Хроника Эвилиона. Сильф

Лео Рин (2024)

Жизнь Вивиан резко меняется после загадочной встречи на автобусной станции. Она возвращается в родной Кэмкастл, где её ждет семья и работа в издательстве. Однако после грозы, застигшей её в дороге, город преображается, и к Вивиан возвращаются сны и воспоминания, связанные с легендарным королём Артуром и его рыцарями. Девушка начинает исследовать своё прошлое и сталкивается с различными версиями истории любви Артура и Гвиневры, а также с тайнами, окружающими самого короля. В процессе она узнаёт о своей роли в этой эпической саге и о том, как её судьба переплетена с судьбой Ланселота. Произведение представляет собой ретеллинг легенд об Артуре и рыцарях круглого стола, разворачивающийся в современном мире. В центре сюжета — первая королева Эвилиона, чья история раскрывает новые грани известных легенд и поднимает вопросы о любви, предательстве и человеческих пороках.

Черная башня.

Солнце едва проглядывало сквозь тучи, затянувшие небо над Кэмкастлом, утро медленно вступало в свои права. Первые лучи рассвета озарили комнату, где в кресле, погруженный в размышления, сидел Ланселот.

Мужчина не спал, наблюдая за тем, как его друг и брат, проведя полночи в обсуждениях планов по завоеванию сердца Сноу, уснули, обнявшись, на диване. Накрыв их одеялом, он развернул кресло к камину и погрузился в размышления о подземном мире.

Бранн. Он слышал о нём раньше, но только то, что рассказал ему Персиваль после их побега из царства Пелеаса.

Ланселот закрыл глаза и откинул голову на спинку кресла.

Как иронично, что сейчас, как и тогда, он сможет найти ее через смерть.

Несколько дней он блуждал по царству Пелеаса, окружённый множеством потерянных душ, но никто из них не был приглашён в мир мёртвых. Старик, который повстречался ему на пути, вывел его на свет. Этот старик был стар, как само время, и он в молчании довёл его до места, где лежало тело мужчины.

— Ты не спал? — хриплый голос Персиваля прервал его размышления. Он обернулся и увидел своего сонного друга на груди которого мирно посапывал Эсули.

— Нет, я размышлял о том, как судьба снова сводит меня с подземным миром.

Ланселот поднялся и подошел к окну. За стеклом разгорался рассвет, озаряя поляну перед домом.

— Но я рад, что провел этот вечер с вами, — тихо сказал он, скорее обращаясь к самому себе.

Персиваль осторожно поднялся с дивана, стараясь не разбудить юного дракона, который лишь нахмурился, но продолжил спать. Он прошел в ванную, умылся и, вернувшись в комнату, застал друга в той же позе.

— После того, что случилось в Корбенике, мне пришлось долго приходить в себя. Я не только стал причиной твоей смерти, но и твое воскрешение из мертвых сильно удивило меня. Честно говоря, я видел это во сне. Видимо, повторение ситуации вновь всколыхнуло те воспоминания. И как ты знаешь, я против этого.

Ланселот стоял у окна, глядя на поляну, где резвились фамильяры Анны. Его голос звучал тихо, но в нём чувствовалась глубокая благодарность.

— Ты спас меня, — тихо произнес он. — Если бы ты не сжег перо, Нимуэ не смогла бы вызвать того старца. Но три дня блуждания между мирами были невыносимы. Меня окружали лишь тьма, звенящая тишина и неприкаянные души, чье отчаяние вселяло в меня ужас.

Его взгляд потух, словно что-то внутри него сломалось. Он глубоко вздохнул и, собравшись с силами, продолжил:

— Моя жизнь без нее не имеет смысла. Я должен найти её. Понять, что произошло в тот миг, когда мне стерли память, и как это связано с пророчеством. Иначе я не смогу защитить ни её, ни вас.

Ланселот повернулся к другу. Его взгляд был полон задумчивости.

— Матушка не случайно отправила нас с Лиярдом сюда, — тихо произнес он. — Она знала, что мы обязательно встретимся. И, боюсь, это было неизбежно, потому что другого пути не было.

— Хорошо, я тебе должен за тот раз, сегодня всё должно пройти гладко, — Персиваль посмотрел на Эсули. — Будем будить?

Ланселот отрицательно покачал головой.

— Тогда идём завтракать, я слышу что остальные уже на кухне. — предложил Персиваль.

— Иди, я приведу себя в порядок и спущусь, — Ланселот направился в ванную. Он услышал, как Персиваль вышел из комнаты и поздоровался с Пингом, чьё ворчание раздавалось ещё несколько минут.

Он принял душ и, выйдя в комнату, увидел сонного Эсули, который сидел на полу.

— Иди умойся и приходи завтракать, — Ланселот подошел к брату и потрепал его по взъерошенным волосам. — Я вернусь и научу тебя пить.

Эсули кивнул и пошел в ванную. Ланселот, заметив, что брат забыл о своей водной сущности, улыбнулся. Наблюдая, как Эсули идет в ванную, пошатываясь, его сердце кольнуло. Он не знал, вернется ли он к нему.

Ланселот подошёл к шкафу, достал одежду и взглянул в зеркало. На его усталом лице читалось сомнение. Боялся ли он? Очень. Зелёный шнурок снова прошептал ему слова любви, и он закрыл глаза, ощущая рядом с собой едва уловимое присутствие Вивьен.

Его глаза сузились. Он поклялся вернуть и защитить свою семью, даже если это будет стоить ему жизни.

Топот и кашель за дверью отвлекли его, заставив обернуться. В проеме стоял дядя, его взгляд был осуждающим, пока он быстро осматривал его.

— Пил, не спал, споил брата — молодец, — произнёс Пинг, нахмурив брови. Его фиолетовые глаза не отрывались от лица племянника, взгляд его смягчился.

— Эсули сейчас в ванне. — Ланселот отвернулся, от понимающего взгляда дяди.

— Сколько же мальчик выпил, что забыл, что он дракон воды? — Пинг поперхнулся.

Ланселот пожал плечами.

— Если отец узнает, нам всем несдобровать, — в голосе дяди прозвучало веселье, но оно тут же исчезло, сменившись легким покашливанием. — Послушай, я хочу отдать тебе кое-что.

Пинг извлек из кармана зеленый камень с аккуратным отверстием в центре.

