Поэтому связь этих признаков как предикатов и древневосточного общества как
субъекта суждения является проблематической.
Полученное в результате проверки экспериментальное экзистенциальное суждение «движение солнца и других звёзд существует»так же, как и в случае с
субъектом суждения, вызывает резкое ощущение полной искаженности исходного символического референта.
Если мы трансформируем исходное существительное в естественный однокорневой производный глагол, то получим несимволическуюфигуру – «Огонь слепит (ослепляет)»,в которой слова будут «настаивать» на своём буквальном значении, символ «вернётся» к статусу обычного нарицательного имени,
субъект суждения самолично и изолированно от предиката будет осуществлять референцию, а предикат – только предицировать, антиномическое напряжение в эпической по форме фразе исчезнет, а сама референция получит отчётливый объективирующе-чувственный привкус.
Конечно, подобное толкование идеологически недопустимо, но ясно тем не менее, что между обеими категориями партийцев есть какая-то чуть приметная, молчаливо подразумеваемая грань: «большевики» – это объект, а «мы» –
субъект суждения.
Так, если символ здесь «огонь»и если мы поставим этот символ, согласно требованиям ивановской формулы мифа, в позицию
субъекта суждения, то потребуются соответствующие трансформации и с исходным именем существительным («слепота»),которое нужно будет перевести в глагольный предикат.
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: отмякать — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Они становятся независимыми от растущих индивидуальных условий
субъекта суждения лишь постольку, поскольку привычка наблюдения стирает такие субъективные особенности и практическая необходимость требует согласованных утверждений.
При этом за местоименным
субъектом суждения, лишь ознаменовывающим(то есть не именующим и, заметим, не объективирующим – местоимение не объективация, а безотносительный к ней указующий, пусть и мистический, жест) «точку» бытия, сохраняется тем не менее статус символа.
Аналитическая (понятийная или семантически-словесная) связь между субъектом и предикатом разрушена, но они продолжают «истекать» из некоего единого лона, из некоего созерцаемого «предмета», «берущегося» (понимаемого) то как
субъект суждения, то как глагольный предикат.
Как выясняется в некоторых диалогах, это приписывание предмету какого-нибудь свойства либо отношения или, с позиции формальной логики, связывание того или иного
субъекта суждения с каким-нибудь предикатом.
Действительно, ивановское требование глагольности предиката не только допускает, но прямо предполагает возможность своего «обратного» прочтения: так как глагольная форма предиката может быть лингвистическиобеспечена в своём реальном появлении только одновременным наличием фиксированного языком
субъекта суждения, то этим требованием, следовательно, накладывается запрет не только на объективацию референта (этот смысл ивановского запрета был подробно интерпретирован выше), но и на его абсолютную «динамизацию».
Ранее наивно полагалось, что
субъект суждения однозначно окрашивает его как свою личную позицию, соответственно, те, кто соединяет в себе интересы множества лиц, озвучивают интересы публичного характера.
На одних клавишах буквы обозначали
субъекты суждения (предметы мысли), на других – предикаты суждения (высказывания о предметах мысли).
Поэтому я могу лишь сделать моё понятие о нём предикатом чего-то или объектом и сказать: я есть нечто мыслящее; но я не могу сам создать его на объективной стороне ни как предикат, ни как объект (=
субъект суждений), но в такой попытке, подобно человеку с косичкой, постоянно оборачиваюсь вокруг себя.
Субъект суждения – судимое предложение, к которому я присоединяю предикат «истинный».
Исходя из совокупности ивановских высказываний на эту тему, можно утверждать, что способностью к полноценной референции обладают, с его точки зрения, не изолированные символы и не символы в позиции
субъекта суждения, а только символические фигуры речи в их целом, в пределе – мифы (или «мифоиды» – такое понятие встречается иногда в лингвистической литературе).