Хроника Эвилиона. Сильф

Лео Рин (2024)

Жизнь Вивиан резко меняется после загадочной встречи на автобусной станции. Она возвращается в родной Кэмкастл, где её ждет семья и работа в издательстве. Однако после грозы, застигшей её в дороге, город преображается, и к Вивиан возвращаются сны и воспоминания, связанные с легендарным королём Артуром и его рыцарями. Девушка начинает исследовать своё прошлое и сталкивается с различными версиями истории любви Артура и Гвиневры, а также с тайнами, окружающими самого короля. В процессе она узнаёт о своей роли в этой эпической саге и о том, как её судьба переплетена с судьбой Ланселота. Произведение представляет собой ретеллинг легенд об Артуре и рыцарях круглого стола, разворачивающийся в современном мире. В центре сюжета — первая королева Эвилиона, чья история раскрывает новые грани известных легенд и поднимает вопросы о любви, предательстве и человеческих пороках.

Грааль.

— Я же предупреждала тебя, что это слишком жестоко, — с тревогой произнесла Нимуэ, стоя рядом с Ланселотом. — А если бы он не выдержал?

— Он бы справился, — ответил Бранн.

— Я никогда не простила бы тебя, если бы он создал очередной ад.

— Жена, разве он не жил в нём последние два с половиной десятка лет?

Последовал вздох, и холодная ладонь мягко коснулась лба рыцаря.

— Он слишком долго приходит в себя.

Ланселот медленно открыл глаза и увидел встревоженное лицо матери.

Он застонал от головокружения и подступающей дурноты. В тот же миг теплые бьятия матери окутали его теплотой. Он была здесь, несомненно живая и реальная, он уткнулся головой в ее плечо и как в детстве, ее тонкие пальцы перебирали его волосы, шепча слова утешения.

Он больше не был пригвождён к столбу в тронном зале — теперь он лежал в покоях. Так похожих на покои Нимуэ.

Через несколько минут Нимуэ отстранилась от сына и взглянула ему в глаза.

— Я горжусь тобой!

— Мама, я не смог…

Послышался кашель, и, подняв глаза, Ланселот встретился с высокомерным взглядом Бранна. Без своего чёрного одеяния он выглядел не менее внушительно, но его черты смягчали огненно-рыжие кудри, которые были точно такого же цвета, как у Вивиан, когда он поймал её, летящую с ветки дерева.

Он был высок и мускулист, но всё внимание привлекала татуировка, опоясывающая его шею, словно старый рубец от лезвия.

Словно ощутив на себе его взгляд, маг улыбнулся, обнажая острые клыки. Эта улыбка была как предупреждение, намек на то, что ему неприятно внимание к этой особенности его внешности. Холодный озноб пробежал по позвоночнику мужчины, заставив его поспешно отвести взгляд. Ланселот попытался было встать, но что-то чёрное и тяжёлое не дало ему это сделать. На его груди лежал огромный чёрный пёс.

— Диктер помог тебе обуздать свои эмоции и был проводником для твоей семьи, — произнёс властитель подземного мира, наклонив голову. — Меня удивило, кем предстал перед тобой дающий свет. Пожалуй, я не зря отдал тебе свою дочь.

Чёрный пёс медленно потянулся и спрыгнул с его тела. Перед этим он с радостным видом уткнулся влажным носом в лицо хозяина и вильнул хвостом. Спрыгнув с кровати, он посмотрел на окружающих своими голубыми глазами, зевнул и погрузился в сон.

Ланселот перевёл взгляд на Нимуэ, которая сидела рядом с Бранном, держа его за руку. Она не выглядела уставшей или испуганной. Её образ был таким же, как в последнюю ночь.

— Как? — Он не мог оторвать взгляд от ладони Бранна, в которой была зажата ее хрупкая рука. На безымянном пальце у каждого красовался узор из капель и черепов.

— Дочь? — осознание медленно приходило к нему. — Вивьен — его дочь?

Нимуэ кивнула.

Ланселот смотрел на пару, сидевшую перед ним. То, о чём было написано в книгах Анны, оказалось лишь частью истории. В этой судьбе ему было суждено стать новым Эпрейвеном, разрушителем мироздания, однако двое перед ним смогли изменить ход событий — создав Вивьен.

Бранн с ехидной улыбкой наблюдал за тем, как Ланселот пытается осознать происходящее. Не то чтобы ему совсем не нравился выбор дочери, но этот юноша доставил ему немало хлопот. Однако… Только он может помочь ей.

Он внимательно вглядывался в черты Ланселота, пытаясь уловить в них следы зла. Но в нем ощущалась только сила, которую даровал ему Люцифер — сила надежды и защиты.

Он тихо усмехнулся, крепче сжимая руку своей супруги.

— Самое ценное в этом мире, — произнес Бранн, нарушая тишину, — заключено в её крови. В ней скрыт источник как добра, так и зла. Поэтому ей нужен верный защитник, соратник, который дополнит её и не позволит склониться ни к одному из этих путей.

Его чёрные глаза впились в Ланселота.

— Не существует абсолютного добра или зла, — медленно произнёс Ланселот. — Каждый, кто стремится к чистоте, балансирует на краю пропасти. Даже самое искреннее побуждение может обернуться катастрофой, а самая тёмная мысль — привести к чему-то светлому. — Он задумчиво поднял брови. — Поэтому ты отправил меня в забвение?

— Забвение? — Бранн задумчиво посмотрел вдаль, его голос звучал отстранённо. — Тебе выжгли сердце, и ты сам создал новое. Сам решил, быть ли тебе рядом с ней, или погрузиться в отчаяние. — Он пристально посмотрел в глаза юноше. — Не ожидал, что тот, кого хотела спасти твоя мать, станет таким прекрасным защитником для моей дочери.

— Матушка, объясни мне, — Ланселот закрыл глаза, пытаясь осмыслить услышанное.

— Отдохни, — сказала она мягко. — Мы всё обсудим позже.

