Неточные совпадения
Частный пристав. Имею
честь поздравить вас,
ваше высокоблагородие, и пожелать благоденствия на многие лета!
Городничий. Там купцы жаловались
вашему превосходительству.
Честью уверяю, и наполовину нет того, что они говорят. Они сами обманывают и обмеривают народ. Унтер-офицерша налгала вам, будто бы я ее высек; она врет, ей-богу врет. Она сама себя высекла.
— В чем счастие, по
вашему?
Покой, богатство,
честь —
Не так ли, други милые?
Милон. Я
почту за истинное счастие, если удостоюсь
вашего доброго мнения,
ваших ко мне милостей…
Правдин. А кого он невзлюбит, тот дурной человек. (К Софье.) Я и сам имею
честь знать
вашего дядюшку. А, сверх того, от многих слышал об нем то, что вселило в душу мою истинное к нему почтение. Что называют в нем угрюмостью, грубостью, то есть одно действие его прямодушия. Отроду язык его не говорил да, когда душа его чувствовала нет.
На спрашивание же
вашего высокоблагородия о том, во-первых, могу ли я, в случае присылки новой головы, оную утвердить и, во-вторых, будет ли та утвержденная голова исправно действовать? ответствовать сим
честь имею: утвердить могу и действовать оная будет, но настоящих мыслей иметь не может.
— Имею
честь знать
вашего брата, Сергея Иваныча, — сказал Гриневич, подавая свою тонкую руку с длинными ногтями.
— Употребите
ваше влияние на нее, сделайте, чтоб она написала. Я не хочу и
почти не могу говорить с нею про это.
Чем кто ближе с ним сходился, тому он скорее всех насаливал: распускал небылицу, глупее которой трудно выдумать, расстроивал свадьбу, торговую сделку и вовсе не
почитал себя
вашим неприятелем; напротив, если случай приводил его опять встретиться с вами, он обходился вновь по-дружески и даже говорил: «Ведь ты такой подлец, никогда ко мне не заедешь».
Никогда он не говорил: «вы пошли», но: «вы изволили пойти», «я имел
честь покрыть
вашу двойку» и тому подобное.
— «Приступая к обдумыванью возложенного на меня
вашим высокородием поручения,
честь имею сим донести на оное: 1) В самой просьбе господина коллежского советника и кавалера Павла Ивановича Чичикова есть уже некоторое недоразумение: в изъясненье того, что требуются ревизские души, постигнутые всякими внезапностями, вставлены и умершие.
Гм! гм! Читатель благородный,
Здорова ль
ваша вся родня?
Позвольте: может быть, угодно
Теперь узнать вам от меня,
Что значит именно родные.
Родные люди вот какие:
Мы их обязаны ласкать,
Любить, душевно уважать
И, по обычаю народа,
О Рождестве их навещать
Или по
почте поздравлять,
Чтоб остальное время года
Не думали о нас они…
Итак, дай Бог им долги дни!
А счастье было так возможно,
Так близко!.. Но судьба моя
Уж решена. Неосторожно,
Быть может, поступила я:
Меня с слезами заклинаний
Молила мать; для бедной Тани
Все были жребии равны…
Я вышла замуж. Вы должны,
Я вас прошу, меня оставить;
Я знаю: в
вашем сердце есть
И гордость, и прямая
честь.
Я вас люблю (к чему лукавить?),
Но я другому отдана;
Я буду век ему верна».
Но день протек, и нет ответа.
Другой настал: всё нет, как нет.
Бледна как тень, с утра одета,
Татьяна ждет: когда ж ответ?
Приехал Ольгин обожатель.
«Скажите: где же
ваш приятель? —
Ему вопрос хозяйки был. —
Он что-то нас совсем забыл».
Татьяна, вспыхнув, задрожала.
«Сегодня быть он обещал, —
Старушке Ленский отвечал, —
Да, видно,
почта задержала». —
Татьяна потупила взор,
Как будто слыша злой укор.
— Сделайте же одолжение, — раздражительно продолжал Раскольников, — позвольте вас просить поскорее объясниться и сообщить мне, почему вы удостоили меня
чести вашего посещения… и… и… я тороплюсь, мне некогда, я хочу со двора идти…
— Имел даже
честь и счастие встретить
вашу сестру, — образованная и прелестная особа. Признаюсь, я пожалел, что мы тогда с вами до того разгорячились. Казус! А что я вас тогда, по поводу
вашего обморока, некоторым взглядом окинул, — то потом оно самым блистательным образом объяснилось! Изуверство и фанатизм! Понимаю
ваше негодование. Может быть, по поводу прибывшего семейства квартиру переменяете?
