Неточные совпадения
Жить
надо, старче, по-моему:
Сколько холопов гублю,
Мучу, пытаю и вешаю,
А поглядел
бы, как сплю...
—
Надо было зимой поход объявить! — раскаивался он в сердце своем, — тогда
бы они от меня не спрятались.
— Нет, если
бы это было несправедливо, ты
бы не мог пользоваться этими благами с удовольствием, по крайней мере я не мог
бы. Мне, главное,
надо чувствовать, что я не виноват.
— Ах, какой вздор! — продолжала Анна, не видя мужа. — Да дайте мне ее, девочку, дайте! Он еще не приехал. Вы оттого говорите, что не простит, что вы не знаете его. Никто не знал. Одна я, и то мне тяжело стало. Его глаза,
надо знать, у Сережи точно такие же, и я их видеть не могу от этого. Дали ли Сереже обедать? Ведь я знаю, все забудут. Он
бы не забыл.
Надо Сережу перевести в угольную и Mariette попросить с ним лечь.
— Нет, — сказала она, раздражаясь тем, что он так очевидно этой переменой разговора показывал ей, что она раздражена, — почему же ты думаешь, что это известие так интересует меня, что
надо даже скрывать? Я сказала, что не хочу об этом думать, и желала
бы, чтобы ты этим так же мало интересовался, как и я.
Мать отстранила его от себя, чтобы понять, то ли он думает, что говорит, и в испуганном выражении его лица она прочла, что он не только говорил об отце, но как
бы спрашивал ее, как ему
надо об отце думать.
— Да вот я вам скажу, — продолжал помещик. — Сосед купец был у меня. Мы прошлись по хозяйству, по саду. «Нет, — говорит, — Степан Васильич, всё у вас в порядке идет, но садик в забросе». А он у меня в порядке. «На мой разум, я
бы эту липу срубил. Только в сок
надо. Ведь их тысяча лип, из каждой два хороших лубка выйдет. А нынче лубок в цене, и струбов
бы липовеньких нарубил».
Если
бы не это всё усиливающееся желание быть свободным, не иметь сцены каждый раз, как ему
надо было ехать в город на съезд, на бега, Вронский был
бы вполне доволен своею жизнью.
«Да, я должен был сказать ему: вы говорите, что хозяйство наше нейдет потому, что мужик ненавидит все усовершенствования и что их
надо вводить властью; но если
бы хозяйство совсем не шло без этих усовершенствований, вы
бы были правы; но оно идет, и идет только там, где рабочий действует сообразно с своими привычками, как у старика на половине дороги.
— Вы приедете ко мне, — сказала графиня Лидия Ивановна, помолчав, — нам
надо поговорить о грустном для вас деле. Я всё
бы дала, чтоб избавить вас от некоторых воспоминаний, но другие не так думают. Я получила от нее письмо. Она здесь, в Петербурге.
Толпа раздалась, чтобы дать дорогу подходившему к столу Сергею Ивановичу. Сергей Иванович, выждав окончания речи ядовитого дворянина, сказал, что ему кажется, что вернее всего было
бы справиться со статьей закона, и попросил секретаря найти статью. В статье было сказано, что в случае разногласия
надо баллотировать.
― Скоро, скоро. Ты говорил, что наше положение мучительно, что
надо развязать его. Если
бы ты знал, как мне оно тяжело, что
бы я дала за то, чтобы свободно и смело любить тебя! Я
бы не мучалась и тебя не мучала
бы своею ревностью… И это будет скоро, но не так, как мы думаем.
«Если я сказал оставить мужа, то это значит соединиться со мной. Готов ли я на это? Как я увезу ее теперь, когда у меня нет денег? Положим, это я мог
бы устроить… Но как я увезу ее, когда я на службе? Если я сказал это, то
надо быть готовым на это, то есть иметь деньги и выйти в отставку».
— Самолюбия, — сказал Левин, задетый за живое словами брата, — я не понимаю. Когда
бы в университете мне сказали, что другие понимают интегральное вычисление, а я не понимаю, тут самолюбие. Но тут
надо быть убежденным прежде, что нужно иметь известные способности для этих дел и, главное, в том, что все эти дела важны очень.
