Море же – это две чаши: одна над другой
чаша неба и чаша воды, да с неделю от берега и за неделю до него – чайки и точкою в небе кондор.
Едва оно накрыло людей, как к синей
чаше неба взметнулись отчаянные крики.
Вот и сегодня он провёл не один час, вглядываясь в вечернее зарево, залившее алым пламенем чистую
чашу неба…
Я ахнула, лаская глазами перевёрнутую
чашу неба – того нежно-фиолетового оттенка, который получается, если черничное варенье размазать по творожку.
Тусклое пламешко медленно разгорелось под огромной, равнодушной
чашей небес и повисло блуждающим могильным огоньком в безветренных сумерках.
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: ультиматизм — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Земля была труп, прорастающий жизнью, а
чаша неба была чашей черепа.
Мы шли тихонько, бок о бок; под ногами у нас скрипели, ломаясь, срезанные косою стебли травы, из хрустальной
чаши неба, опрокинутой над землёю, изливалась хмельная влага лунного света.
Внезапно, на горизонте над седыми барханами багровой полосой ярко вспыхнула
чаша неба.
Казалось, что дуб, под которым мальчик стоял, являлся центром хлопковых полей: синяя
чаша неба сходилась именно над ним, из-за чего это место обретало особую значимость.
Они приехали ближе к полночи, когда
чаша неба заполнилась вместо облаков и солнца звёздами и луной.
В сменных
чашах небес истолкла нас заря.
Или они просто плавают, бессмысленные и бесстрастные, в темной
чаше неба, и все былое в них выгорело давно?
Перевёрнутой
чашей небо накрыло землю.
Сырой мороз проникал под одежду, облака висели низко и казались плотными, точно громадные куски расплавленного свинца, вылитого в громадную
чашу неба.
Они бродили по песчаному берегу до самых сумерек, пока тонущее солнце не выпило весь розовый свет из огромной голубой
чаши небес и не рухнуло в белую сумятицу бурунов.
Скрипка поёт выше-выше, звук реет над золотым маком, рассыпанным по тёмно-синему дну опрокинутой
чаши неба, замирает где-то страшно высоко.
Под зловещей
чашей небес одинокий мужчина пахал склон у фермы; в извилистых бороздах острые, как осколки костей, белёсо поблёскивали кремни.
В одно мгновение их добыча лежала под ними, а в следующее превратилась в сверкающую точку, быстро исчезающую в хрустальной
чаше неба.
Чаша неба ночного наполнилась пламенем звёзд…
И вся эта, тянущаяся к солнцу жизнь, была заботливо прикрыта сверху, огромной, прозрачной, без единого облачка, голубой
чашей неба…
Счастье – перевёрнутая донышком кверху синяя
чаша неба, под которой умещается весь твой маленький мир: бескрайний луг, сплошь заросший полевыми цветами со сладким до одури ароматом и мохнатыми черно-желтыми шмелями.
– А на кубрике, полярною ночью и ночью экваториальной, ночами в бури и штили – темная круглая безбрежность за бортом,
чаша неба и чаша воды, колышется вода сотнями метров зеленоватой мутной холодной глубины, слиты края чаш в безбрежности и – если штиль – горят, горят на небесной корке – звезды, и ясно тогда, что эта небесная твердь расшита в гареме азиатского деспота, ибо кому иначе понадобилась бы такая нечеловечески-трудная красота? – не матросам же!