— Авдотья Романовна, — закоробившись, произнес Лужин, —
ваши слова слишком многозначительны для меня, скажу более, даже обидны, ввиду того положения, которое я имею
честь занимать в отношении к вам.
Амалия Ивановна! — обратилась она вдруг к ней
почти вслух, — если на случай покрадут
ваши ложки, то я вам за них не отвечаю, предупреждаю заранее!
— Позвольте, сударыня… Позвольте, позвольте, сударыня, — отмахивался Петр Петрович, — папеньки
вашего, как и известно вам, я совсем не имел
чести знать… позвольте, сударыня! (кто-то громко захохотал), а в
ваших беспрерывных распрях с Амалией Ивановной я участвовать не намерен-с… Я по своей надобности… и желаю объясниться, немедленно, с падчерицей
вашей, Софьей… Ивановной… Кажется, так-с? Позвольте пройти-с…
— Вот почему я особенно вам благодарна, Родион Романыч, что вы не погнушались моим хлебом-солью, даже и при такой обстановке, — прибавила она
почти вслух, — впрочем, уверена, что только особенная дружба
ваша к моему бедному покойнику побудила вас сдержать
ваше слово.
— Чтой-то вы уж совсем нас во власть свою берете, Петр Петрович. Дуня вам рассказала причину, почему не исполнено
ваше желание: она хорошие намерения имела. Да и пишете вы мне, точно приказываете. Неужели ж нам каждое желание
ваше за приказание считать? А я так вам напротив скажу, что вам следует теперь к нам быть особенно деликатным и снисходительным, потому что мы все бросили и, вам доверясь, сюда приехали, а стало быть, и без того уж
почти в
вашей власти состоим.
— Матери у меня нет, ну, а дядя каждый год сюда приезжает и
почти каждый раз меня не узнает, даже снаружи, а человек умный; ну, а в три года
вашей разлуки много воды ушло.
Что же касается до Петра Петровича, то я всегда была в нем уверена, — продолжала Катерина Ивановна Раскольникову, — и уж, конечно, он не похож… — резко и громко и с чрезвычайно строгим видом обратилась она к Амалии Ивановне, отчего та даже оробела, — не похож на тех
ваших расфуфыренных шлепохвостниц, которых у папеньки в кухарки на кухню не взяли бы, а покойник муж, уж конечно, им бы
честь сделал, принимая их, и то разве только по неистощимой своей доброте.
Я вас, во всяком случае, за человека наиблагороднейшего почитаю-с, и даже с зачатками великодушия-с, хоть и не согласен с вами во всех убеждениях
ваших, о чем долгом считаю заявить наперед, прямо и с совершенною искренностию, ибо прежде всего не желаю обманывать.
Я вижу, что вас тоже все это чрезвычайно интересует, и
почту за долг, при первом удобном случае, по всем пунктам удовлетворить
ваше любопытство.
— Уйду-с, но одно только последнее слово! — проговорил он, уже
почти совсем не владея собою, —
ваша мамаша, кажется, совершенно забыла, что я решился вас взять, так сказать, после городской молвы, разнесшейся по всему околотку насчет репутации
вашей.
— А вот через Афанасия Ивановича Вахрушина, об котором,
почитаю, неоднократно изволили слышать-с, по просьбе
вашей мамаши, чрез нашу контору вам перевод-с, — начал артельщик, прямо обращаясь к Раскольникову. — В случае если уже вы состоите в понятии-с — тридцать пять рублей вам вручить-с, так как Семен Семенович от Афанасия Ивановича, по просьбе
вашей мамаши, по прежнему манеру о том уведомление получили. Изволите знать-с?
— Засим, милостивый государь, мне остается только благодарить вас и возвратить вас
вашим занятиям.
Честь имею кланяться.
— Да, я. И знаете ли, с какою целью? Куклы делать, головки, чтобы не ломались. Я ведь тоже практическая. Но все еще не готово. Нужно еще Либиха
почитать. Кстати, читали вы статью Кислякова о женском труде в «Московских ведомостях»? Прочтите, пожалуйста. Ведь вас интересует женский вопрос? И школы тоже? Чем
ваш приятель занимается? Как его зовут?
— Кутузов —
почти готовый оперный певец, а изучает политическую экономию. Брат
ваш — он невероятно много знает, но все-таки — вы извините меня? — он невежда.
