Максима, провозглашаемая, в частности, сторонниками натурализма в искусстве, что нет вообще такого
содержания мира, которому не могла бы быть придана форма произведения искусства, не более чем артистическая мания величия; сторонники натурализма подменяют полный объём, в котором искусство вообще, и в качестве абсолютного принципа, могло бы формировать материал мира, искусством, необходимо ограниченным в своей способности формообразования, реализуемым нами в какой-либо исторический момент.
Существует всегда только историческое, т. е. обусловленное своей техникой, возможностями своего выражения, особенностями своего стиля искусство; а оно, что очевидно, не может охватить всё безграничное множество
содержаний мира.
Если на раннем этапе русского авангардного символизма и футуризма внимание было обращено к отдельному слову (слово-символ, слово как таковое, словотворчество), а на более позднем – к языку как универсальной системе знаков (языкотворчество, «звёздный язык», «азбука ума»), то к 1930-м гг. «осаде» и сомнению подверглась сама способность языка выражать
содержание мира, сами механизмы смыслообразования оказались под вопросом (бессмыслица, «немой язык», абсурд).
Таким образом, все наши активно или пассивно переживаемые душевные содержания – фрагменты миров, каждый из которых вообще означает особым образом сформированную тотальность
содержаний мира.
По мере того как интеллектуальные формы выстраивают вокруг нас мир для нашей практической жизни, они создают возможность действительной связи между
содержаниями мира и нами; они существуют ради необходимой для этого обработки содержаний.
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: натачивание — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Философия устанавливает это содержание в его связности, единстве и закономерности, независимо от данной в опыте действительности; педагогика же спрашивает о том, как воплотить это
содержание мира идеального в том, кто живёт в мире эмпирическом.
Эти миры не могут смешиваться, переходить друг в друга, пересекаться, ибо каждый из них высказывает всё
содержание мира на своём особом языке, хотя, конечно, в отдельных случаях возникает неуверенность в границах, и часть мира, сформированная одной категорией, может войти в другую и вновь рассматриваться как материал.
Есть известные
содержания мира (при этом не следует сразу же понимать мир как действительный мир, мир понимается здесь как совершенно общая форма, специальной детерминацией которой служит «действительность»), которые в искусстве, например, совершенно осмыслены и по своей особой логике когерентны внутренне и другим, но под категорию действительности подведены быть не могут; в принципе и, быть может, для более высокого или иначе организованного духа они также принадлежали бы «действительному» миру.
Подобно тому – если привести совершенно особый пример – как не каждое переживание может быть выражено в любом лирическом стиле, так и вообще сфера, в которой развивающиеся до каждого определённого исторического момента формы искусства применимы к
содержаниям мира, ограничена.
Сущность науки как таковой состоит, по моему мнению, в том, что идеально существуют известные духовные формы (причинность, возможность индуктивного и дедуктивного понимания, систематическое упорядочение, критерии установления фактов и т. д.), которым посредством введения в них должны удовлетворять данные
содержания мира.
Быть первичным – это причинно предшествовать другому, быть основой для существования другого, определять его и быть главным
содержанием мира.
Но мне было также ясно, что подобного рода внутреннее переживание достигается тогда, когда человек вместе с полным, ясным
содержанием мира идей погружается в подосновы души, а не отбрасывает это содержание при этом погружении.
Когда мышление делают объектом наблюдения, то к остальному наблюдаемому
содержанию мира присоединяют нечто такое, что иначе ускользает от внимания.
В многообразии подходов к этому вопросу отражается объективно многогранное
содержание мира политики, теоретическая невозможность в одном определении отразить богатство и динамику её проявлений.
Он обладает особым свойством своей, приписываемой ему условной «идеальной формы», но хранящейся не в самом знаке, а в мозгу, и эта «идеальная форма» для человека есть универсальное средство аккумуляции всего многообразия
содержания мира, духовной культуры, которая в психике человека отчуждена от материальной действительности и как бы представляет для человека вторую реальную действительность.
И кроме того, как я уже сказал, люди во время своего пребывания на втором уровне силой своего сознания создают, а точнее, наполняют
содержанием мир, существующий на третьем уровне сознания.
Эта идеальная форма для человека есть универсальное средство аккумуляции всего многообразия
содержания мира, духовной культуры.
Есть духовное
содержание мира идей, о котором нужно сказать, чтобы понять путь философа.
Весь вопрос в том, как привязать крест к понятию, основному
содержанию мира?
Весьма близкое гегелевскому пониманию предназначения логики можно наблюдать в марксизме, что становится ясным из её определения: «Логика есть учение не о внешних формах мышления, а о законах развития всех материальных, природных и духовных вещей, то есть развитие всего конкретного
содержания мира и познания его, то есть итог, сумма, вывод истории познания мира».
Сейчас уместно сказать о другом: художественное сообщение создаёт художественную модель какого-либо конкретного явления – художественный язык моделирует универсум в его наиболее общих категориях, которые, будучи наиболее общим
содержанием мира, являются для конкретных вещей и явлений формой существования.
Зеркальное отражение даёт нам точное воспроизведение материального
содержания мира, но остаётся всё же призрачным, ибо в нём исчезает та осязаемая массивность, которая образует само существо реальности как подлинного, самосущего бытия.
Надо выяснить себе, что при наблюдении мышления к нему применяется приём, который для наблюдения всего остального
содержания мира является нормальным состоянием, но который в этом нормальном состоянии не наступает для мышления самостоятельно.
Надо было зацепиться за причинные связи – как внутренними качествами зацепиться и тянуть так, чтобы швы разошлись, и тогда можно было вмыслиться в образовавшийся промежуток, плодя тёмных глазных призраков, считающих своим делом присвоение новых
содержаний мира.
Такая категория как свобода возникает из того факта, что знания людей об окружающей среде не соответствуют глубинному, до конца не познаваемому
содержанию мира.
Лишь сделав
содержание мира содержанием нашей мысли, мы снова находим ту связь, от которой сами себя отделили.
Отсюда следует смысловое
содержание мира.