— Это мой первый магический артефакт, — произнес он с гордостью. — Я создал его своими руками. Надень его на ту же нить, что и бусину Мэл.

Пинг подошел и молча вложил камень в ладонь племянника. Затем, не сказав ни слова, развернулся и направился к двери.

— Тащи юного пьяницу завтракать, — бросил он через плечо, прежде чем выйти.

Дверь тихо закрылась за ним, оставив Ланселота в одиночестве.

Из ванной донесся сиплый голос Эсули, заставивший Ланселота обернуться:

— Брат, как ты это… — начал было юноша, но не договорил. Его голос дрогнул, и он снова скрылся в ванной. Судя по звукам, его выворачивало наизнанку. Видимо, алкоголь, который он пил, не желал так просто покидать его организм.

Приведя себя в порядок, Ланселот и Эсули, мучимый первым похмельем, спустились на кухню, откуда доносились ароматы яичницы с беконом и жареного хлеба.

— Доброе утро, — их поприветствовал хор из голосов. Несмотря на ранний час, на кухне собралась вся семья.

Пинг был занят приготовлением завтрака, Анна суетилась с кофейником, а девушки заканчивали трапезу за столом. Лиярд с аппетитом уплетал яичницу, в то время как Персиваль стоял у соковыжималки.

Когда братья подошли к столу, Персиваль вручил каждому по стакану с бурой жидкостью. — Закройте нос и залпом.

Юный дракон не стал сопротивляться и, выпив, опустился рядом с Лиярдом.

— Не говори деду, он может рассердиться и спалить весь город. Нам ещё предстоит объяснить ему твою пару, давай не будем испытывать его терпение раньше времени, — Пинг нежно потрепал племянника по голове и вернулся за порцией для Ланселота. Тот покраснел и смущенно огляделся по сторонам.

— Не волнуйся, мы здесь семья, и никто не осудит. Каждый нашёл себе пару, не следуя традициям, — с улыбкой сказала Анна, подходя к Персивалю. Он обнял её за талию и подмигнул Эсули. — Если будешь делать всё, как я тебя учил, то…

Он едва успел увернуться от летящей в него кочерги. Фиолетовые глаза сверкнули.

— Пинг, когда ты наконец перестанешь делать вид, что Перси тебе не нравится? Ты ведь и сам не отходил от него, когда он был без сознания после прибытия сюда. — Что? — глаза Персиваля расширились от удивления. — Ты слышал меня. — Анна с улыбкой показала язык дедушке. — Хватит притворяться. Ланселот, не говоря ни слова, наблюдал за их спором. Он видел, что все они были напряжены, но старались не показывать своих чувств. Однако Персиваль, охваченный эмоциями, неожиданно заключил Пинга в объятия и, под смех своих сестер, расцеловал его в обе щеки.

Пинг, погруженный в свои мысли, молча ел завтрак, избегая взглядов окружающих. Лишь изредка он бросал гневные взгляды на Анну, которая, казалось, полностью игнорировала его.

— Итак, каков наш план? — спросил Персиваль, как только они закончили с едой.

***

Ланселот никогда не боялся смерти. Единственный страх, который, словно червь, разъедал его сердце и разум, — это была потеря Вивьен. Этот страх сопровождал его с самого детства и до того рокового дня, когда он нашёл её тело в Озёрном замке. Холодное, безжизненное, с затуманенным взглядом, устремлённым в ночное небо.

Сейчас, когда его душа блуждала по пустынной темноте, он вспоминал, что привело его к массовым убийствам, которые он совершил в тот период. Он знал, что души убитых им людей обязательно встретятся ему на пути.

— Это жизнь, юный господин, — мягко произнёс он. — Вам нужно принять её такой, какая она есть. Вы убивали и будете убивать, если это будет необходимо. В его сознании раздался успокаивающий голос Лиярда. — Лиярд, я монстр, — прошептал он, чувствуя, как внутри него поднимается волна отчаяния.

Лиярд ответил с искренним состраданием:

— Юный господин, все мы — монстры. Когда нам даровали чувства, мы изменились. Гнев не возникает из ниоткуда, ему предшествуют злость и боль. Но только мы сами решаем, чем питать зверя внутри нас. Признаться, я очень рад, что ваши гнев и жажда мести уступили место любви и защите.

Госпожа всегда боялась, что ваша жадность к Вивьен может погубить вас. Но она также не могла представить, как долго вы могли существовать без любви.

— Она знала?

— Знала с первого мгновения, как только взглянула на вас, держа малышку на руках. Ваш взгляд сказал всё без слов.

Фамильяр умолк, и мрак вокруг начал медленно рассеиваться, уступая место мягкому свету.

— Я покидаю вас, — произнес он тихим голосом. — Мне нужно сосредоточиться на поддержании своей маны. Ланселот, я верю, что ты вернешься.

Его голос затих, оставив Ланселота наедине с его внутренними демонами. Он не знал, сколько времени провел в этой темноте, его голова раскалывалась от звенящей тишины. Шаги и движения не издавали ни звука, словно мир вокруг замер.

Когда Ланселоту казалось, что его разум вот-вот не выдержит, он вспоминал последние минуты в Форест Холле. Он касался шнурка, сплетенного Вивьен, на котором висели амулеты, подаренные ему семьей. К дарам Эсули, Пинга и Мэл добавилась руна из оникса, подаренная Персивалем.

— Ингуз, если хочешь мира, готовься к войне, — с серьёзным видом произнёс Персиваль, передавая руну. — Я долго думал, чем могу тебе помочь, пока в саду ко мне не подошёл ворон. В его глазах я увидел, что семья — это наш мир, и ради неё ты готов пойти на самые крайние меры. Один сказал, что эта руна будет для тебя наиболее полезной.

Пинг с уважением посмотрел на зятя. — Один всё же говорил с тобой? Ты действительно знатного рода.

Довольно хмыкнув, Персиваль вновь повернулся к Анне.

— Дедушка просит подбросить поленья в камин, ему тяжело дотянуться, — Эсули подбросил дрова, и в гостиной, где собралась вся семья появилась красная драконья голова.

