Неточные совпадения
Не
сказав ему более ни слова, он
пошел далее и в первой же небольшой гостиной, где на нескольких столиках играли в карты, остановился у одного из них.
— Дурак! Ну,
пойди и
скажи, что выйду в кабинет…
— Вся сумма
идет? —
сказал Крапчик.
— Плакатный выправлял!.. Вечером в Нижний еду!.. Расчет делать хозяин
посылает! —
сказал Вася, сходя с лестницы и
пойдя с товарищем вместе по улице.
— Я не за себя боюсь, а за других; да никто и не
пойдет, я думаю, —
сказал Егор Егорыч.
— Каст тут не существует никаких!.. — отвергнул Марфин. — Всякий может быть сим избранным, и великий архитектор мира устроил только так, что ина
слава солнцу, ина луне, ина звездам, да и звезда от звезды различествует. Я, конечно, по гордости моей,
сказал, что буду аскетом, но вряд ли достигну того: лествица для меня на этом пути еще нескончаемая…
Ключница была удивлена таким приказанием барина, никогда поздно ночью не тревожившего старика; но, ни слова не
сказав,
пошла.
Вежливый чиновник на первых порах
пошел было проворно в кабинет сенатора; но, возвратясь оттуда гораздо уже медленнее,
сказал Крапчику, что граф болен и не может принять его.
— Отчего ж за доктором не
пошлют? —
сказала последняя.
— Не понимаю!.. Я, впрочем,
пойду и
скажу об этом матери, — проговорила Сусанна и немедля же
пошла к адмиральше.
— Надобно, по крайней мере,
послать за доктором, мамаша, —
сказала ей Сусанна.
— Дело доброе! —
сказал священник и хотел было сам
идти знакомить посетителей с храмом, но Егор Егорыч остановил его.
Расспросив обо всем шепотом Миропу Дмитриевну, он написал длинный рецепт с несколькими подразделениями и
сказал, чтобы сейчас
послали в аптеку.
— Дашкову передайте, Дашкову, и
скажите, что вот какого рода слухи
идут из губернии от самых достоверных людей!
Егор Егорыч, не спавший после того всю ночь, только к утру почувствовал, как он много оскорбил Крапчика, и потому
пошел было к нему в нумер, чтобы попросить у него извинения; но ему
сказали, что господин Крапчик еще в ночь уехал совсем из Петербурга. Егор Егорыч, возвратясь к себе, сильно задумался.
Сусанна потом
пошла и
сказала матери, что Лябьев приехал. Старуха неимоверно обрадовалась и потребовала, чтобы к ней тоже привели гостя. Сусанна сообща с Музой привели ей того.
Избранники сии
пошли отыскивать труп и, по тайному предчувствию, вошли на одну гору, где и хотели отдохнуть, но когда прилегли на землю, то почувствовали, что она была очень рыхла; заподозрив, что это была именно могила Адонирама, они воткнули в это место для памяти ветку акации и возвратились к прочим мастерам, с которыми на общем совещании было положено: заменить слово Иегова тем словом, какое кто-либо
скажет из них, когда тело Адонирама будет найдено; оно действительно было отыскано там, где предполагалось, и когда один из мастеров взял труп за руку, то мясо сползло с костей, и он в страхе воскликнул: макбенак, что по-еврейски значит: «плоть отделяется от костей».
— Можно-с, и сестрица ихняя, которая ходит за ними, приказала
сказать вам, что Андреюшка даже закричал: «Скорей бы
шли, скорей!»
В избранный для венчания день Егор Егорыч
послал Антипа Ильича к священнику, состоящему у него на руге (Кузьмищево, как мы знаем, было село),
сказать, что он будет венчаться с Сусанной Николаевной в пять часов вечера, а затем все, то есть жених и невеста, а также gnadige Frau и доктор, отправились в церковь пешком; священник, впрочем, осветил храм полным освещением и сам с дьяконом облекся в дорогие дорадоровые ризы, в которых служил только в заутреню светлого христова воскресения.
—
Пойдем ко мне!.. Ты не должен и не смеешь тут спать! —
сказала она мужу.