— Хотите познакомиться с человеком
почти ваших мыслей? Пчеловод, сектант, очень интересный, книг у него много. Поживете в деревне, наберетесь сил.
— Через тридцать лет Пращев с женой, дочерью и женихом ее сидели ночью в саду своем. Залаяла собака, бросилась в кусты. Пращев — за нею и видит: стоит в кустах Середа, отдавая ему
честь. «Что, Середа, настал день смерти моей?» — «Так точно,
ваше благородие!»
—
Ваше благородие — газетки
почитать нету?
— Бессонница! Месяца полтора. В голове — дробь насыпана, знаете —
почти вижу: шарики катаются, ей-богу! Вы что молчите? Вы — не бойтесь, я — смирный! Все — ясно! Вы — раздражаете, я — усмиряю. «Жизнь для жизни нам дана», — как сказал какой-то Макарий, поэт. Не люблю я поэтов, писателей и всю
вашу братию, — не люблю!
— Вот я разобрала сегодня
ваши чулки, — сказала она, — пятьдесят пять пар, да
почти всё худые…
Напрасно только вы сказали мне
вашу тайну… — прибавил он с унынием,
почти с отчаянием.
— Я шучу! — сказала она, меняя тон на другой, более искренний. — Я хочу, чтоб вы провели со мной день и несколько дней до
вашего отъезда, — продолжала она
почти с грустью. — Не оставляйте меня, дайте побыть с вами… Вы скоро уедете — и никого около меня!
Десять слуг не дадут вам пожелать и исполняют
почти ваши мысли…
— Что вы такое? — повторил Райский, остановясь перед ним и глядя на него так же бесцеремонно,
почти дерзко, как и Марк на него. — Вы не загадка: «свихнулись в ранней молодости» — говорит Тит Никоныч; а я думаю, вы просто не получили никакого воспитания, иначе бы не свихнулись: оттого ничего и не делаете… Я не извиняюсь в своей откровенности: вы этого не любите; притом следую
вашему примеру…
—
Ваша воля: вы у себя! — отвечала она и с покорной иронией склонила голову. — А теперь, извините меня, мне хочется пораньше встать! — ласково,
почти с улыбкой, прибавила она.
Там бумажка с словами: «К этому ко всему, — читала она, — имею
честь присовокупить самый драгоценный подарок! лучшего моего друга — самого себя. Берегите его.
Ваш ненаглядный Викентьев».
— Кто же вас пустит в трактир? — возразил он, — мой дом, кухня, люди, я сам — к
вашим услугам, — я за
честь поставлю…
— Здешнего изделия: чем богаты, тем и рады! — сказал, кланяясь, Марк. — Вам угодно, чтоб я согласился с верностью
вашего очерка: если б я даже был стыдлив, обидчив, как вы, если б и не хотел согласиться, то принужден бы был сделать это. Поэтому поздравляю вас: наружно очерк верен —
почти совершенно…
— Да, кузина: вы обмануты, и
ваши тетки прожили жизнь в страшном обмане и принесли себя в жертву призраку, мечте, пыльному воспоминанию… Он велел! — говорил он, глядя
почти с яростью на портрет, — сам жил обманом, лукавством или силою, мотал, творил ужасы, а другим велел не любить, не наслаждаться!
— Тише, молчите, помните
ваше слово! — сильным шепотом сказала она. — Прощайте теперь! Завтра пойдем с вами гулять, потом в город, за покупками, потом туда, на Волгу… всюду! Я жить без вас не могу!.. — прибавила она
почти грубо и сильно сжав ему плечо пальцами.
—
Вашего бича с собой не берите!.. — договорила она тихо,
почти в сторону.
Вот
ваши деньги! —
почти взвизгнула она, как давеча, и бросила пачку кредиток на стол, — я вас в адресном столе должна была разыскивать, а то бы раньше принесла.
— Я вовсе не для веселости
вашей говорю, —
почти закричал я на него, — я просто высказываю убеждение.
Еще люблю
ваше спокойствие,
вашу тихость и то, что вы выговариваете слова плавно, спокойно и
почти лениво, — именно эту ленивость люблю.
— Аркадий Макарович, мы оба, я и благодетель мой, князь Николай Иванович, приютились у вас. Я считаю, что мы приехали к вам, к вам одному, и оба просим у вас убежища. Вспомните, что
почти вся судьба этого святого, этого благороднейшего и обиженного человека в руках
ваших… Мы ждем решения от
вашего правдивого сердца!