Неточные совпадения
Губернский предводитель немного сконфузился при этом: он никак не желал подобного очищения, опасаясь,
что в нем, пожалуй, крупинки золота не обретется, так как он был ищущим масонства и, наконец, удостоился оного вовсе не
ради нравственного усовершенствования себя и других, а чтобы только окраситься цветом образованного человека, каковыми тогда считались все масоны, и чтобы увеличить свои связи, посредством которых ему уже и удалось достигнуть почетного звания губернского предводителя.
— Ставлю, потому
что он
ради этого нами властвует, как воевода, приехавший к нам на кормление.
Gnadige Frau сомнительно покачала головой: она очень хорошо знала,
что если бы Сверстов и нашел там практику, так и то, любя больше лечить или бедных, или в дружественных ему домах, немного бы приобрел; но, с другой стороны, для нее было несомненно,
что Егор Егорыч согласится взять в больничные врачи ее мужа не иначе, как с жалованьем, а потому gnadige Frau, деликатная и честная до щепетильности, сочла для себя нравственным долгом посоветовать Сверстову прибавить в письме своем,
что буде Егор Егорыч хоть сколько-нибудь найдет неудобным учреждать должность врача при своей больнице, то, бога
ради, и не делал бы того.
Дамы, разумеется, прежде всего обеспокоились о нарядах своих,
ради которых, не без мелодраматических сцен, конечно, принялись опустошать карманы своих супругов или родителей, а мужчины больше толковали о том, кто был именно приглашен сенатором и кто нет, и по точному счету оказалось,
что приглашенные были по преимуществу лица, не враждовавшие против губернатора, а враги его, напротив, почти все были не позваны.
Все успехи в жизни своей Крапчик нисколько не приписывал себе, а, напротив, говорил,
что ради житейских благ он ни единым пальцем не пошевелил, но
что все это лилось на него по великой милости божией.
Егор Егорыч, оставшись один, хотел было (к
чему он всегда прибегал в трудные минуты своей жизни) заняться умным деланием, и когда
ради сего спустил на окнах шторы, запер входную дверь, сжал для полного безмолвия свои уста и, постаравшись сколь возможно спокойнее усесться на своем кресле, стал дышать не грудью, а носом, то через весьма короткое время начинал уже чувствовать,
что силы духа его сосредоточиваются в области сердца, или — точнее — в солнечном узле брюшных нервов, то есть под ложечкой; однако из такого созерцательного состояния Егор Егорыч был скоро выведен стуком, раздавшимся в его дверь.
Сусанна, столь склонная подпадать впечатлению религиозных служб, вся погрузилась в благоговение и молитву и ничего не видела,
что около нее происходит; но Егор Егорыч, проходя от старосты церковного на мужскую половину, сейчас заметил,
что там, превышая всех на целую почти голову, рисовался капитан Зверев в полной парадной форме и с бакенбардами, необыкновенно плотно прилегшими к его щекам:
ради этой цели капитан обыкновенно каждую ночь завязывал свои щеки косынкой, которая и прижимала его бакенбарды,
что, впрочем, тогда делали почти все франтоватые пехотинцы.
В таком именно положении очутилась теперь бедная Людмила: она отринулась от Ченцова
ради нравственных понятий, вошедших к ней через ухо из той среды, в которой Людмила родилась и воспиталась; ей хорошо помнилось, каким ужасным пороком мать ее, кротчайшее существо, и все их добрые знакомые называли то,
что она сделала.
— Они объясняли это,
что меня проклял не Фотий, а митрополит Серафим […митрополит Серафим (в миру Стефан Васильевич Глаголевский, 1763—1843) — видный церковный деятель, боровшийся с мистическими течениями в русской религиозной мысли.], который немедля же прислал благословение Фотию на это проклятие, говоря,
что изменить того,
что сделано, невозможно, и
что из этого даже может произойти добро, ибо ежели царь,
ради правды, не хочет любимца своего низвергнуть, то теперь,
ради стыда, как проклятого, он должен будет удалить.