— Сильф, — мягко, но с оттенком важности произнес старик. Его голос звучал как древний напев, окутанный силой древних. — Имя, данное тебе приемной матерью, означает воздух. Ты — наследник дара Свирры. Раз ты не получил его в день своего совершеннолетия, сейчас я вручаю тебе наше благосовение. На совете, что состоялся вчера, было решено даровать тебе холодное дыхание. С его помощью ты сможешь закалять оружие против сверхъестественного, а разум твой более не поддастся ни зельям, ни чарам. Подойди!

Дыхание дракона обожгло мужчину, и он ощутил, как его кожа, заряженная магической энергией, на мгновение покрылась тонкой чешуёй.

— Хорошая отдача! — удовлетворённо произнёс дракон, с довольным видом разглядывая белую чешую, которая проступила на теле внука. — Анна, Пинг, подойдите и проверьте!

Ланселот ощутил, как к его сознанию проникают приказы. Он различал каждый из них, но, несмотря на всю их силу, его тело отказывалось повиноваться.

— Анна, даже не думай, — тихо произнес Персиваль, взглянув на жену. Но чародейка лишь отмахнулась от него и, прищурив свои кошачьи глаза, метнула в него одно из самых сильных приворотных заклинаний — «дьявольскую петлю». Оскалившись, Ланселот на мгновение утратил самообладание и, заморозив петлю, метнул ее в окно. Стекло огромного каскадного окна разбилось на тысячи осколков.

— Я никогда раньше не видела, чтобы петлю можно было заморозить и превратить в физическое тело, — нахмурилась Анна. — Это открытие требует тщательного изучения.

— Прости за окно, — Ланселот, придя в себя, виновато улыбнулся.

— Всё в порядке, — отмахнулась Анна и, взмахнув рукой, восстановила окно. Пинг и Драг с удовлетворением кивнули.

— И ещё кое-что, — на пол перед камином упал красный камень. — Гранат. С этим камнем ты найдёшь свою половинку, даже если отправишься на край света.

Ланселот поднял голову и кивнул первому дракону.

Лия и Дэйзи одновременно заговорили, их голоса звучали в унисон:

— А это от нас, — с улыбкой произнесли они, протягивая ему две изящные серьги из белого золота. В центре каждой из них мерцали розовая и голубая жемчужины.

— Перевесь их на заговоренный шнур, который дала тебе Вивиан. Она вложила в него охранные чары, чтобы они оберегали тебя от зла и несчастий.

Ланселот резко повернулся к ней: — Что ты сказала?

— Это защитный амулет, усиленный её чувствами. Я думала, ты знал об этом.

— Нет, — он осторожно снял шнурок с волос и бережно надел на него амулеты.

— Теперь ты готов, — голос Анны прозвучал с наигранной бодростью, но её напряжённая осанка выдавала внутреннее волнение.

Драг, уловив это, мягко сказал:

— Подойди сюда. У меня есть кое-что и для тебя.

Дыхание дракона мягко коснулось кожи Анны, вызывая лёгкое мерцание. Её глаза закрылись, и на лице появилась нежная, почти детская улыбка.

— Спасибо, — прошептала она.

Часы показывали десять вечера, когда в руках Ланселота оказался стеклянный флакон.

— Зелье Лоренцо, — пояснила Анна.

Дэйзи и Лия с восхищением посмотрели на сестру.

— Как ты догадалась? — почти одновременно воскликнули они.

Анна указала на книгу, лежащую на столе: «Ромео и Джульетта». Дэйзи сверкнула глазами.

— Мы сможем поддерживать связь в экстренной ситуации. Он будет на грани между жизнью и смертью. Это гениально.

Мужчины обменялись взглядами.

— Они-то ладно, а ты, Персиваль, давно живёшь в этом мире и не знаком с классикой, — вздохнула Лия.

Ланселот продолжал смотреть на них с недоумением.

Дэйзи вздохнула, её голос звучал мягко, но уверенно:

— Ты погрузишься в такой глубокий сон, что окажешься на грани. В этом состоянии Лия сможет предвидеть будущее, я — видеть твой путь, Лиярд — поддерживать твою ману. А Анна, если что-то пойдёт не так, мгновенно вернёт тебя, если возникнет опасность.

— Эсули, Деда и… — Дэйзи запнулась, — И куча прапрадеда, вы сможете установить барьер?

Драконы синхронно кивнули.

Только Мэл хранила молчание. Её взгляд был прикован к Ланселоту. Она знала, что ему уготовано. Это были воды воспоминаний — всех, без исключения, — особенно те, что причиняли боль. Так происходил первозданный отбор душ: тех, кто достоин продолжить путь, и тех, кому суждено исчезнуть навсегда.

Тонкий стеклянный флакон, переливающийся от золотого к черному, оказался в руках Ланселота. Это был яд. Но он не колебался: залпом осушил содержимое. Через несколько минут на него навалилась сонливость. Он чувствовал, как Персиваль укладывает его на диван, а затем все погрузилось в темноту.

Ланселот, поддерживаемый воспоминаниями, терял ощущение времени. Ему казалось, что он ни на шаг не приблизился к заветной цели. Как найти путь к таинственному царству Бранна, когда вокруг простирается лишь непроницаемая тьма? Он размышлял, но ответы ускользали, словно туман. Кто бы мог предположить, что вход в мрачное царство смерти окажется столь искусно скрытым?

Ланселот замер. В его голове вихрем проносились мысли:"Смерть ищут лишь безумцы и те, кто хочет сам расстаться с жизнью. Остальные лишь ждут своего часа".

Ланселот тяжело вздохнул, осознавая свою ошибку. Идиот!

Время тянулось медленно и он не знал, сколько ещё придётся томиться в этом ожидании.

Внезапно раздался звук шаркающих шагов. Ланселот поднял голову. Впервые за долгое, время он смог различить силуэт, укрытый балахоном.

— Всё же не самоубийца, — прозвучал голос, заставив Ланселота вздрогнуть. — А то я уже собирался уходить.

Это был старец. Его черный посох с фонариком наверху немного осветил мрак вокруг.

— Ну чего расселся? Пошли! Плата за проводы есть? — спросил он, протягивая руку.

Ланселот на мгновение задумался. Они забыли о плате за проводы. Понятное дело, что и поминки не устроили.

— Отдай серьги, — мысль, словно молния, пронзила его сознание. Хрон обожает блестящие вещи.