— Но… — начал он, открыв глаза и не желая, что бы она покинула его.

— Послушай, разговор предстоит серьёзный, а ты сейчас не в состоянии здраво мыслить, — произнёс Бранн, махнув рукой. — Я уже известил твою семью. Не хочу, чтобы твой дед штурмовал мои врата.

Послышался шум открываемой двери и в покоях появился тот самый камердинер, что провожал его к тронному залу.

— Позови Лирина ко мне, есть разговор, — приказал ему Бранн. Затем он помог подняться своей жене. — Радость моя, тебе тоже нужно отдохнуть. Оставим его, пусть закончит ритуал.

Ланселот наблюдал, как его мать уходит под руку с Бранном. Он устало откинулся на подушки и вытянул руку. Его внимание было приковано к капелькам воды, которые обвивали его палец. Он наблюдал, как они переливались на пальце, и думал об узоре на пальце стража подземного мира. Капли и череп — его сущность проявилась и в клятве. Кто бы мог подумать, что его мать станет супругой… Он нахмурился.

Диктер зевнул, растянувшись на полу, и устремил на него внимательный взгляд. Этот пёс, в отличие от Лиярда, не источал энергию успокоения, а впитывал в себя эмоции.

Но всё же… Ему стёрли память, а Вивиан переместилась в мир, созданный Мерлином. Хотя её отец мог бы оставить её под своей надежной защитой, они решили спрятать её. Могло ли это значить, что и его дети… Способны переродиться?

Чёрный пёс вздохнул, поднялся и, подойдя ближе, положил голову ему на руку.

Ланселот понуро опустил плечи, осознавая, что если бы его дети были здесь, мать непременно бы их показала. Значит, они уже покинули этот мир. Он вспомнил два крохотных тельца в деревянной чаше, и слёзы неудержимо потекли по его лицу, а новое сердце сжалось от невыносимой боли утраты.

Диктер запрыгнул на кровать и положил голову на грудь своего хозяина. Чувство утраты не покидало его, но, казалось, пёс ощущал, как гнев снова пытается захватить разум рыцаря и старался убереч его. На смену горю, пришло спокойствие.

В дверь постучали. Слуги осторожно вошли, неся ванну с водой.

— Господин, перед перерождением необходимо совершить омовение, — с глубоким уважением произнес один из них. — Согласно указаниям Лирина и хозяйки, вы должны принять ванну. Немногие возвращались оттуда.

Слуги с быстротой наполнили деревянную ванну и удалились, оставив на кровати комплект сменной одежды. В воздухе разлился аромат трав, и Ланселот, принюхавшись, узнал запах дербенника. Его матушка всегда была знатоком трав, поэтому выбор настоя был вполне объясним.

Ланселот погрузился в ванну. Окунувшись с головой, он ощутил, как усталость покидает его тело, а дербенник, известный в простонародье как плакун трава, наполняет его новой энергией.

***

Дверь отворилась, и Лирин шагнул в кабинет короля. Бранн сидел в своем кресле у стола, погруженный в глубокие размышления. Его вид и сгущающаяся вокруг тьма свидетельствовали о том, что мысли правителя были омрачены тревогой. Увидев гостя, он жестом указал на кресло напротив, приглашая его присоединиться.

Лирин сел, пристально глядя на чашу, стоящую перед Бранном. Тот, не произнеся ни слова, протянул ему свиток, что секундой ранее достал из нее. Лирин осторожно взял его и развернул.

Глаза быстро пробежали по строчкам, и на лице дракона появилась тень беспокойства. — Это вероятный исход?

— Точность более половины. Ты уверен? — пальцы короля выбивали неровный ритм на поверхности чёрного стола.

Лирин отложил свиток и с лёгкой улыбкой произнёс:

— Мой король, я провёл с вами много лет, и поверьте, это не самый плохой результат. Даже если я исчезну, оно того стоит.

Бранн нахмурился ещё сильнее. Он не хотел терять своего советника и друга.

— А если он не поймёт? — Бранн не смотрел в глаза Лирина. — Ты не считаешь, что мог бы быть ему ещё полезен?

— Вы его недооцениваете, — голос Лирина был мягок. — Скажите, вы ведь были удивлены, узнав, кто встретил его в чертогах небытия?

— Но он такой эгоистичный и холодный мальчишка! Сколько я ни наблюдал за ним сверху, мне казалось, что ничто не может изменить его.

Лирин положил свиток на стол и произнес:

— Вот почему ты блокировал доступ Хаоса к его разуму.

Бранн отвёл глаза и тихо выругался. Он знал, что даже после смерти его друг продолжает обладать магией воздуха, а там, где есть воздух, всегда есть он сам.

— Мне не нужен был ещё один Эпрейвен, — произнёс король.

Лирин тихо рассмеялся. Несмотря на свою суровую и могучую натуру, в глубине его сердца всегда теплились нежность и стремление к справедливости. Но с появлением в его жизни Нимуэ и Вивьен эти чувства расцвели, как дивные цветы, наполняя его мир светом и теплом. Однако, когда его близкие оказывались в опасности, гнев Бранна вспыхивал, как буря, сметающая всё на своём пути.

В те мрачные дни, когда Вивьен оказалась в замке Артура, он не находил себе места. Но чары Мерлина надёжно охраняли её, и проникнуть внутрь можно было лишь по приглашению. Он проводил ночи без сна, тщетно пытаясь найти способ преодолеть преграды. Каждая неудача лишь усиливала его гнев, который, подобно тлеющему огню, разгорался всё сильнее. В те дни удержать Бранна от мести Артуру было непросто, и это требовало огромных усилий от всех, кто был рядом.

Он получал обрывочные сведения, но не все. Всё он узнал лишь тогда, когда его дочь, находясь при смерти в замке своей матери, начала превращаться в злобного призрака. Он мог навсегда потерять дочь.