Он боялся за зоб, который у него возвышался на шее и
ради разрешения которого Феодосий Гаврилыч, вычитав в одном лечебнике, пил постоянно шалфей; зоб действительно не увеличивался, хотя и прошло с появления его более двадцати лет, но зато Феодосий Гаврилыч постоянно был в испарине, вследствие
чего он неимоверно остерегался простуды, так
что в нижние комнаты никогда не сходил на продолжительное время, а на антресолях у него была жара великая, благодаря множеству печей с приделанными к ним лежанками, которые испускали из себя температуру Африки.
— В таком случае, mesdames, — сказал между тем Углаков, садясь с серьезнейшей миной перед дамами и облокачиваясь на черного дерева столик, — рассудите вы, бога
ради, меня с великим князем: иду я прошлой осенью по Невскому в калошах, и иду нарочно в тот именно час, когда знаю,
что великого князя непременно встречу…
— Успокойтесь, бога
ради, я все вам готова объяснить,
что знаю! — отвечала разжалобленная Сусанна Николаевна и решительно не могшая понять,
что такое случилось с Екатериной Петровной.
Егор Егорыч поспешил ущипнуть себя,
ради убеждения,
что не спит; но видение еще продолжалось, так
что он встал со стула.
Он являл собою как бы ходячую водянку, которая, кажется, каждую минуту была готова брызнуть из-под его кожи;
ради сокрытия того,
что глаза поручика еще с раннего утра были налиты водкой, Савелий Власьев надел на него очки.
Когда все сии свидетели поставлены были на должные им места, в камеру вошел заштатный священник и отобрал от свидетелей клятвенное обещание, внушительно прочитав им слова,
что они ни
ради дружбы, ни свойства, ни
ради каких-либо выгод не будут утаивать и покажут сущую о всем правду.
— Следовало бы это, следовало! — горячился Егор Егорыч. — Глупый, дурацкий город! Но, к несчастию, тут вот еще
что: я приехал на ваши рамена возложить новое бремя, — съездите, бога
ради, к князю и убедите его помедлить высылкой на каторгу Лябьева, ибо тот подал просьбу на высочайшее имя, и просите князя не от меня, а от себя, — вы дружественно были знакомы с Лябьевым…
Отправка Лябьева назначена была весьма скоро после того, и им даже дозволено было ехать в своем экипаже вслед за конвоем. Об их прощании с родственниками и друзьями говорить, конечно, нечего.
Ради характеристики этого прощания, можно сказать только,
что оно было короткое и совершенно молчаливое; одна только Аграфена Васильевна разревелась и все кричала своему обожаемому Аркаше...
—
Ради того, — сказала Екатерина Петровна, —
что теперь я уже хорошо знаю мужчин и шейку свою под их ярмо больше подставлять не хочу.
Конечно, ближе бы всего ей было сказать Аггею Никитичу о своей нужде, но это до того казалось совестно Марье Станиславовне,
что она проплакала всю ночь и утро, рассуждая так,
что не
ради же денег она полюбила этого человека, и когда к ней вечером пришел Аггей Никитич, она ему ни слова не сказала о себе и только была грустна,
что заметив, Аггей Никитич стал было расспрашивать Марью Станиславовну, но она и тут не призналась, зато открыла Аггею Никитичу причину ее печали Танюша.
— Это ужасно, как у вас мал выбор! Ну, посмотрите, madame Рамзаева, — обратилась пани к откупщице, —
что за смешной рисунок этой материи, и посоветуйте,
ради бога,
что мне взять на платье!
Аггей Никитич почти не расшаркался перед Екатериной Петровной; но она, напротив, окинула его с головы до ног внимательнейшим взором, — зато уж на пани Вибель взглянула чересчур свысока; Марья Станиславовна, однако, не потерялась и ответила этой черномазой госпоже тем гордым взглядом, к какому способны соплеменницы Марины Мнишек [Марина Мнишек (ум. после июля 1614 г.) — жена первого и второго Лжедмитриев, польская авантюристка.],
что, по-видимому, очень понравилось камер-юнкеру, который, желая хорошенько рассмотреть молодую дамочку, выкинул
ради этого — движением личного мускула — из глаза свое стеклышко, так как сквозь него он ничего не видел и носил его только для моды.
Ради этой цели она объявила Аггею Никитичу,
что поедет в Малороссию продать там свое заглазное именье, откуда переправится в Москву, чтобы и там тоже продать свой домишко на Гороховом поле, начинавший приходить в окончательную ветхость.