Ланселот отстегнул от шнурка две серьги и протянул их старику. Тот, прищурившись, внимательно разглядывал жемчужины, удовлетворенно кряхтя.

— Богатей, значит, — пробормотал он, оценивая молодого человека, одетого необычно. — Видимо, напали, пока ехал, — добавил он, и в его голосе послышалось сочувствие.

— Идем, — проскрипел старик, и серьги исчезли в белом пламени. Синие огоньки, словно маленькие путеводные звезды, осветили дорогу из черного камня. Вокруг простиралась только растрескавшаяся, выжженная земля, кое-где поблескивающая черными водами.

Его балахон развевался на ветру, обнажая длинный, обтрепанный хвост. Фиолетовые чешуйки, искусно вплетенные в белую кожу, сверкали и переливались. Хвост был украшен драгоценными камнями черного цвета, которые тускло блестели в свете огоньков.Старик уверенно зашагал вперед. Его голос, твердый и уверенный, прозвучал как приказ: — Не сворачивай с дороги и не оглядывайся.

Старик на мгновение обернулся, окинул рыцаря пристальным взглядом и, убедившись, что тот не отстает, продолжил путь.

— Я Хрон, Проводник драконов, — прозвучал его голос, эхом разнесшийся по окрестностям. — Одним из первых появился на свет после первородных. Но мне никогда не нравился верхний мир. И я ушел сюда.

Они прошли через черную реку, чьи воды были настолько темными, что свет от фонарика проводника не проникал в них.

— Видимо, ты драконид, раз попал сюда не в своём истинном облике, — произнёс старец, не поворачиваясь. — Жаль, что ты так молод. Но не переживай, у нас внизу не хуже, чем там, — он указал пальцем вверх. — Кто-нибудь из твоих близких уже умер? Есть ли у тебя родственники? Если тебя встретят за стеной, это будет легче. Хотя… В наше время так много одиночек. Они ссорятся с семьёй из-за денег, власти и начинают убивать друг друга. А потом, когда они оказываются здесь, никто их не встречает. Связи разрушены, и о них никто не помнит. Их так много, что можно было бы открыть специальные места встреч. Хотя, толку от этого… — он повернул голову, чтобы посмотреть, слушает ли его спутник.

Ланселот почтительно кивнул, показывая, что болтовня старца его заинтересовала.

— Если ты не познал любовь, то и здесь не найдёшь её. А если изменял, то здесь тебе будут изменять. В общем, ты получишь то же, что и давал.

Ланселот вздрогнул, и это не осталось незамеченным.

Хрон остановился и резко повернулся к Ланселоту. — Дай руку, — приказал он.

Ланселот растерялся.

— Дай мне руку! — его требование сопровождалось сверканием искр в глазах. Он спустил капюшон. На его фиолетовой морде, испещрённой шрамами, застыло напряжённое выражение. Ланселот протянул руку, и когтистая лапа тут же взяла её в свою. Но через секунду он отпрянул, ошеломлённо глядя на Ланселота.

— Ты дитя Лирина, и ты не мёртв! — воскликнул Хрон, раскачиваясь из стороны в сторону. — Зачем ты сюда пришёл? Начитался старых сказаний, влюбился и решил спасти свою возлюбленную, как тот, как его… Ах, Орфей! — его голос дрогнул. — Что ты наделал? И как тебе удалось обмануть ловушку? — он метался взад-вперёд, вскидывая лапы. — Ох, брат, нелегко тебе будет выбраться. Но вспомни обо мне, когда окажешься на свободе. Главное — успеть до обхода адских псов. — его голос прерывался, переходя от едва слышного бормотания к быстрому причитанию. Раскидывая лапы, он ругался, издавая странные шипящие звуки.

— Мне нужно к Бранну, — решительно произнёс Ланселот.

— Ты сумасшедший? — остановившись, скептически спросил Хрон, глядя на него своими вертикальными зрачками.

— Мне нужен король этого мира, чтобы спросить у него о пророчестве.

Хрон, задумчиво потирая подбородок, окинул юношу внимательным взглядом. Пара чешуек, отделившись от кожи, тихо упала на чёрные камни.

— Так ты тот самый? Мы думали, Харон должен был встретить тебя. Слышал, ты рыцарь Артура. Не ожидал, что мне так повезёт. Значит, ты драконид Ланселот? Удивительно. Хотя, учитывая твой список… — он медленно обошёл юношу, внимательно разглядывая его. — Какой-то ты хрупкий и женственный.

Ланселот, стараясь скрыть своё нетерпение, произнёс:

— Может быть, вы всё-таки проводите меня?

— Идём, но серьги не отдам, всё-таки это плата, — ответил Хрон, и его глаза жадно блеснули.

Ланселот раздражённо кивнул, соглашаясь. Они пошли по дороге, и некоторое время молчали. Хрон изредка оборачивался и с явным интересом разглядывал юношу, словно пытаясь разгадать его мотивы.

— Значит, это правда, мой отец выбрался из заточения? — вопрос застал рыцаря врасплох.

— Отец? — переспросил он, пытаясь найти меч там, где его не было.

— Да, тот, кто дал мне жизнь. Тот ещё ублюдок. Я служил Бранну только из-за матери. Эпрейвен убил её по приказу ведьмы.

Чем глубже в лес, тем запутаннее становятся корни, — подумал Ланселот, наблюдая за своим проводником, который говорил с удивительной невозмутимостью.

— Ты здесь встретился с ней? — он задал вопрос, и тот утвердительно кивнул.

— Хаос использовал мою мать, затем убил её. Когда пришло время суда, новая королева потребовала вернуть ей память. Теперь мы живём вместе. Она помогает во дворце, а я, хотя и редко, но всё же встречаюсь с драконами и драконидами.

— Но почему он убил твою мать? Разве драконы не находят свою пару до конца жизни?

— Ему нужна была душа женщины, столь же благочестивой, как моя мать. Однако возникла проблема: она оказалась драконом. Когда после моего рождения он увидел яйцо, то тут же убил её, потому что она не была человеком. Но позже он нашёл другую женщину, снова оплодотворил её, и, насколько мне известно, всё прошло успешно. Однако после этого та женщина сошла с ума и не помнит ничего из тех дней. Думаю, черноволосая, которая всегда была рядом с отцом, добилась своего.