Тогда Лирин рассказал ему о чарах, которые могли бы заключить дух его дочери в сферу и переправить в безопасное место. Но для этого нужна была смерть. За всё нужно было платить. В день своей смерти он заключил Эсули в сферу и отдал её лесному демону, охранявшему свой лес.

— Ланселот уже заплатил за них, Бранн, и ничего страшного не случится, — произнёс Лирин.

— Я беспокоюсь за тебя, — ответил король.

— Моё время пришло, и ты сам это знаешь. Я лишь прошу тебя отпустить меня.

Бранн неопределённо махнул рукой:

— Как пожелаешь.

Лирин встал и, мягко взглянув на короля, удалился.

***

Замок был поистине великолепен. Ланселот, прогуливаясь по галерее, с изумлением рассматривал на город мёртвых. Он не отличался от привычного ему мира наверху, но в нём присутствовали некоторые детали, явно принадлежащие матери. Сады начали приводить в порядок, и, хотя в этом мире не было солнца, Бран создал источники света, чтобы души могли придерживаться привычного уклада жизни.

Чёрная река, извивающаяся между городскими кварталами, ещё не была облагорожена, но её берега уже оживали. Гномы деловито сновали туда-сюда, погружённые в свои расчёты, словно маленькие усердные муравьи. В некоторых местах возникали стихийные рынки. Разнообразие языков, доносившихся оттуда, кружило голову, создавая пёструю и многоликую картину. Но было одно важное отличие: здесь не было ни больных, ни брошенных, ни голодных. Город жил своей особенной, полной жизни, дышащей гармонией и заботой.

Взгляд Ланселота задержался на вратах, которые виднелись на горизонте. Между ними зиял проход, не ограниченный дверьми, но между высокими и величественными столбами не было ни единой преграды — лишь пустота, поглощающая свет.

— Это врата перерождения, — тихо произнёс голос, раздавшийся за спиной Ланселота. Он обернулся и увидел Лирина, облачённого в одеяние небесного оттенка. Его платиновые волосы были аккуратно заплетены в косу, а выглядел он почти ровесником Ланселота. — Скоро и я пройду через них.

Сердце рыцаря сжалось от тоски. Он посмотрел на отца, который стоял перед ним: — Зачем? Лирин наклонил голову, с нежностью смотря на сына: — Я надеюсь, что в следующей жизни смогу исправить всё, что натворил.

Рыцарь прищурился, изучая лицо отца. Было очевидно, что тот недоговаривал. Лирин тяжело вздохнул и, взяв сына под руку, повёл его через галерею.

— Я должен был встретить тебя в нужный момент и отправить обратно. Таков был наш уговор с Бранном. После этого я переступлю порог перерождения.

— Ты хочешь сказать, что не встретишь меня и Пинга с Эсули, когда придёт наше время? — голос рыцаря прозвучал жёстко, словно сталь. Лирин вздрогнул и опустил голову.

В этот момент галерея погрузилась в тишину, нарушаемую лишь их шагами. Рыцарь чувствовал, как в сердце его закипает гнев, смешанный с болью. Он не мог поверить, что его отец готов вновь оставить их.

— Моё желание быть с вами неосуществимо. То, что произошло в день рождения Эсули, изменило мою историю. Я должен переродиться и всё исправить.

— Тебя тогда околдовали! — воскликнул Ланселот.

— Не кричи, сын мой. Это моя вина, и мне её исправлять. Ты уже изменил себя, теперь моя очередь действовать.

Ланселот молчал, ощущая тяжесть слов отца. Тот был прав: он сам пошёл на сделку ради близких. Мысли роились в голове, словно рой пчёл, — если это сделка с Бранном, изменить ничего нельзя. Перерождение…

— Ты забудешь, кто ты? — тихо спросил он, словно констатируя факт. — Как это поможет исправить?

Лирин резко остановился и строго посмотрел на сына:

— Неважно как, но я буду помогать тем, кто остро нуждается. Когда Бранн встретил меня, я хотел сразу же войти во врата. Но он поведал мне одну из историй. Ты не знал, но в его руках — множество нитей реальностей.

Лирин, едва сдерживая улыбку, вспоминал, как Бранн, славившийся своей угрюмостью среди правителей, с волнением в глазах смотрел на него в тронном зале.

— В одной из нитей он увидел себя и Нимуэ, — тихо начал Лирин. — Кто-то изменил ход событий, и, просчитав вероятности, он осознал, что миру грозит серьезная опасность. Первую угрозу он нейтрализовал, погрузив Эпрейвена в небытие, но на смену ей пришла другая, не менее опасная.

Ланселот отвёл взгляд, словно пытаясь скрыться от собственных мыслей. Лирин, внимательно наблюдавший за ним, мягко кивнул.

— Это твоё рождение, — тихо произнёс он, словно обращаясь к самому себе.

Ланселот молчал, погружённый в размышления, но Лирин продолжил:

— Твоя бабушка передала тебе свои силы, но также и силу эмоций. Она была… — Лирин запнулся, подбирая слова, — очень эмоциональной. Как и мой отец.

Они подошли к скамье, окружённой пышными чёрными розами. Лирин остановился, разглядывая цветы, их бархатистые лепестки и насыщенный цвет. Ланселот, всё ещё погружённый в свои мысли, не заметил этого.

— Твой дар — это её дар, — мягко продолжил Лирин, его голос звучал задумчиво. — Она вошла в ворота перерождения, так как не смогла смириться с тем, что твой отец снова женился. Она была первородной, гордой и не могла принять, что ему важнее продолжение рода. Вот откуда твоя ревность и гнев, мой сын.

Ланселот, глядя на своего отца, замечал его хрупкость и уязвимость.

— Я провожу тебя, нам предстоит пройти через это вместе. Я выполнил свою часть сделки, теперь его очередь сдержать слово. Ты не стал угрозой, и я могу спокойно уйти.

— А если бы стал? — тихо спросил Ланселот, отмечая, что многие девушки в саду обращают на них внимание и стараются держаться ближе.