Всё шло хорошо и дома; но за завтраком Гриша стал свистать и, что было хуже всего, не послушался Англичанки, и был оставлен без сладкого пирога. Дарья Александровна не допустила
бы в такой день до наказания, если б она была тут; но
надо было поддержать распоряжение Англичанки, и она подтвердила ее решение, что Грише не будет сладкого пирога. Это испортило немного общую радость.
— Отжившее-то отжившее, а всё
бы с ним
надо обращаться поуважительнее. Хоть
бы Снетков… Хороши мы, нет ли, мы тысячу лет росли. Знаете, придется если вам пред домом разводить садик, планировать, и растет у вас на этом месте столетнее дерево… Оно, хотя и корявое и старое, а всё вы для клумбочек цветочных не срубите старика, а так клумбочки распланируете, чтобы воспользоваться деревом. Его в год не вырастишь, — сказал он осторожно и тотчас же переменил разговор. — Ну, а ваше хозяйство как?
По тону Бетси Вронский мог
бы понять, чего ему
надо ждать от света; но он сделал еще попытку в своем семействе. На мать свою он не надеялся. Он знал, что мать, так восхищавшаяся Анной во время своего первого знакомства, теперь была неумолима к ней за то, что она была причиной расстройства карьеры сына. Но он возлагал большие надежды на Варю, жену брата. Ему казалось, что она не бросит камня и с простотой и решительностью поедет к Анне и примет ее.
«Что
бы я был такое и как
бы прожил свою жизнь, если б не имел этих верований, не знал, что
надо жить для Бога, а не для своих нужд? Я
бы грабил, лгал, убивал. Ничего из того, что составляет главные радости моей жизни, не существовало
бы для меня». И, делая самые большие усилия воображения, он всё-таки не мог представить себе того зверского существа, которое
бы был он сам, если
бы не знал того, для чего он жил.
И вдруг они оба почувствовали, что хотя они и друзья, хотя они обедали вместе и пили вино, которое должно было
бы еще более сблизить их, но что каждый думает только о своем, и одному до другого нет дела. Облонский уже не раз испытывал это случающееся после обеда крайнее раздвоение вместо сближения и знал, что
надо делать в этих случаях.
— Так мы можем рассчитывать на вас, граф, на следующий съезд? — сказал Свияжский. — Но
надо ехать раньше, чтобы восьмого уже быть там. Если
бы вы мне сделали честь приехать ко мне?
— Вы
бы лучше думали о своей работе, а именины никакого значения не имеют для разумного существа. Такой же день, как и другие, в которые
надо работать.
Для чего она сказала это, чего она за секунду не думала, она никак
бы не могла объяснить. Она сказала это по тому только соображению, что, так как Вронского не будет, то ей
надо обеспечить свою свободу и попытаться как-нибудь увидать его. Но почему она именно сказала про старую фрейлину Вреде, к которой ей нужно было, как и ко многим другим, она не умела
бы объяснить, а вместе с тем, как потом оказалось, она, придумывая самые хитрые средства для свидания с Вронским, не могла придумать ничего лучшего.
Другой
бы на моем месте предложил княжне son coeur et sa fortune; [руку и сердце (фр.).] но
надо мною слово жениться имеет какую-то волшебную власть: как
бы страстно я ни любил женщину, если она мне даст только почувствовать, что я должен на ней жениться, — прости любовь! мое сердце превращается в камень, и ничто его не разогреет снова.
Когда он ушел, ужасная грусть стеснила мое сердце. Судьба ли нас свела опять на Кавказе, или она нарочно сюда приехала, зная, что меня встретит?.. и как мы встретимся?.. и потом, она ли это?.. Мои предчувствия меня никогда не обманывали. Нет в мире человека, над которым прошедшее приобретало
бы такую власть, как
надо мною. Всякое напоминание о минувшей печали или радости болезненно ударяет в мою душу и извлекает из нее все те же звуки… Я глупо создан: ничего не забываю, — ничего!
Увы, Татьяна увядает;
Бледнеет, гаснет и молчит!