Ланселот погрузился в глубокие раздумья и не заметил, как они подошли к чёрной стене с массивными воротами. Они были сделаны из древнего дерева, которое казалось таким старым, что одно прикосновение могло превратить его в пыль. Однако это ощущение было обманчивым. Ланселот почувствовал вокруг них древнюю ману, которая, казалось, существовала ещё до рождения мира.

Хрон остановился перед массивным кольцом, вмонтированным в пасть каменной горгульи. Он глубоко вздохнул и, собравшись с духом, трижды постучал. Раздался гулкий, резонирующий звук, похожий на стон множества людей.

— Мне жаль, что тебе предстоит это испытать, — тихо сказал Хрон, не оборачиваясь. — Воды забвения сводят с ума даже мёртвых. Я не знаю, что тебя ждёт, когда ты окажешься живым среди них.

Внезапно в стене, неподалёку от них, открылась незаметная дверь. Из тёмного проёма повеяло сыростью и холодом. Внутри мерцал тусклый свет факелов, освещая узкий, извилистый коридор.

— Удачи, брат, — добавил Хрон, и его голос дрогнул.

Ланселот сделал шаг вперёд. Дверь за его спиной с тихим скрипом закрылась, слившись с каменной кладкой стены.

Хрон остался один, но секунду спустя он уже мчался к тому, кто мог помочь юноше.

За дверью Ланселота ждала женщина в чёрном платье. Её лицо скрывала чёрная вуаль, но сквозь тонкую ткань можно было разглядеть пустые глазницы и зашитый грубыми чёрными нитками когда-то красивый рот. За свою жизнь рыцарь неоднократно сталкивался с магическими существами, но эта женщина, словно сотканная из страхов и сожалений, заставила его испытать трепет. Очень редко страх мог затмить его разум. Обычно с этим прекрасно справлялся гнев. Но сейчас, следуя за этим призрачным образом, его чувства были обострены. Ему было страшно.

Чёрный силуэт неспешно, но уверенно указывал ему путь. Сначала они шли по узким каменным коридорам, где эхо их шагов отражалось от древних стен. Затем поднялись по винтовой лестнице, стены которой были испещрены зияющими дырами, пропускающими ветер. Но ткань платья провожатой и её вуаль оставались неподвижными, словно время здесь остановилось.

В молчании они поднимались всё выше и выше, и с каждым шагом воздух становился холоднее. Наконец они достигли вершины башни. Ланселот замер, поражённый открывшимся перед ним видом. С одной стороны стены простиралась непроглядная темнота, словно бездна, поглощающая свет. С другой стороны виднелся призрачный город, очертания которого таяли в тумане.

В этом месте, на вершине башни, время и пространство словно слились воедино. Гнилые доски пола скрипели, словно издавали последний вздох перед тем, как рассыпаться в прах, усиливая тревогу Ланселота.

Женщина подошла к центру башни. В углу зала, на обшарпанном столе, стояла единственная чаша. Она жестом указала на неё Ланселоту и молча начала спускаться, оставляя его наедине с его страхами.

Ланселот медленно приблизился к чаше. Перед ним был простой кубок из тиса, в котором мерцало рубиново-красное вино. Его рука уже тянулась к кубку, когда тихий жалобный плач и шорох слева заставили его остановиться. Он обернулся и увидел чёрного щенка, шею которого обвивала верёвка с тяжёлым камнем. Ноша явно причиняла боль маленькому существу. Щенок скулил, слабо пытаясь освободиться.

Не раздумывая, Ланселот бросился к нему. Его пальцы ловко развязали узел, и камень упал на пол. Щенок, почувствовав свободу, радостно заскулил и, пошатываясь, прижался к Ланселоту, уткнувшись мордочкой в его колени. Ланселот погладил щенка, нуждающегося в его помощи.

— Ты не смог войти из-за ноши? Неужели здесь все настолько бездушны? — Он бережно взял на руки лёгкий комок и, держа его, вернулся к чаше. — Пойдём вместе, дай бог, чтобы за стеной тебя кто-то встретил. Обмакнув палец в вино, он осторожно коснулся носа щенка, и тот мгновенно слизал капли. Затем мужчина залпом выпил оставшееся.

Из темноты башни материализовалась женщина, которую он когда-то считал своей матерью. Её голос, полный ярости и безумия, пронзил тишину:

— Ты ничтожество! Ты не мой сын, а ублюдок, подменыш, выродок, из-за которого погибли мой муж и мой родной сын. Тварь, что скрывалась под личиной и кормилась в замке. Как же я жалею, что ты не умер там, среди кухонных помоев! — Её глаза горели огнём ненависти и безумия. — Оставить тебя в живых было самой большой ошибкой. Крестьянин во главе рода!

Она набросилась на Ланселота, пытаясь оцарапать его. Чёрный щенок, забившись под рубашку мужчины, жалобно скулил. В памяти Ланселота вновь всплыли болезненные воспоминания.

Он вспомнил, как копался в отбросах, ища хоть какую-то пищу. Кухарка снова лежала пьяная. Ей всегда было безразлично, что с ним происходит. Те жалкие гроши, которые ей выдавали на его содержание, она пропивала в первые же дни. Но он был рад и этому. Когда она была пьяна, не трогала его. А когда трезвела, не раз поднимала руку. Госпожа не интересовалась его судьбой, и это делало её безнаказанной.

Он забивался в угол, ненужный никому, и плакал от голода. Лишь иногда, когда кто-то из слуг кидал ему объедки, он получал немного еды. Но чаще всего его ждала жестокость. Его могли избить или натравить на него охотничьих собак ради забавы. Смех и слезы ребенка вызывали у них лишь веселье.

— Заткнись! — Тихий голос внезапно остановил безумную женщину. Её глаза, горящие диким огнём, на мгновение замерли. Чёрный комок перестал жалобно скулить и слабо зарычал.

— Что ты знаешь о семье? — Ланселот почувствовал, как его глаза наливаются алым. — Та, что готова была отдать ребёнка ради пророчества безумного старца, та, что боялась даже убить его, сомневаясь в своих чувствах… А что было бы, если бы я действительно был твоим сыном? Как бы ты жила? Как женщина, потерявшая мужа и сына, может сомневаться? Ты не знала, родной ли я. И только обретя вечный покой, ты наконец нашла ответ.