— Я бы бесконечно держал тебя в узде. Но я знал, что ты пройдешь через это. С того самого момента, как Бранн поведал мне о твоей судьбе.

Они замолчали. Лирин задумчиво смотрел на горизонт, где искусственные источники света создавали иллюзию заката. Небо переливалось сине-алыми оттенками, словно художник разбрызгал краски на холст.

— Скоро нас позовут, — наконец сказал Лирин, не отрывая взгляда от неба. — Меня тоже пригласили на ужин.

Его слова едва затихли, как в саду появился камердинер. Он поклонился и пригласил их в обеденную залу.

— Ланселот, запомни одну вещь, — продолжил Лирин, кивнув камердинеру, что они скоро подойдут. — Сердце дракона способно защитить всё, что ему дорого. Оно может обмануть даже смерть. Но во всём должен быть баланс. За жизнь мы платим смертью.

Его голос звучал спокойно, но пронизывала его глубокая мудрость и неизбывная печаль. Ланселот молча кивнул. Он чувствовал, что в этих словах скрыта история — та, которую Лирин не хотел рассказывать вслух, но которую не мог забыть.

— Ценой своей жизни, — тихо произнёс Ланселот, вставая со скамьи и протягивая руку отцу. — Идём. Я больше не буду отговаривать тебя, хотя в глубине души знаю, что твоё самобичевание излишне. Пинг всё ещё любит тебя, хотя и старается казаться скрытным — у него всё на лице написано. А Эсули… Эсули всегда был отщепенцем, живя на драконьем острове.

Лицо Лирина исказила болезненная гримаса, но он быстро совладал с собой. Приняв предложенную руку, он поднялся.

— Я бы всё отдал, чтобы увидеть их снова, — прошептал он.

Ланселот задумчиво посмотрел на него.

— Тебе не кажется, что ты принес свою любовь в жертву, чтобы искупить вину? Или этого недостаточо? — спросил он, вглядываясь в глаза Лирина.

Лирин молчал, не находя слов. Ланселот, не дождавшись ответа, медленно пошёл к замку.

Раньше он мог бы подумать, что его отец — человек слабый. Но, вспомнив о природе драконов и о том, что их счастье невозможно без партнёра, он понял, насколько всё запутанно.

В подземном царстве его настоящая мать не захотела встретить своего супруга. Потеря детей и семьи оставила Лирина в полном одиночестве. Возможно, на его месте он поступил бы так же.

Его жизнь в Эвилионе тоже была сплошным поиском тех, кого он не помнил, но кто был ему дорог. С каждым днём его ненависть к Артуру становилась всё сильнее. Даже сейчас гнев, вызванный действиями этого человека, не угас, а тлеет в его душе, словно угли, готовые разгореться с новой силой. Лишь Нимуэ смогла удержать его от полного распада.

Ланселот, погруженный в свои мысли, вздрогнул от неожиданности, когда перед ним распахнулась дверь. Он оказался в уютном зале, где у камина за столом сидели Нимуэ и Бранн. Диктер, виляя хвостом, подбежал к нему, преграждая путь и подставляя голову для ласки. Ланселот услышал, как камердинер скрипнул зубами от досады.

Он уверенно прошёл к своему месту и опустился на стул. Лирин последовал за ним и сел рядом. Камердинер отдал распоряжение, и в зал внесли простые, но изысканные блюда. Ланселот почувствовал облегчение: всё было так же скромно, как и в Озерном замке.

— Ланселот, сын мой, я вижу, что у тебя накопилось много вопросов, но времени осталось совсем немного, поэтому я начну без промедления, — произнесла Нимуэ, как только слуги вышли из комнаты.

— Как ты знаешь, моим наставником был Мерлин. Именно он научил меня искусству предвидения, и в этом искусстве я преуспела больше всего. В одну из наших последних встреч я заметила, как что-то важное надломилось в его душе. Когда я пожала ему руку на прощание, передо мной возник образ, который заставил моё сердце сжаться от страха. Я увидела дракона, несущего смерть и разрушение.

— Эпрейвен, — прорычал рыцарь, но Нимуэ лишь покачала головой, сделала глоток вина и спокойно продолжила: — Ты. В одних версиях ты присоединился к Эпрейвену и разрушал мироздание, в других — давал ему отпор. Но в обеих ты неизбежно умирал, — её голос дрогнул, выдавая внутреннюю боль.

Бранн, бросив на неё быстрый взгляд, предложил: — Душа моя, позволь мне. Женщина, отвернувшись и смахнув подступающие слёзы, кивнула.

Король, скользнув пронзительным взглядом по Ланселоту, продолжил:

— Буду краток. Как Лирин тебе и сказал, я владею магией нитей мироздания. Всё шло своим чередом — прошлое, настоящее и будущее, всё как предопределено. Ты вступаешь в рыцари Артура, влюбляешься в королеву, отправляешься в изгнание и там умираешь. Он щёлкнул пальцами, и в воздухе перед ним возникли миллионы тончайших нитей. Они переливались мягким голубым светом, через мгновение нити исчезли, оставив за собой лишь лёгкое мерцание.

— В день твоего рождения одна из нитей судьбы почернела. Заинтригованный, я погрузился в изучение этого витка судьбы и увидел, как мироздание рушится. Даже мой мир погрузился в хаос. Ошеломлённый, я распутывал клубок событий, пока не наткнулся на ту, что показывала младенца магу. Она не видела, но вокруг мага разливалась пустота. Однако сам он был слеп к этому. Его разум был крепко запечатан Лугом. Это не давало тьме овладеть им, но демон не дремал внутри. Он жадно искал путь к освобождению.

Когда он увидел тебя, то уже знал историю твоей жизни и твоей силы. Эпрейвен осознал, что тебе суждено стать причиной гибели Эвилиона. Однако он не мог представить себе другого пути, который открылся благодаря твоей матери. Я едва успел помешать ему увидеть то, что зарождалось в сердце этой женщины — надежду на спасение. Она отчаянно хотела уберечь тебя, но не знала, как это сделать. Удивительно, но она яро противостояла своей судьбе. Я был очарован, наблюдая за её борьбой.