Ничто ее не занимает,
Ее души не шевелит.
Качая важно головою,
Соседи шепчут меж собою:
Пора, пора
бы замуж ей!..
Но полно.
Надо мне скорей
Развеселить воображенье
Картиной счастливой любви.
Невольно, милые мои,
Меня стесняет сожаленье;
Простите мне: я так люблю
Татьяну милую мою!
Но каков был мой стыд, когда вслед за гончими, которые в голос вывели на опушку, из-за кустов показался Турка! Он видел мою ошибку (которая состояла в том, что я не выдержал) и, презрительно взглянув на меня, сказал только: «Эх, барин!» Но
надо знать, как это было сказано! Мне было
бы легче, ежели
бы он меня, как зайца, повесил на седло.
В сундуках, которыми была наполнена ее комната, было решительно все. Что
бы ни понадобилось, обыкновенно говаривали: «
Надо спросить у Натальи Савишны», — и действительно, порывшись немного, она находила требуемый предмет и говаривала: «Вот и хорошо, что припрятала». В сундуках этих были тысячи таких предметов, о которых никто в доме, кроме ее, не знал и не заботился.
— Жалостно и обидно смотреть. Я видела по его лицу, что он груб и сердит. Я с радостью убежала
бы, но, честное слово, сил не было от стыда. И он стал говорить: «Мне, милая, это больше невыгодно. Теперь в моде заграничный товар, все лавки полны им, а эти изделия не берут». Так он сказал. Он говорил еще много чего, но я все перепутала и забыла. Должно быть, он сжалился
надо мною, так как посоветовал сходить в «Детский базар» и «Аладдинову лампу».
— Лонгрен с дочерью одичали, а может, повредились в рассудке; вот человек рассказывает. Колдун был у них, так понимать
надо. Они ждут — тетки, вам
бы не прозевать! — заморского принца, да еще под красными парусами!
Он шел скоро и твердо, и хоть чувствовал, что весь изломан, но сознание было при нем. Боялся он погони, боялся, что через полчаса, через четверть часа уже выйдет, пожалуй, инструкция следить за ним; стало быть, во что
бы ни стало
надо было до времени схоронить концы.
Надо было управиться, пока еще оставалось хоть сколько-нибудь сил и хоть какое-нибудь рассуждение… Куда же идти?
— Ну, слушай: я к тебе пришел, потому что, кроме тебя, никого не знаю, кто
бы помог… начать… потому что ты всех их добрее, то есть умнее, и обсудить можешь… А теперь я вижу, что ничего мне не
надо, слышишь, совсем ничего… ничьих услуг и участий… Я сам… один… Ну и довольно! Оставьте меня в покое!
Потому я искренно говорю, а не оттого, что… гм! это было
бы подло; одним словом, не оттого, что я в вас… гм! ну, так и быть, не
надо, не скажу отчего, не смею!..
Да чего: сам вперед начнет забегать, соваться начнет, куда и не спрашивают, заговаривать начнет беспрерывно о том, о чем
бы надо, напротив, молчать, различные аллегории начнет подпускать, хе-хе! сам придет и спрашивать начнет: зачем-де меня долго не берут? хе-хе-хе! и это ведь с самым остроумнейшим человеком может случиться, с психологом и литератором-с!
— Ну, вот еще! Куда
бы я ни отправился, что
бы со мной ни случилось, — ты
бы остался у них провидением. Я, так сказать, передаю их тебе, Разумихин. Говорю это, потому что совершенно знаю, как ты ее любишь и убежден в чистоте твоего сердца. Знаю тоже, что и она тебя может любить, и даже, может быть, уж и любит. Теперь сам решай, как знаешь лучше, —
надо иль не
надо тебе запивать.
— Соня, у меня сердце злое, ты это заметь: этим можно многое объяснить. Я потому и пришел, что зол. Есть такие, которые не пришли
бы. А я трус и… подлец! Но… пусть! все это не то… Говорить теперь
надо, а я начать не умею…
Мать прислала
бы, чтобы внести что
надо, а на сапоги, платье и на хлеб я
бы и сам заработал; наверно!