Его голос был похож на шипение, и если бы сердце могло биться быстрее, кровь закипела бы в его венах. При наличии оружия он, вероятно, не преминул бы воспользоваться им.

— Ты смеешь произносить такие слова! — вскричала королева Веселого замка, и звук хлесткой пощечины прорезал воздух. Второй удар был остановлен, и лицо Ланселота оказалось совсем близко к лицу женщины.

— Ты отдала ребёнка, будто он был прокажённым. Знала ли ты, что с ним стало? Не убила ты его лишь потому, что сомневалась. Но выкинуть из жизни оказалось проще. Я не сам занял место того младенца. И если бы этого не случилось, он бы не умер от укуса чёрной гадюки.

Он продолжал смотреть на нее своими алыми глазами, от чего душа женщины затрепетала от ужаса.

— С тех пор как меня выкупил человек, ставший мне истинной матерью, я бесчисленное количество раз мечтал сжечь Весёлый замок дотла вместе с тобой. Как отомстить за то, что мне пришлось пережить, думая, что моя мать просто ненавидит меня. Настолько, что дитя, которое ничего не совершило, стало выброшенным мусором. Я не знаю, кто моя настоящая мать, и не ведаю её мотивов, но ты… Ты не заслуживаешь ни смерти, ни покоя. Ты переложила вину на младенца и решила ненавидеть его до конца своих дней.

Женщина дрожала, а щенок, которого рыцарь держал на руках, начал громко рычать. Его неуверенный гнев быстро перерос в испепеляющую ярость.

— Кстати говоря, — губы Ланселота приблизились к её уху.

— Я лично сразил того рыцаря, который повёл войско на наш замок и одержал верх над Баном. Перед смертью он поведал много тайн. Например, о том, как ты стремилась избавиться от ребёнка человека, которого ненавидела всей душой. И как ты замышляла посадить на трон этого самого рыцаря. Если бы не дерзкий поступок Нимуэ и мой внезапный отъезд, твой план мог бы осуществиться.

Женщина медленно оседала на пол, её глаза наполнились ужасом и безумием.

— Я не знаю, что уготовил тебе Бранн, но, надеюсь, ты получишь по заслугам. А я никогда не прощу предательства моего названного отца и твоего отношения к собственному ребёнку.

Ненависть, накопившаяся в сердце Ланселота, достигла своего пика. Всё, что он долго держал в себе, вырвалось наружу, как тёмная буря, сметающая всё на своём пути. В одно мгновение голова женщины, будто срезанная невидимым клинком, скатилась с её плеч. Ланселот наблюдал за этим без малейшего сожаления. Её тело начало терять форму, рассыпаясь в серый пепел, который медленно оседал на гнилом полу.

Чёрный щенок, вырвавшись из рук Ланселота, с любопытством обнюхал место, где только что лежала женщина. Гнев, овладевший им, постепенно утих, и Ланселот ощутил, как его тело охватила дрожь. Воспоминания, связанные с этой женщиной и её поступком, нахлынули на него с новой силой. Тот самый маленький мальчик, который когда-то плакал внутри него, снова заговорил, выплескивая наружу всю свою боль и переживания.

В тот роковой день, когда он проник в покои рыцаря, движимый жаждой мести, ему открылась правда о предательстве человека, которого он долгие годы считал своим отцом. Рыцарь, прижатый кинжалом Ланселота к стене, рассказал всё в мельчайших подробностях. Но когда имя той, кто стояла за этим злодеянием, сорвалось с его губ, Ланселот не смог сдержать ярости и перерезал ему горло, стремясь навсегда положить конец этой мрачной истории.

До того рокового дня, когда Эпрейвен напал на Эсули, пробудив в нём дремавшего дракона, Бан был его настоящим отцом. Он с любовью поднимал маленького Ланселота в своих сильных руках, дарил ему первый деревянный меч, играл в коня, позволяя сыну с радостью скакать на нём. Но когда он снова увидел эту женщину, воспоминания о большом, улыбчивом мужчине, словно раскалённый нож, пронзили его сердце, воскрешая ту боль, которая долгие годы была скрыта глубоко внутри.

— Дяденька, а ты почему такой грустный? — раздался над его ухом детский голос. Ланселот вздрогнул и резко обернулся, встретившись взглядом с маленькими, но внимательными лицами. Они стояли вокруг него, с любопытством разглядывая щенка, который, словно заворожённый, катался по полу в том месте, где ещё недавно виднелся след женщины. Его зрачки расширились, и он узнал их. Это были дети из деревни, которую он когда-то захватил, находясь в плену чар Морганы.

Темноволосая девочка с перерезанным горлом медленно приблизилась к нему. Ее простое и грубое платье, пропитанное черной, застывшей кровью, казалось, сливалось с тенями ночи. Ланселот, вздрогнув, встретился взглядом с ее глазами, в которых не было ни искры осуждения. Она спокойно огляделась вокруг и, словно не замечая ни ужаса, ни трагедии, присела рядом с ним.

— Дяденька, ты сейчас в порядке? — с легким любопытством спросила она, глядя на рыцаря. — Ты же больше не причинишь нам боли?

Он молчал, не зная, что ответить ребенку, жизнь которого была отнята его руками. Его горло сжалось, и он не мог найти слов, чтобы ответить этой девочке.

— Ты не причинишь нам вреда. Так сказала королева.

Он замер, глядя на неё, и в его глазах, прежде холодных и безразличных, теперь плескалась боль. Слёзы текли по его щекам, и девчушка, не задумываясь, протянула руку, чтобы стереть одну из них. Её ладонь нежно коснулась его лица, словно пытаясь забрать часть его страданий.

В этот момент в голове Ланселота возник образ из воспоминаний девочки. Среди ночи раздался тревожный шум, и её мать стремительно поднялась с кровати. Она подбежала к окну, прижала ладонь ко рту, пытаясь сдержать рвущийся наружу крик. Через мгновение она уже была рядом с детьми, приказывая им проснуться и разбудить младших брата и сестру. Сама же она быстро собирала свои вещи в холщовый мешок. Малыши начали хныкать, не понимая, что происходит.

Мать с бледным лицом стремительно подбежала к старшей дочери. Ее голос дрожал, когда она прошептала: «Бегите!» Взгляд был полон тревоги, и ребенок не смог усомниться в ее словах. Схватив братьев и сестру за руки, они бросились к поляне за домом — узкой тропе, ведущей к густым лесам.