— Ты ведь тот самый старец, который сопровождал нас из Комберика? — спросил Ланселот.

Бранн поднял кубок и отсалютовал юноше:

— Смышлен. Из-за неё я покинул своё царство. Она яростно меняла реальность вокруг тебя. И я решил помочь ей. Я притворился провидцем и магом и пришёл в Озерный замок. Со временем я передал ей самое дорогое.

— Грааль? — Ланселот, уже зная, о чём говорит Бранн, взглянул на свою мать.

— Грааль? — Бранн оскалил клыки в улыбке. — Тебе не суждено было увидеть Грааль, ибо ты был грешен. Но я открыл тебе путь к нему. К сожалению, поначалу ты меня разочаровал. Хотя ты и полюбил мою дочь, твои помыслы и поступки были далеки от того, чтобы обрести оружие, способное сокрушить Эпрейвена.

Ланселот не отрывал взгляда от Бранна, погружаясь в мысли и пытаясь упорядочить их в своей голове. Бранн, тем временем, встал и подошёл к огню. Отблески пламени играли на его лице, когда он, оскалившись, произнёс:

— Этот сосунок Мерлин решил, что моя дочь станет лучшим подспорьем для Артура. И он, под нашептывания Эпрейвена, сделал так, чтобы этот ничтожный король возжелал её. А ты только подлил масла в огонь, унизив его на турнире.

Его голос стал тише:

— Я всегда был рядом с дочерью, пока вы не прибыли в замок Артура. И там, как я полагаю, Эпрейвен почувствовал возможность. — Он сжал кулак, и его лицо стало непроницаемым. — Ты вспомнил, что вас поженили? — спросил он.

Ланселот молча кивнул. Его лицо оставалось бесстрастным, но в глубине души он ощущал, как внутри него борются противоречивые чувства.

— Я лично передал её тебе под опеку, но ты… — начал Бранн, его голос был холодным и резким.

— Бранн, — мягко перебила его Нимуэ, нежно беря его руку. Её изумрудные глаза встретились с его взглядом. — Он ни в чём не виноват.

Чернота в глазах Бранна начала отступать, уступая место теплу. Он глубоко вздохнул, пытаясь унять свой гнев.

— Однако Эпрейвен не знал, что Вивьен — не чаша, — продолжил он, его голос стал мягче, но в нём всё ещё звучала ярость. — Но он увидел путь к её обретению. И я скажу больше: я передал фальшивую чашу Белому Ковену. Я знал, что в моих владениях есть его шпион.

Ланселот вновь вспомнил историю, рассказанную Персивалем.

— Поэтому вы решили отправить её из этого мира? — задал он вопрос, который уже давно вертелся в его голове.

Нимуэ приблизилась к сыну, и её руки нежно обвили его плечи. Ланселот взял её ладонь в свою и прижался к ней щекой.

— Да, мы спрятали её, — ответила она. — Увидев смерть детей, она начала превращаться в злобного духа. Её силы велики, но она сама не понимает, что происходит. Материнские чувства и боль потери сделали её жестокой, а всё, что с ней делал Артур, пошатнуло её здоровье.

Она очнулась и в полубреду пошла к дубу, чтобы взять детей и похоронить их. Но кто-то напал на неё и постарался обезглавить. Если бы ты не появился в облике дракона, наш шанс на ее спасение был бы упущен.

Комната перед глазами Ланселота закружилась. Головная боль, словно иголки, впивалась в виски. Он чувствовал запах крови и стремился к нему, словно влекомый неведомой силой. Зверь, бушевавший внутри него, подталкивал его вперёд, и вот он уже на поляне перед дубом.

Рядом с её телом стояла фигура, облачённая в тёмные одежды. Осенняя ночь была темна, и он не мог разглядеть, кто это — мужчина или женщина. Единственным, что окружало его, был запах тления. Не раздумывая, он бросился в атаку, а за ним последовали Нимуэ и Бранн.

— Ты вспомнил, — Нимуэ сжала плечо сына, лицо которого побледнело.

— Почему он хотел её обезглавить? — хрипло спросил он.

— Через это можно получить силы и энергию, а также превратить существо в инфернала, — ответил Бранн. — Но благодаря твоей атаке мы успели вовремя. Усыпив тебя, мы смогли перенести её из этого мира.

— Дочь той безумной, — тошнота подкатила к горлу. — Вы убили её?

Лирин предупредительно положил свою руку на его и помотал головой.

— Дай ему рассказать, — прошептал он, стараясь успокоить сына.

Бранн взмахнул рукой, и в комнату вбежала девочка. Её пшеничные косы развевались, а глаза светились искренней радостью. Она подбежала к Нимуэ и обняла ее.

— Мэри не удалось бы выжить, — тихо произнесла Нимуэ, нежно поглаживая ребёнка по голове. Её голос дрожал от сдерживаемых эмоций. — Мирейн сделал всё, что мог. Но ей оставалось совсем немного, и её мать была готова пойти на сделку с чёрным магом. Только так она могла спасти её… Превратив в инфернала.

Нимуэ протянула девочке гранат. Та, поблагодарив, взяла его в руки, широко улыбнулась и убежала к высокому мужчине, стоявшему у дверей. Ланселот резко встал. Лекарь Мирейн, с лёгкой улыбкой на лице, смотрел на своего господина. Его глаза светились теплом, он кивнул Ланселоту, нежно взял ребёнка за руку, и вместе они вышли из залы.

— Очнувшись, ты почувствовал своих детей, — продолжил Бранн, провожая их взглядом. — Скорбь затмила твой разум, но ты успел сотворить сферы. Смертей вокруг тебя было немерено, и ты сотворил заклинание, обменивая жизни на спасение своих детей. Ты сделал это неосознанно, но потом дракон в тебе взял верх, и ты умчался в свой замок. Там тебя и нашла мать, но их энергии нигде не было.

