Чтобы вступить в контакт с реальными
вещами мира, необходимо какое-то решающее действие – и только так впечатления могут соотнестись с фактами, что позволит проверить и организовать их ценность.
И когда всё это оценишь, то увидишь, что, по крайней мере, без одного-двух миллионов подобных
вещей мир мог бы обойтись.
Но легки ступени духа, и единым желанием становятся на место
вещи мира.
Истинное существование присуще только
вещам мира сверхчувственного, занебесного, чувственный же мир, который мы воспринимаем при помощи наших органов чувств, есть только тусклое отражение мира идей.
Народ явно исходил из предположения: раз
вещи мира сознания, которые давят мою душу, в сущности, есть лишь повторения вещей этого мира, значит, к ним применимы те же приёмы уничтожения, что и к этим вещам.
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: перекодироваться — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Таким образом, в мире действуют две противоположные силы – одна из них постоянно соединяет первоэлементы в разные
вещи мира, а другая в это же время постоянно разъединяет эти вещи на первоэлементы.
Как бы сильно нас ни затрагивали
вещи мира, как бы глубоко они нас ни возбуждали и ни побуждали, человечными они становятся для нас лишь тогда, когда мы можем обсудить их с равными.
При сохраняющемся положении
вещей мир всё время будут сотрясать войны и кровавые заговоры, направленные на передел подземных кладовых энергии.
Векторы науки и философии прямо противоположны: наука устремлена к низу, к познанию скрытых свойств
вещей мира, а философия – к причинам мира, кверху.
Вещи мира должны быть «названы» человеком, соотнесены с его потребностями, надеждами.
Сердца дорлингов стали занимать исключительно приземлённые и суетные
вещи мира сего.
Принуждение и внешние границы создаются выбрасыванием жизни вовне, внеположным существованием
вещей мира.
Он развивается, он экспериментирует, он познает этот замечательный, полный интересных
вещей мир.
Отметьте для себя: отношение человека к явлениям и
вещам мира выражается душевными переживаниями (эмоциями).
А оно зависит от нашего мнения о
вещах мира окружающего, ибо в жизни человеческой всё так неясно и так сложно, что здесь ничего нельзя сказать наверняка….
– Так скажите ж, пожалуйста, – говорит почтенная старушка, поседевшая в святом незнании
вещей мира сего, – скажите, она вот так-таки и пишет, как в книгах в слово печатают?
Помимо
вещей мир состоит ещё из наших идей.
Лицезрение окружающих объектов в раю в их первозданной нетленности давало человеку точное синтетическое знание вещей и стоящих за
вещами мир идей.
Мне не нужны бесконечные
вещи мира. Я не попрошу ещё одну машинку и отброшу суррогатную куклу с пустыми глазами, но это всё тот же я.
Взяв всякую локальную
вещь мира, и диалектично раскладывая её на составляющие, проникая в глубину, мы неминуемо приходим к тому, что этот путь – бесконечен, что мы не в силах найти фундаментальную её основу.
Но вещей в мире много, и все эти многочисленные
вещи мира – разные: одни сильные, другие слабые, а третьи – где-то посередине.
Если же кто находится во власти
вещей мира сего и связал себя всевозможными земными узами и увлечён вслед дурных страстей, то он даже и не знает того, что имеются иное сражение, иная борьба и внутренняя брань.
Лишь на основе признания абсолютного тождества
вещей мира в силу их общей принадлежности бесконечно внутреннему миру становится возможным признание существования и сосуществования относительных единств – единства мира на основе тождества и единства мира на основе различия.
То, чего не хватает перцептивному суждению, – это объективной обоснованности, то есть необходимости и всеобщности; хотя оно относится к
вещам мира явлений, как, например, в суждении «сахар на вкус мне кажется сладким», оно, тем не менее, субъективно обосновано только для сознания, которое только что произнесло это суждение.
Мудрец был убеждён, что иерархия (порядок)
вещей мира соответствует системе подчинения низших понятий разума высшим в виде «пирамиды».
Ибо, во-первых, материя никогда не может быть действительной в качестве простой возможности, так как это противоречило бы её понятию; она может быть действительной лишь в действительных
вещах мира, в основе которых она лежит как возможность.