Морозный воздух разрывал лёгкие, обжигая холодом. Снег впивался в босые ноги, словно тысячи мелких иголок. Позади слышался лязг оружия, треск пожаров и отчаянные крики жителей деревни, чьи жизни безжалостно обрывались.

Подгоняемая отчаянным приказом матери, она бежала вперёд, увлекая за собой остальных. Испуганные, они невольно кричали, привлекая к себе внимание одного из всадников. Его конь, чёрный как сама ночь, молнией рванулся за ними, словно тень, вырвавшаяся из тьмы.

Через несколько мгновений он настиг их. Его красные глаза, полные холодного безразличия, бесстрастно скользнули по их перепуганным лицам.

Ланселот смотрел на себя со стороны. Он медленно спешился и направился к детям. В его руке был не его черный меч с рукоятью в виде дракона, а клинок с эмблемой Морганы ле Фей. Его черные латы контрастировали с его светлыми волосами и красными глазами, а лицо оставалось лишённым человеческих эмоций, единственными яркими красками на нем были капли крови убитых жителей.

Раздался свистящий звук, и в следующее мгновение Ланселот увидел, как чёрная фигура без тени раскаяния удаляется к своему коню. Её силуэт был последним, что запечатлелось в ее памяти, прежде чем он повернулся. На земле лежали тела нескольких детей, их руки так и не разжались.

Мужчина содрогнулся от воспоминаний, которые вновь ожили в его сознании. Он вспомнил, как Нимуэ пришла к нему на помощь и освободила из замка Морганы, куда его отправил под чарами Мерлин, чтобы помочь Артуру завладеть его сокровищем. Три месяца он находился под воздействием дьявольских петель, и если в первый месяц его разум еще пытался сопротивляться, а тело отказывалось принимать еду и питье, то последние два месяца он почти потерял себя.

Моргана, устав от тщетных попыток завоевать его любовь, решилась на отчаянный шаг. Она приготовила зелье, которое погружало его в глубокий сон, а дьявольские путы сковывали тело, лишая возможности сопротивляться. С ненавистью он вспоминал те моменты, когда просыпался в одной постели с ней, чувствуя, как разум кричит от бессилия, а тело подчиняется воле ведьмы.

В конце концов, его рассудок не выдержал этого противостояния, и он превратился в смертоносную боевую марионетку. Теперь он без жалости убивал тех, на кого указывала Моргана, захватывал деревни соседних королевств и искал ту, кого она так жаждала найти. Каждый раз, возвращаясь с пустыми руками, она впадала в ярость, но находила утешение лишь в их общей постели.

Так и в этой деревне им было приказано привести всех женщин, не щадя ни мужчин, ни детей.

Когда он наконец покинул мрачные стены замка, Нимуэ помогла ему забыть о темных деяниях, совершенных под влиянием магии. Она видела, что его разум балансирует на грани безумия, и понимала, что лишь она может вернуть его к жизни.

В течение долгих дней и ночей она ухаживала за ним, терпеливо снося его вспышки ярости, вызванные отказом от чар и зелий. Каждое проявление ненависти, словно острые иглы, пронзало её сердце.

Ей было невыносимо видеть, как он, словно раненый зверь, метался в поисках Вивьен, не находя утешения в её присутствии. Его глаза, полные боли и отчаяния, смотрели на неё с такой тоской, что сердце разрывалось. Особенно тяжело было, когда Нимуэ, чтобы спасти его, привязывала к кровати, поскольку он стремился лишить себя жизни.

И вот теперь, когда заклятие забвения спало с его разума, он впервые вновь окунулся в мир своих чудовищных поступков и крови, которую пролил. Его крик, полный боли, раздался, напугав детей и чёрного щенка, который всё ещё был с ним. Его начало рвать, а в голове калейдоскопом проносились лица жертв и то, как он лишал их жизни. Женщины, старики и дети — никто не знал пощады. Вырезались целые деревни, оставляя опустошение там, где раньше кипела жизнь.

— Дяденька, дяденька, — услышал он настойчивый голос девочки, который пробивался сквозь пелену безумия. Когда туман рассеялся, он увидел, что она и её брат с сестрой стоят рядом с ним, нежно обнимая его за плечи, которые сотрясались от рыданий.

— Вы не убийца. Пусть вы и принесли нам смерть, но она всё равно настигла бы нас. Девочка тихо произнесла:

— Мы боялись, оказавшись здесь. Но, испив из чаши, познали истину. Король обещал, что, если я вернусь на землю, он поможет мне стать защитником слабых. Таким, каким были вы, пока не попали в лапы к чёрной ведьме и не были преданы своим королём. Мальчик звонким голосом продолжил:

— Из тебя вышла скверна, — он указал на чёрную лужу, расползающуюся у ног. — Это знак искреннего раскаяния. Так сказал Бранн.

Тепло детских ладоней разливалось по телу мужчины, нежное прикосновение, гасящее внутреннюю боль.

— Прими себя таким, какой ты есть. Её голос был мягким, почти шёпотом, а пальцы осторожно коснулись ладони её убийцы. — Даже если твои поступки были ужасны и ты совершил их собственными руками, ответственность за них лежит на другом человеке. И когда она предстанет перед Бранном, хаос покажется ей раем.

Старшая девочка тихо произнесла: — Мы обращаемся к тебе с единственной просьбой: спаси других детей, чтобы они не повторили нашу судьбу.

Мальчик протянул руку рыцарю, помогая ему подняться. Девочки заботливо поправили его одежду. Младшая, молча наблюдавшая за происходящим, протянула руку с платком и осторожно стерла слезы с его лица.

— Идём, мы проводим тебя к выходу, — сказала девочка, крепко сжимая ладонь Ланселота в своей. Чёрный щенок быстро побежал за ними, когда они начали спускаться с башни раскаяния.

Мужчина шагнул на последнюю ступеньку, и массивная деревянная дверь с тяжелым скрипом распахнулась. За ней открылся внутренний двор монастыря, залитый ярким солнечным светом. Он зажмурился, ослепленный внезапным сиянием, и несколько мгновений стоял, пытаясь привыкнуть к свету.