— Вы не знаете, где они? — отчаяние охватило Ланселота.

— Сын мой, — голос Лирина, тихий и спокойный, прорвался сквозь туман его мыслей.

Бранн пристально смотрел на рыцаря, его чёрные глаза скользили по молодому человеку. В них не было гнева, только боль.

— Твоих детей здесь нет. Ты забрал сферы с собой, и ни я, ни твоя мать не смогли их почувствовать. Но они точно в Эвилионе. И ты должен их найти первым любой ценой. Они — ключ к спасению мира.

Эти слова Ланселот услышал словно сквозь туман. Его сердце забилось быстрее, и зал вокруг начал расплываться. Он ощутил объятия матери и поцелуй. Всё вокруг начало искажаться.

— Бери сына и неси его к воротам, время поджимает, — быстро произнес Бранн, отворяя заклинанием окна в зале.

Лирин подхватил тело Ланселота, которое стремительно возвращалось к жизни, и, расправив крылья, стремительно полетел к вратам перерождения. Из последних сил Ланселот протянул руку и вцепился в мантию отца. Лирин с тревогой смотрел на сына и на полной скорости влетел в ворота перерождения.

— Передай им, что я люблю их, — были последние слова отца, перед тем как вихри разлучили их.

***

В гостиной Форест-Холла царила тишина. Эсули и Лиярд поочередно сидели у безжизненного тела Ланселота, сменяя друг друга. Ковен, собравшись на полу, образовал магический круг. Уже третий час они пребывали в трансе, шепча заклинание возвращения домой.

Драг ненадолго вернулся на остров, где молодые драконы были в восторге от возвращения своего воздушного собрата. Вильдан, оставшийся за старшего, едва сдерживал их нетерпение увидеть обладателя дара Свирры.

Уходя, он попросил Пинга держать его в курсе всех событий. Возможно, Драг не ушел бы так легко, если бы не вой адской гончей, оповестивший их о том, что Ланселот успешно завершил испытание.

Персиваль, утомленный переживаниями, уснул в кресле у камина. Всю ночь он мерил шагами комнату, иногда бросая полные беспокойства взгляды на своего друга. Но как только ему объяснили значение воя, его тело, уставшее от тревог, обмякло в кресле, и через несколько минут он заснул. Возможно, этому способствовало зелье, которое Анна тайком подлила своему мужу.

Пинг стоял у окна, задумчиво наблюдая за алеющим небом. Его слух был напряжен, улавливая тихое, размеренное дыхание племянника. Ланселот прошел испытание, но путь назад был тернистым, особенно без проводника. Пинг слушал монотонный шёпот девушек и молился, чтобы Ланселот вернулся целым и невредимым. Переход истощал силы, и он видел, как осунулось лицо Эсули. Несколько раз тот терял концентрацию, и Лиярд приходил ему на помощь. Но в самый тяжёлый момент сердце Пинга подсказало, что они не справятся. Его мана хлынула в тело Сильфа, помогая тому найти путь.

Он сжал кулаки, отгоняя мысли о том, что его племянник мог навечно затеряться в небытии или оказаться в аду, который сам для себя создал.

С первыми лучами солнца шёпот стих. Анна открыла глаза, выходя из состояния транса.

— Он возвращается, — произнесла она с облегчением. Остальные девушки тоже очнулись, и в комнате раздался дружный вздох облегчения.

— Что случилось? — Персиваль стремительно поднялся на ноги и с тревогой вглядывался в лица жены и её сестёр, пытаясь понять, что произошло.

— Не волнуйся, здоровяк, он скоро придёт в себя, — Лия потянулась, разминая уставшее тело. Внезапно её рот приоткрылся, а взгляд стал рассеянным. Дэйзи, тихо вскрикнув, обратила свой взор на Пинга.

— Охренеть, — Лия, освободившись от видения, обратилась к сестре. — Анна, подай к завтраку ещё один прибор и миску мяса. Дедуль, — обратилась она к Пингу, — Сильфу нужна твоя помощь.

Пинг встрепенулся и посмотрел на неё:

— Что случилось?

— Всё будет хорошо. Просто призови свой дар, это поможет ему, — ответила Лия, направляясь на кухню, чтобы приготовить большой чайник кофе. Дэйзи шептала что-то на ухо Мэл, и та, широко распахнув глаза, внимательно слушала.

— Как он?.. — начала Мэл, но, взглянув на деда, который читал заклинание, она взяла сестру за руку и вышла вслед за Лией.

Радостный Персиваль подхватил Анну и усадил её в кресло, которое ещё хранило тепло его тела. Он метался от тела Ланселота к жене, словно наседка, переживая за их состояние.

— Прошу тебя, не суетись так. Он проснётся через несколько часов. Он уже в мире живых. Лучше помоги им, — сказала Анна, указывая на двух юношей, которые сидели у тела Ланселота без сознания.

— Дьяволова борода! — воскликнул он, не заметив, как Эсули и Лиярд потеряли сознание.

— С ним всё будет хорошо, а ты отнеси мальчиков отдохнуть, — попросила Анна, наблюдая, как Мэл входит в комнату с большой чашкой кофе для неё в руках. Не раздумывая, Анна достала сигарету, быстро щёлкнула зажигалкой и затянулась.

Мэл буркнула что-то про здоровье себе под нос и вышла, оставляя Анну наедине с мыслями. Анна проводила взглядом сестру и мужа, который осторожно нёс Эсули в его комнату.

— Пинг, — тихо позвала она, и он открыл глаза. — Нас ждут тяжёлые времена, надвигается война.

Пинг кивнул, его взгляд был серьёзен и сосредоточен. Он был опытным воином и знал, что мирное существование Эвилиона закончилось в тот момент, когда Мордред не пал.

— Смерть Энирф подорвала наши позиции, — тихо пробормотал он. — Чтобы сплотить всех жителей, нужна не просто реинкарнация короля. Она была сильным генералом, многие к ней тянулись, а Оберон… Он слишком не любит людей.