В то время как другие искали пряности и золото, эти весьма обеспеченные молодые люди, похоже, стремились в первую очередь увидеть «странные
вещи мира».
Расщепление мышления и, как следствие, реальности создаёт в психике образы, которые лишь частично отражают реальные взаимосвязи
вещей мира, а потому представляют собой иллюзорные, по большей части, представления будущей личности обо всём на свете.
И таким образом общность значения фонетического образа раскрывает общую, то есть неопределённую природу самих человеческих понятийных образов, которые постигают
вещи мира идеально, а не индивидуально, символически, а не реально, и поэтому обозначают их не по частям, а связками.
Названия книг выглядели многообещающе: "100 самых дорогих
вещей мира", "45 татуировок продавана", "Богатей и не робей", "Успешный успех"…
Но это, конечно, не имена, а обозначения человеческой руки, потому что именно руками и бог, и человек создаёт и уничтожает
вещи мира.
От этого все глубокие
вещи мира не выпячиваются, а затеняются, куда-то уходят от глаза, не указывают на себя, не говорят о себе.
Войдя, она первым делом подняла с пола свою сбрую и снова напялила её на себя – увы, не может счастье смертного длиться вечно и не суждено нам нескончаемо наблюдать прекрасные
вещи мира сего!
Это действительно запредельное сознание – такой ясности, яркости и силы, что оно вырывается за пределы всех возможных структур, взрывает сосуды любых идей, лишь миг держится в какой-нибудь
вещи мира, и летит дальше и дальше в бесконечность.
Он заработал деньги за счёт того, что сделал полезную
вещь миру, и эта вещь улучшила наше общество.
Когда, выглядывая из окна, мы видим в миллионный раз эти дома и деревья, эти подъёмные краны и купола церквей, эти облака и прогуливающихся под ними людей, у нас в душе появляется одно и то же странное, субтильное и противоречивое ощущение: с одной стороны, все эти бесконечно знакомые нам вещи связаны взаимно почти семейной, родственной связью (что-то тёплое, надышанное и трогательное есть в их осмысленно-бестолковом нагромождении: так родные и близкие толкутся на узком пространстве по случаю какого-нибудь формального семейного торжества), но, с другой стороны, нас тут же пронзает острая догадка о том, что каждая из видимых
вещей мира сего обусловлена тысячью причин и при сбое хотя бы одной из них она не могла бы и наверняка не сможет когда-нибудь существовать, – отсюда глубочайшая внутренняя ранимость любой вещи, даже неодушевлённой, об одушевлённых и говорить нечего: иной раз просто внимательное наблюдение за ними вызывает боль на сердце, – и вот эта пронзительная трогательность вещей, обусловленная их преходящностью, начинает тонко контрастировать с возможностью их возвращения – да, они обречены на исчезновение, но почему, раз придя в этот мир, они не могут ещё раз в него возвратиться? ведь для случая бесконечность времён не играет никакой роли, и всё происходит как в одно мгновение, – и тогда вечность вещей приобретает уже не платоновскую абстрактную и неубедительную для сердца природу, а вполне живую и волнующую: вот таким образом понятная и прочувствованная вечность и лежит, думается, в основе нашего самого, самого, самого первичного восприятия мира, которое иначе как глубоко поэтическим не назовёшь, – и лишь потом и постепенно нанизываются на него (восприятие) все прочие мысли и ощущения.
Напитанный «чужими» мыслями и
вещами мир просто остановится в своём развитии, сразу после того как я испущу последний вздох.
Мне кажется, главные
вещи мира должны вершиться в тишине.
Среди множества небесных созданий были и те, кто отвечал за отрицательные
вещи мира смертных.
И опять, кто всем обладает, тот чего ещё другого из
вещей мира мог бы пожелать?
К примеру, до открытия законов физики, например тяготения, представления о падении предметов не были увязаны с законом тяготения и он не определял бытие в возможности данного свойства
вещей мира.
Язык абстрактен, но он возникает из реальных связей с реальными
вещами мира и несёт в себе следы этого древнего родства.