«Этому тоже
надо Лазаря петь, — думал он, бледнея и с постукивающим сердцем, — и натуральнее петь. Натуральнее всего ничего
бы не петь. Усиленно ничего не петь! Нет! усиленно было
бы опять ненатурально… Ну, да там как обернется… посмотрим… сейчас… хорошо иль не хорошо, что я иду? Бабочка сама на свечку летит. Сердце стучит, вот что нехорошо!..»
— Да все можно давать… Супу, чаю… Грибов да огурцов, разумеется, не давать, ну и говядины тоже не
надо, и… ну, да чего тут болтать-то! — Он переглянулся с Разумихиным. — Микстуру прочь, и всё прочь, а завтра я посмотрю… Оно
бы и сегодня… ну, да…
Еще немного, и это общество, эти родные, после трехлетней разлуки, этот родственный тон разговора при полной невозможности хоть об чем-нибудь говорить, — стали
бы, наконец, ему решительно невыносимы. Было, однако ж, одно неотлагательное дело, которое так или этак, а
надо было непременно решить сегодня, — так решил он еще давеча, когда проснулся. Теперь он обрадовался делу, как выходу.
— Ну, вот этого-то я и боялся! — горячо и как
бы невольно воскликнул Порфирий, — вот этого-то я и боялся, что не
надо вам нашей сбавки.
Но если ему
надо, для своей идеи, перешагнуть хотя
бы и через труп, через кровь, то он внутри себя, по совести, может, по-моему, дать себе разрешение перешагнуть через кровь, — смотря, впрочем, по идее и по размерам ее, — это заметьте.
— Так к тебе ходит Авдотья Романовна, — проговорил он, скандируя слова, — а ты сам хочешь видеться с человеком, который говорит, что воздуху
надо больше, воздуху и… и стало быть, и это письмо… это тоже что-нибудь из того же, — заключил он как
бы про себя.
За увлечение, конечно, их можно иногда
бы посечь, чтобы напомнить им свое место, но не более; тут и исполнителя даже не
надо: они сами себя посекут, потому что очень благонравны; иные друг дружке эту услугу оказывают, а другие сами себя собственноручно…
— Что? Бумажка? Так, так… не беспокойтесь, так точно-с, — проговорил, как
бы спеша куда-то, Порфирий Петрович и, уже проговорив это, взял бумагу и просмотрел ее. — Да, точно так-с. Больше ничего и не
надо, — подтвердил он тою же скороговоркой и положил бумагу на стол. Потом, через минуту, уже говоря о другом, взял ее опять со стола и переложил к себе на бюро.
Виртуоз подхватывает ее и начинает ее вертеть и пред нею представлять, все кругом хохочут и — люблю в такие мгновения вашу публику, хотя
бы даже и канканную, хохочут и кричат: «И дело, так и
надо!
— Да как же вы не понимаете? Значит, кто-нибудь из них дома. Если
бы все ушли, так снаружи
бы ключом заперли, а не на запор изнутри. А тут, — слышите, как запор брякает? А чтобы затвориться на запор изнутри,
надо быть дома, понимаете? Стало быть, дома сидят, да не отпирают!
Во что
бы то ни стало
надо решиться, хоть на что-нибудь, или…
Я понимаю, что это досадно, но на твоем месте, Родька, я
бы захохотал всем в глаза, или лучше: на-пле-вал
бы всем в рожу, да погуще, да раскидал
бы на все стороны десятка два плюх, умненько, как и всегда их
надо давать, да тем
бы и покончил.
У папеньки Катерины Ивановны, который был полковник и чуть-чуть не губернатор, стол накрывался иной раз на сорок персон, так что какую-нибудь Амалию Ивановну, или, лучше сказать, Людвиговну, туда и на кухню
бы не пустили…» Впрочем, Катерина Ивановна положила до времени не высказывать своих чувств, хотя и решила в своем сердце, что Амалию Ивановну непременно
надо будет сегодня же осадить и напомнить ей ее настоящее место, а то она бог знает что об себе замечтает, покамест же обошлась с ней только холодно.