В его голосе звучала усталость и горечь. Анна понимала, что их мир на грани разрушения и что им предстоит столкнуться с чем-то гораздо более серьёзным, чем просто битва.

— Кстати, зачем ты исполняешь призыв? — спросила она Пинга.

— Освещаю Сильфу путь.

Анна, удивлённо приподняв брови, промолчала. В гостиную вошёл Персиваль и взял на руки Лиярда.

— Отнесём его в кабинет и положим под купол восстановления, — произнесла Анна, следуя за мужем.

Пинг, закончив читать заклятие, взглянул на племянника. Его лицо постепенно обретало краски, грудь начала вздыматься, и до слуха донёсся стук сердца. Он справился! Этот совсем ещё мальчишка!

Это было опасно. Если бы Ланселот позволил первобытным инстинктам взять верх, вернуть его к прежнему состоянию было бы почти невозможно. Он балансировал на грани.

Но если его подвергли такому испытанию, значит, Бранн считает, что угроза для мироздания катастрофическая.

В прошлый раз их настигла неудача: Эпрейвен вырвался на свободу, но был сильно ослаблен. Однако сейчас всё изменилось. В кондитерской он вновь почувствовал его мощь. Время, проведённое в укрытии, не прошло даром. Чёрная магия и энергия бурлили в нём, как раскалённая лава.

— Воды. — Пинг обернулся и увидел, что на него смотрит Ланселот.

— Ты очнулся. — Старый дракон быстро поднёс стакан к губам юноши и напоил его. — Как ты себя чувствуешь?

— Не очень хорошо. Я почти не чувствую своего тела.

— Это не удивительно. Ты потерял почти расстался с жизнью. На восстановление уйдёт несколько дней.

Пинг помог ему сесть и подложил подушки под спину.

— Я видел отца. Он меня встретил.

Руки Пинга замерли, и он поднял глаза на племянника. Сердце сжалось от дурного предчувствия.

— Как он? — тихо спросил Пинг.

— Ушёл во врата перерождения, — ответил Ланселот. Его голос был спокойным, но в нём звучала печаль.

Пинг сел рядом и закрыл лицо руками. Его плечи дрожали, и он тихо всхлипнул.

— Скажи, дядя, — заговорил он после долгого молчания, — дракон же может выбрать себе парой не только женщину?

— При особо сильной связи может случиться так, что родственные узы станут важнее тех, что созданы для продолжения рода. Мы близнецы и…

— Ты не можешь жить без брата. Ты страдаешь.

По щекам Пинга покатились слезы. Ланселот вдруг осознал то, о чем тот никогда никому не говорил. Ему было невыносимо признать, что брат был для него важнее, чем его любимая, прародительница Белого Ковена. Он обожал ее и девочек до безумия. Но отсутствие связи с Лирином разрушало его изнутри. Если бы не его потомки, он бы последовал за ним.

Ланселот, глядя на своего дядю, задумался о возможном решении. Ещё тогда, в саду, он осознал, что отец слаб и его решение было вызвано лишь горем от утраты возлюбленной.

— Диктер, — тихо позвал он, — ко мне, дружок, ищи.

В этот момент снаружи послышался гул, и земля задрожала. Персиваль, словно вихрь, слетел со второго этажа, его топоры были у бедер. Не заметив проснувшегося друга, он помчался в сад.

— Помоги мне, — попросил Ланселот, пытаясь встать.

— Я думаю, тебе стоит остаться здесь, — произнёс Пинг, наблюдая за тем, как пол под ними ходит ходуном, а за окном стремительно темнеет. — Это не к добру.

Из камина раздался тревожный голос вернувшегося к детям Драга:

— Что здесь происходит? Снаружи доносились звуки борьбы, и с каждой секундой они становились всё громче.

— Стой, проклятая тварь! — раздался гневный окрик Персиваля.

По коридорам Форест-холла загрохотали когти, и в следующее мгновение в гостиную ворвалось огромное черное существо. В пасти его, завернутое в синюю ткань, тихо шевелилось нечто живое. Пес замер на секунду, оглядывая комнату, и в мгновение ока оказался перед Ланселотом.

— Что за черт? — персиваль появился в тот момент, когда Пинг, наполовину покрывшись чешуёй, заслонил собой Ланселота.

Пес огляделся, чинно сел и с глухим стуком выплюнул свёрток, внутри которого кто-то тихо ойкнул. За его спиной раздался грохот, хвост радостно оставлял следы на деревянном паркете.

Ланселот выглянул из своего укрытия и обвёл взглядом недоумевавших родственников.

— Это Диктер, мой фамильяр, как он сам себя назначил.

— Твой кто? — Персиваль и Пинг удивлённо переглянулись.

— Это же адский пёс, — ошарашенно произнёс Персиваль, всё ещё сжимая топор. — А других гостинцев у тебя не нашлось?

Послышался шум из камина, вернувшийся Драг яростно втягивал носом воздух.

— Что там? — он явно был взволнован.

— Думаю, мой не совсем переродившийся отец.

Огненный и земляной драконы одновременно издали радостный рёв. Пинг стремительно бросился к свёртку и дрожащими руками развязал зелёный шнурок, на котором висели ониксовая и зелёная бусины.

Он развернул мантию и увидел нагого Лирина. Ошеломлённый, тот с недоумением оглядывал окружающую обстановку, а Пинг, бормоча что-то невнятное, крепко обнимал его, помогая подняться на ноги.

Драг попытался протиснуться в узкое отверстие камина, но его внушительные размеры не позволили ему это сделать. По лицу старого дракона текли слезы, и он настойчиво просил подвести к нему сына.

Пинг осторожно подвел брата к камину. Тот все еще не мог понять, где находится. Драг, как и в случае с Ланселотом, произнес заклинание рода и выдохнул на старшего сына. Тело Лирина мгновенно откликнулось: по его коже пробежала рябь, и на ней появились платиновые чешуйки. За спиной вспыхнуло видение пламени.