—
Пойдем, моя милая, я тебя провожу! —
сказал Ченцов, встав с диванчика и облекаясь в свои охотничьи доспехи.
Купив ягоды и
сказав Маланье, что она может
идти домой, Екатерина Петровна впала в мучительное раздумье: основным ее предположением было, что не от Валерьяна ли Николаича полился золотой дождь на старика Власия, которого Катрин знала еще с своего детства и вовсе не разумела за очень богатого мужика, — и полился, разумеется, потому, что у Власия была сноха красивая.
— Барон, —
сказала на это Катрин, потупляя свои печальные глаза, — вы так были добры после смерти отца, что, я надеюсь, не откажетесь помочь мне и в настоящие минуты: мужа моего, как вот говорил мне Василий Иваныч… — и Катрин указала на почтительно стоявшего в комнате Тулузова, — говорил, что ежели
пойдет дело, то Ченцова сошлют.
—
Слава всевышнему! —
сказал он, поднимая глаза к небу. — Его волей вселяется в сердца людей маловедомых великое изречение: «Блюдите, да не презрите единого от малых сих!»
Тулузов, взяв с собой письмо Ченцова, ушел в свое отделение, где снова прочитал это письмо и снова главным образом обратил свое внимание на последние строки. «Может быть, и в самом деле застрелится!» — произнес он тем же полушепотом, как прежде
сказал: — «
Пойдут теперь истории, надобно только не зевать!»
— Такая же, как между всякой философией и религией: первая учит познавать сущность вещей посредством разума, а религия преподает то, что сказано в божественном откровении; но путь в достижении того и другого познания в мистицизме иной, чем в других философских системах и в других вероучениях, или, лучше
сказать, оба эти пути сближены у мистиков: они в своей философии ум с его постепенным ходом, с его логическими выводами ставят на вторую ступень и дают предпочтение чувству и фантазии, говоря, что этими духовными орудиями скорее и вернее человек может достигнуть познания сущности мирового бытия и что путем ума человек
идет черепашьим шагом, а чувством и созерцанием он возлетает, как орел.
— О, пожалуйста! — воскликнул Егор Егорыч, но вместе с тем прибавил к тому: — Я
пойду с вами, мне нужно два слова вам
сказать.
Так дело
шло до начала двадцатых годов, с наступлением которых, как я уже
сказал и прежде, над масонством стали разражаться удар за ударом, из числа которых один упал и на голову отца Василия, как самого выдающегося масона из духовных лиц: из богатого московского прихода он был переведен в сельскую церковь.
Может, будет почище покойного Петра Григорьича, и какой промеж всего ихнего народа
идет плач и стон, —
сказать того не можно!
— Сладко не сладко, но он вон не играет, вы не поете! —
сказал Углаков и
пошел.
— Очень хорошо помню, и вот этот долг! —
сказал Феодосий Гаврилыч и, вынув из бокового кармана своего чепана заранее приготовленную тысячу, подал ее Янгуржееву, который после того, поклонившись всем общим поклоном и проговорив на французском языке вроде того, что он желает всем счастья в любви и картах,
пошел из комнаты.
— В таком случае, mesdames, —
сказал между тем Углаков, садясь с серьезнейшей миной перед дамами и облокачиваясь на черного дерева столик, — рассудите вы, бога ради, меня с великим князем:
иду я прошлой осенью по Невскому в калошах, и
иду нарочно в тот именно час, когда знаю, что великого князя непременно встречу…
— Прошу вас, —
сказал тот и,
идя потом по коридору, несколько раз повторил сам себе: «А с этим господином офицером, я еще посчитаюсь, посчитаюсь».
— Вздор это! — отвергнул настойчиво Тулузов. — Князя бил и убил один Лябьев, который всегда был негодяй и картежник… Впрочем, черт с ними! Мы должны думать о наших делах… Ты говоришь, что если бы что и произошло в кабаке, так бывшие тут разбегутся; но этого мало… Ты сам видишь, какие строгости нынче
пошли насчет этого… Надобно, чтобы у нас были заранее готовые люди, которые бы показали все, что мы им
скажем. Полагаю, что таких людей у тебя еще нет под рукой?
