиционных исследований роли культуры в политической динамике, обозначенная в работах представителя культурсоциологии и специалиста в исследовании гражданской культуры Дж. Александра. Он подчеркнул, что в большинстве моделей культура не независимая переменная, а производная от более жестких переменных социальных структур.

Коллектив авторов, Теория и история политических институтов, 2014

Теоретические различия в определении нации абстрактны и преувеличены. В них подчеркивается политический аспект организации нации. В общественной и культурной реальности нациями в большей или меньшей степени являются общественные группы, характеризуемые биолого-эмоционально-социальными связями, сходством языка и политической организованностью, культурной идентичностью. При определенной разнице определений нарождается критика нации с точки зрения гражданской идеи.

Зоран Аврамович, Демократия и бомбардировки. Есть ли будущее у демократии?, 2017

1) процесс морфогенеза культуры, выраженный в становлении ее основных морфологических характеристик, комплексов норм и стандартов деятельности как системных образований, регулирующих социальное бытие людей; 2) процесс этногенеза культуры, отражающий формирование локальных культур конкретно-исторических обществ, складывающихся по территориальному признаку; 3) процесс социогенеза культуры, связанный с формированием и эволюцией норм и стандартов тех или иных видов деятельности (специальностей), а также с появлением особых социально-профессиональных групп людей, осуществляющих эту деятельность, и объединяющих эти группы профессиональных корпораций, сословий, каст, классов; 4) процесс формогенеза культуры, представляющий собой постоянное порождение новых форм, т. е. норм и стандартов деятельности, рефлексируемых обществом как образы его идентичности и воспроизводимых в большем или меньшем числе интерпретирующих эти формы культурных фактов.

Т. П. Ритерман, Культурология, 2010

Мультикультурализм в области права утверждает, что поскольку отсутствует единая для всех времен и народов культура, выражающаяся как законченная система ценностей, а также рационально обоснованная иерархия ценностей,[25] постольку каждая культурная группа имеет (должна иметь) свою систему правовых норм и руководствоваться только ею. При этом культурные различия объявляются основополагающими, фундаментальными (так как именно они обеспечивают идентичность людей), всякое внешнее воздействие на эти различия должны оцениваться как величайшая несправедливость.[26]

Сборник статей, Проблемы европейской интеграции: правовой и культурологический аспекты. Сборник научных статей, 2007

В обл. психологии личности исследование содержания и функционирования индивидуальных форм К. представлено в теории личностных конструктов Дж. Келли. Он рассматривал обычного человека как познающего мир и себя исследователя, к-рый проверяет гипотезы, касающиеся мироустройства с помощью личностных конструктов – иерархически организованных биполярных оппозиций, на языке к-рых осуществляется описание мира. Им же разработан методический аппарат – «репертуарные решетки», позволяющие с помощью факторного анализа выделять разного уровня обобщения индивидуальные категории субъекта познания. Областью психологии, исследующей структуру, содержание, генезис и функционирование категорий в процессе миропознания, является психосемантика (В. Ф. Петренко, А. Г. Шмелев), где многие методические принципы Келли также распространены на исследование К. не только в сфере межличностного познания, но и применительно к психологии искусства и массовых коммуникаций, в области полит. и этнопсихологии, исследований экологического сознания и представлений в области права, этики, юриспруденции и т. п., т. е. исследований имплицитных моделей мира субъекта в самых разных сферах бытия. В области социальной психологии К. тесно связана с проблемой социальной идентичности. А. Тэшфел и Дж. Тернер в эксперим. исследованиях показали, что даже простое разбиение однородной группы испытуемых на 2 класса (напр., А и Б) способно вызвать у них чувство групповой сплоченности, фаворитизма и конкуренции. Любые формы дифференциации при К. по социальному, национальному, религиозному, возрастному принципу способны мобилизовать групповое единство, но одновр. вызвать и чувство противостояния и агрессии. И наоборот, К. по общему основанию ведет к интеграции вначале на уровне социальных представлений (С. Московичи), а затем и на уровне социального поведения.

Коллектив авторов, Психология общения. Энциклопедический словарь, 2011

В традиции философского анализа нарративная идентичность – это философский конструкт, тематизирующий прежде всего темпоральную конструкцию идентичности как эмплотмента [Уайт, 2002; Ricoeur, 1990; Carr, 1986; Widdershoven, 1993]. Рассказывание здесь является средством для понимания человеком своей временности и способом придания смысла жизненному пути. Сходно развивается и в концепции Т. Сэрбин «нарративный принцип», согласно которому темпорально члененное и структурированное по смыслу упорядочение опыта превращается в плот через цель и функции рассказывания в ситуации коммуникации [Sarbin, 1997]. В социологическом подходе M. Зоммерса описываются нарративная идентичность, возможности познания и действия, диспозиции к действиям как погружение в заданный «социальный нарратив», в котором акторы обживаются, социализируются, придают формы своим пережитым опытам [Sommers, 1994]. При этом в центре не рассказывающий индивид, который в нарративной конструкции своей личной истории опыта создает идентичность. Рассказчик рассматривается как владелец и пользователь нарративно опосредованной культуры, создающий свои опыты в предлагаемых формах, нарративных ready-mades [Keupp, Ahbe, Gmuer, Hoefer, 1999]. Выбор в пределах резервуара одобряемых и доступных нарраций выражает тем самым его отношение к себе и подчиняет его условиям социальной регуляции. По этой логике нарративная идентичность возникает через перенимание канонических нарраций соответствующих групп, к которым индивид испытывает чувство принадлежности или к которым он институционально приписан. Соответственно возможности индивидуального нарратива весьма ограничены. Другие концепции нарративной идентичности различаются в зависимости от предметной области анализа, которая включает следующие аспекты:

Е. Ю. Рождественская, Биографический метод в социологии, 2012

Если же говорить о второй парадигме, рассматривающей сообщества как акторов, имеющих цели, желания и даже мысли, то, как уже отмечалось, найти подобные представления в современном научном знании затруднительно. Общим трендом можно считать приписывание ментальных состояний исключительно индивидам, но не надындивидуальным образованиям. Так, И.Ф. Девятко отмечает, что последние социологические версии субъективизма, согласно которым в качестве источника действия рассматривается некий холистский «сверхиндивид», обладающий «надындивидуальной волей», «исчерпываются, видимо, консервативной традицией в политической социологии» [4, 47–48]. В исключительных случаях можно найти лишь релевантные метафоры, за которыми, по-видимому, стоят скорее интуитивные, а не научные представления. Например, М. Дуглас, назвав свою работу «Как мыслят институты», подчеркивает, что на самом деле «институты не могут сами мыслить», однако институты определяют индивидуальное мышление, а принятие важных решений, как правило, происходит в рамках, заданных институтами [22, 8]. Другой, может быть даже более показательный пример, – это рассуждения о «столкновении цивилизаций» С. Хантингтона. Хотя под цивилизацией он понимает «культурную общность наивысшего ранга», подразумевающую высокий уровень культурной идентичности людей, однако очень часто С. Хантингтон пишет о цивилизациях как полноценных акторах, которые «реализуют свои экономические интересы» и «навязывают другим странам экономическую политику по собственному усмотрению» [9]. Скорее всего, приписывание этим коллективным акторам ментальных состояний – это метафора, которая, тем не менее, составляет ядро концепции[15]. Вероятно, именно поэтому идея «столкновения цивилизаций», будучи интуитивно ясной, получила распространение в неакадемических кругах.

Коллектив авторов, Обыденное и научное знание об обществе: взаимовлияния и реконфигурации, 2015

На международный порядок и его устойчивость существенное влияние оказывают идентичности, ценности и нормы, формирующие специфические идеационные структуры (ideational structures), которые влияют на поведение государств (и других акторов) путем обеспечения лингвистических или моральных оснований, и ограничивающие тем самым их деятельность[60]. При этом, как утверждает Дж. Рагги, эти идеационные факторы выражают как индивидуальные, так и коллективные намерения, имеют нормативное и институциональное измерение, а «их смысл и значение зависят от места и времени»[61]. Поэтому, в отличие от неореалистского подхода, понятия «международный порядок», «великая держава», «баланс сил» не существуют объективно, как материальная реальность, а могут быть обнаружены в результате исследования того, как социальные акторы (государства) понимают и интерпретируют данные явления. При этом автономность акторов в осуществлении разного рода практик и взаимодействий позволяет им конструировать, воспроизводить и видоизменять как материальные, так и идеационные структуры[62]. Нормативные структуры формируют идентичности и интересы акторов, которые, в свою очередь, посредством своих практик и взаимодействий воссоздают эти структуры.

А. Н. Богданов, Международный порядок, 2017

Для нашего исследования наиболее близкой является цель поликультурного образования – формирование индивида, готового к активной созидательной деятельности в современной поликультурной и многонациональной среде, сохраняющего свою социально-культурную идентичность, стремящегося к пониманию других культур, уважающего иные культурно-этнические общности, умеющего жить в мире и согласии с представителями разных национальностей, рас, верований, которую определил В.А. Ершов [49, с. 84].

М. Г. Заббарова, Теоретико-методологические основы формирования полиэтнической культуры младших подростков, 2016

3. Культурная гибридизация к концу XX в. приобрела совершенно новые качества. Процессы «креолизации» культуры, которые традиционно вели к образованию новых этнических общностей (стоит напомнить хотя бы расхожий образ США как «плавильного котла» для американской нации), дополняются процессами транскультурной конвергенции и формирования транслокальных культур – культур диаспоры, а не традиционно локализованных и стремящихся обрести национально-государственную идентичность культур. Интенсификация коммуникаций и межкультурных взаимодействий, развитие информационных технологий способствуют диверсификации многообразного мира человеческих культур, а не их поглощению некой универсальной глобальной культурой. Мир превращается в сложную мозаику взаимопроникающих транслокальных культур, которые образуют новые культурные регионы, имеющие сетевую структуру. Пример – новые профессиональные миры, возникшие в связи с ростом компьютерных и телекоммуникационных сетей.

А. В. Фетисов, Управление культурами, 2010

Констатация Р.М. Шукуровым пространственного измерения идентичности народа или человека обозначила, на наш взгляд, некую проявившую себя особенность в материалах нашей публикации. Астрологические и климатические теории в трактатах Клавдия Птолемея, Гиппократа, Плиния Старшего, Посидония, – не позволили автору главы остановиться только на роли локального маркера в номинации этнических процессов. Они побудили его дать по существу, расширительную характеристику географического (пространственного) фактора в этих процессах, отмечая его влияние на нравы, характер и даже историческую судьбу народов в контексте идеи «баланса», «равновесности» в греческой философии. Эти наблюдения в совокупности с анализом политического влияния пространственных мутаций на этнический полиморфизм в условиях формирования этнонациональных государств (гл. Н.А. Хачатурян), – подчеркнули целесообразность рассмотрения роли географического фактора в качестве специальной линии исследования интересующего нас сюжета.

Коллектив авторов, Этносы и «нации» в Западной Европе в Средние века и раннее Новое время, 2015