— Жив, жив, это он! — шептал старый дракон, с трепетом осматривая сына, который не изменился за все эти столетия.

— Какой чудесный сон, — прошептал Лирин, с нежностью глядя на своих родных и постепенно приходя в себя.

— Дедуль, я зайду, здесь такой переполох, — в комнату проскользнула Дэйзи. Лирин обернулся, и девушка, встретившись с ним взглядом, залилась румянцем. Первым пришел в себя Персиваль, он быстро поднял мантию и укрыл ею Лирина.

— Уважаемый отец, пожалуйста, придержите это пока здесь, — усмехнулся Персиваль.

***

Прошло три дня с тех пор, как Ланселот вернулся из подземного царства. Яркий свет, ударивший в глаза, разбудил его. Энергия в его теле полностью восстановилась, и он медленно поднялся с кровати, чувствуя усталость от долгого сна, но его тело полностью его слушалось.

— Доброе утро, — раздался шорох, и на кровать подсела Анна. Она приложила руку ко лбу рыцаря и проверила пульс. — Здоров, — улыбнулась она. — Знал бы ты, как мы переживали. Давай одевайся и идём завтракать. Но сначала выпей это, — она поставила на стол стеклянную бутылочку. — Тонизирующее.

Потрепав по голове чёрного пса, который лежал в ногах мужчины, она вышла из комнаты. Ланселот проводил её взглядом.

Диктер безмятежно спал, растянувшись на кровати. Осторожно, чтобы не разбудить своего нового фамильяра, мужчина направился в ванную комнату. Его разум был ясен, а мысли, которые мучили его долгие годы, словно кусочки головоломки, наконец-то сложились в единую картину.

Он быстро принял душ и вернулся в комнату. Его рука потянулась к шнурку, но его не оказалось на месте. Ах да, он же подложил его отцу.

Судя по тому, что тот вернулся, он был прав: нити Вивиан и Бранна имеют общее происхождение. Его решение было импульсивным, но оно себя оправдало.

Диктер зарычал во сне. «И что мне с ним делать?» — подумал мужчина. Он понимал, что Бранн, вероятно, будет недоволен тем, что он устроил. Помешал перерождению, забрал одного из его псов… Позже он разберётся с этим.

Надев свои любимые рваные джинсы и толстовку, он покинул комнату.

В кухне его встретил беспорядок: видимо, к Анне присоединились её сёстры. В очаге стояло несколько котлов, и едва он переступил порог, как густой аромат специй и готовящихся зелий ударил ему в нос. Казалось, они готовились в любой доступной посуде, места на кухне почти не было. Он поспешил в другую, где они с Персивалем готовили ужин в один из его первых дней в Форест Холле.

— Завтрак будет готов через пару минут, — произнесла Анна, стоя у плиты. Она ловко переворачивала золотистые яйца на сковороде, и аромат свежеиспечённого хлеба наполнил кухню. Ланселот сел за стол, и перед ним тут же появились душистые лепёшки и миска с янтарным мёдом.

Анна с неподдельным любопытством взглянула на Ланселота:

— Как тебе удалось вернуть его из врат перерождения? Он ведь почти завершил цикл, но сохранил все свои воспоминания и магические способности? До тебя никто не мог совершить подобное.

— И вряд ли получится. Всё дело в магии Бранна, в его нитях.

Анна была озадачена.

— Только он может ими пользоваться. Ты не смог бы, это невозможно…

Она задумалась и на мгновение забыла о завтраке. Лопатка сама переворачивала бекон. Спохватившись, она выключила плиту и переложила завтрак на тарелку.

— Рассказывай сразу, как доешь.

Её интерес вызвал лёгкие искорки в воздухе вокруг неё. Никому ещё не удавалось проделать такое.

Стоило только Ланселоту доесть последний кусочек, как тарелка мгновенно исчезла, и перед Ланселотом появилась чашка ароматного чая. Мимо пролетел блокнот и ручка — Анна подготовилась. Она явно ждала его пробуждения, чтобы задать вопросы.

— Отец что-то рассказывал? — спросил рыцарь.

— Ну… После того как Пинг отпустил его и наконец-то позволил одеться, я усыпила его на несколько часов, чтобы его тело и разум пришли в равновесие. Когда он проснулся, то был то у тебя, то у Эсули. Он сидел, смотрел, иногда что-то шептал на драконьем языке. В остальное время они разговаривали с Пингом и Драгом. И тот, и другой теперь мрачнее тучи.

Однако, когда девочки наконец смогли поймать его, он рассказал им, что после того, как вас разделили, он долго блуждал по лабиринтам своего разума. Он не мог понять, почему перерождение не даёт ему шанса. В его голове постоянно мелькали воспоминания о Пинге и его семейной жизни.

Казалось, перерождение наконец отправило его в поток, его тело очистилось, и он чувствовал, как его разум постепенно становится ясным. Но в этот момент что-то чёрное завернуло его в единственный оставшийся плащ и унесло прочь от потока. Ланселот закашлялся.

— Когда мы прощались, я положил в его мантию обереги Пинга и Персиваля. Они были на шнуре, который мне подарила Вивиан.

Анна удивлённо приподняла брови: — Какое отношение к этому имеет шнур Вивиан?

— Она дочь Бранна, — ответил рыцарь.

Девушка, отложив карандаш, переспросила: — Как ты сказал?

— Бранн — её отец. И только она знает, как найти Грааль.

Анна, тяжело вздохнув, произнесла: — И сейчас она находится в руках у безумного мага. Нам необходимо как можно скорее спасти девушку, а затем отправиться в Эвилион. Бранн дал нам подсказку, как её найти?

— И даже больше, — глаза рыцаря на мгновение вспыхнули красным огнём.

В этот момент на кухню радостно вбежал Диктер ища своего хозяина.

— Адский пёс, — усмехнулась ведьма, сразу поняв, что задумал рыцарь.