Наконец
пошло дело настоящим манером, и какую, я тебе, братец ты мой,
скажу, эти шельмы-ахтеры штуку подвели… на удивление только!..
Александр Сергеич между тем пересел к фортепьяно и начал играть переведенную впоследствии, а тогда еще певшуюся на французском языке песню Беранже: «В ногу, ребята,
идите; полно, не вешать ружья!» В его отрывистой музыке чувствовался бой барабана, сопровождающий обыкновенно все казни. Без преувеличения можно
сказать, что холодные мурашки пробегали при этом по телу всех слушателей, опять-таки за исключением того же камер-юнкера, который, встав, каким-то вялым и гнусливым голосом
сказал гегельянцу...
Василий Иваныч, предчувствуя заранее что-то недоброе для него,
пошел на приглашение супруги неохотно. Екатерина Петровна приняла его гневно и величественно и с первого же слова
сказала ему...
— А он еще хочет, и если, говорит, вы не дадите, так я
пойду и
скажу, что дал фальшивое показание.
Это они говорили, уже переходя из столовой в гостиную, в которой стоял самый покойный и манящий к себе турецкий диван, на каковой хозяйка и гость опустились, или, точнее
сказать, полуприлегли, и камер-юнкер обнял было тучный стан Екатерины Петровны, чтобы приблизить к себе ее набеленное лицо и напечатлеть на нем поцелуй, но Екатерина Петровна, услыхав в это мгновение какой-то шум в зале, поспешила отстраниться от своего собеседника и даже пересесть на другой диван, а камер-юнкер, думая, что это сам Тулузов
идет, побледнел и в струнку вытянулся на диване; но вошел пока еще только лакей и доложил Екатерине Петровне, что какой-то молодой господин по фамилии Углаков желает ее видеть.
— Принимая какое-нибудь бремя на себя, надобно сообразить, достанет ли в нас силы нести его, и почти безошибочно можно
сказать, что нет, не достанет, и что скорее оно придавит и уморит нас, как это случилось с Людмилой Николаевной, с которой я не допущу тебя нести общую участь, и с настоящей минуты прошу тебя
идти туда, куда влекут твои пожеланья…
Тот пустил лошадь полной рысью; но и Аггей Никитич, не преминув
сказать своему кучеру: «
Пошел и ты!», скоро нагнал аптекаршу.
Аггей Никитич
пошел за ним и в дверях кабинета, между теми же двумя шкафами с narcotica и heroica, встретил пани Вибель, которая была одета далеко не по-домашнему и торопливо
сказала ему...
— Даже не знаю из какой, и это был, как мне потом рассказывали, какой-то венгерский авантюрист, который, узнав, что я русский, подошел ко мне и
сказал: «Вы дерзко взглянули на даму, с которой я вчера
шел, а потому вы…» и, хотел, конечно,
сказать «dummer Junge!», но я не дал ему этого договорить и мгновенно же воскликнул: «Вы dummer Junge, а не я!»
На другой день Марфины
пошли осматривать достопримечательности Геттюнгена, которых, впрочем, оказалось немного: вал, идущий кругом города, с устроенным на нем прекрасным бульваром, и университет, подходя к которому, Егор Егорыч указал на маленький погребок и
сказал Сусанне Николаевне...
Сробевший, как мы видели, лакей
пошел и рассказал о приезде нежданных гостей горничной Екатерины Петровны, а та, не утерпев,
сказала о том барыне.
После речи Батенева устроилось путешествие, причем снова была пропета песнь: «Отец духов, творец вселенной!», и
шли в таком порядке: собиратели милостыни (Антип Ильич и Аггей Никитич) с жезлами в руках; обрядоначальник (доктор Сверстов) с мечом; секретарь (gnadige Frau) с актами; оба надзирателя со свечами; мастер стула тоже со свечой. По окончании шествия обрядоначальник положил знак умершего на пьедестал, а великий мастер
сказал...
Аггей Никитич, наученный Антипом Ильичом,
пошел обходить с тарелочкой собрание; вклады нельзя
сказать чтобы обильные были, и одна только Сусанна Николаевна положила на блюдо пакет с тысячью рублями.
—
Пойдем в комнаты! —
сказал он жене.