Как солнечный свет мог проникнуть в подземное царство? Ослепленный ярким светом, Ланселот медленно осмотрелся. Двор, окруженный массивными арками, открывал перед ним захватывающее зрелище. В нишах стояли статуи, и лишь присмотревшись внимательнее, он понял, что это не просто церковные изваяния. Это были каменные духи, грубо высеченные из дерева и камня, деревянные статуэтки, мраморные фигуры и гротескные воплощения святых.

— Двор прощения, — тихо произнесла девочка, отпуская его руку. — Здесь мы попрощаемся. Теперь мы можем спокойно войти в город.

Ланселот заметил движение у одной из колонн вдали — это был темноволосый мужчина, который стремительно приближался к ним. Ланселот инстинктивно заслонил детей своей спиной, готовый к защите. Но в следующий миг напряжение спало: из-за колонны выбежала растрёпанная женщина, чьей копией были девочки. Её взгляд был полон тревоги и радости, она бежала к детям, не замечая ничего вокруг. Мужчина следовал за ней, не отставая ни на шаг.

Через мгновение женщина заключила каждого из детей в объятия, осыпая их поцелуями. Её слёзы смешались с улыбками, а в глазах читалось безграничное счастье. Ланселот отступил, он был свидетелем воссоединения семьи, которое было важнее всего. Мужчина кивнул Ланселоту, и, взяв младших детей на руки, он со своей семьей двинулись к выходу со двора.

— Тебя некому встретить? — в тишине раздался приглушённый голос. Ланселот обернулся, заметив фигуру, облачённую в мантию, с капюшоном, скрывающим лицо.

— Боюсь, что нет, — ответил Ланселот, вглядываясь в очертания города, виднеющегося сквозь арки. Однако среди колонн он не смог отыскать платиноволосую фигуру своей матери.

— Я тоже был одинок, — тихо пробормотал незнакомец. — Позволь мне проводить тебя. Насколько я понимаю, тебе нужно попасть в замок? Голос незнакомца звучал успокаивающе, словно убаюкивая Ланселота.

— Стоит ли мне ожидать ещё каких-то сюрпризов, когда я войду в город? — спросил он.

— Нет, осталось только пройти через врата и оставить мысли о прошлом позади. Но если ты всё ещё не готов, врата могут устроить тебе испытания, — ответили ему.

Ланселот опустил глаза.

— Занятная компания у тебя была, — произнёс мужчина, поворачиваясь к удаляющейся семье и помахав им на прощание. — А это ещё кто такой? — он резко присел на корточки и начал разглядывать чёрного щенка, который, попрощавшись с детьми, вернулся к Ланселоту. Щенок присел у ботинка мужчины и, высунув розовый язык, принялся радостно дышать.

— Нашел его в башне, и вот он увязался за мной.Ланселот ответил: — Удивительно… Впервые вижу, чтобы фамильяр выбрал дракона в хозяева.Незнакомец с удивлением посмотрел на щенка: — Фамильяр? — Ланселот перевел взгляд на голубые глаза щенка.

— Фамильяр… Да еще какой… — незнакомец задумался. — Как ты его нашел?

— Разрезал веревку и снял камень. Вероятно, его утопили.Ланселот, недоуменно пожав плечами, ответил: — Ты освободил эменталя, мой друг, — произнес он наконец. — И не просто эменталя, а того, кто способен управлять эмоциями. Это поистине удивительно. Не каждый из них стремится к общению. Мужчина откашлялся. Он поднялся на ноги, и капюшон, скрывавший его лицо, плавно соскользнул, обнажая перед Ланселотом его черты. Ланселот отпрянул, его глаза расширились от изумления. Те же сине-зеленые глаза, окружённые платиновыми волосами, как у него самого. В свете солнца на лице незнакомца заиграли перламутровые чешуйки — перед ним стоял первородный дракон воды.

Незнакомец и Ланселот были одного роста, их долговязая фигура и худощавое телосложение казались почти идентичными. Лишь пара морщинок у его глаз намекала на то, что он старше Ланселота. Но это не имело значения. Их взгляды встретились, и Ланселот почувствовал, как внутри него что-то дрогнуло. Он не мог поверить, что перед ним стоит тот самый человек, который дал ему жизнь.

— Отец? — прошептал Ланселот, не веря своим глазам, глядя на молодого мужчину, стоящего перед ним. Тот лишь развёл руками и улыбнулся.

— Почему ты сразу не сказал? — юноша отступил на шаг, чувствуя, как его охватывает беспокойство. Зная, что здесь может происходить что угодно, он начал подозревать, что его обманывают.

— Я не был уверен, примешь ли ты правду обо мне. Если бы ты меня не узнал, я бы просто проводил тебя до замка Бранна.Лирин с грустью посмотрел на него. Его глаза лучились радостью, когда он смотрел на сына, который не ненавидел его после всего, что он совершил.

— Пинг всё мне рассказал. Но знаешь, не мне тебя осуждать. Я и сам доставил немало неприятностей.

Ланселот ощутил два мощных удара сердца, и на мгновение сознание его погрузилось в тьму, готовую выпустить его из своих объятий. Он мысленно позвал: «Дейзи», чувствуя, как заклинание начинает рассеиваться. Тьма отступала, унося его из мрачного подземного царства обратно в Форест Холл. «Помоги!» — отчаянно взмолился он, надеясь на её помощь.

Спустя несколько мгновений, постепенно пробуждающееся сердце было остановлено. Он открыл глаза и вновь увидел двор прощения, а перед собой — обеспокоенный взгляд отца.

— Твоя кровь быстро изгоняет яд из вен, — сказал Лирин, протягивая руку сыну, чтобы помочь ему подняться на ноги. — Нам нужно торопиться. Бранн ждёт тебя.

Они поспешили к вратам в город. Ланселот взглянул на мужчину, быстро шагающего рядом, его лицо омрачила печаль. Он видел своего первенца, но о судьбе второго сына знал немногое.

— Я встретил Эсули. Ланселот произнёс:

— Так его назвал И Драй Гох? Лирин внимательно посмотрел на сына и тихо спросил:

— Он так похож на тебя. Такой же чистый и непорочный. Ланселот продолжал, его голос был полон нежности:

— Я чуть не привёл врага прямо к своему порогу и чуть не уничтожил свой род. Лирин усмехнулся, но в его усмешке сквозила горечь:

— Пинг говорит, что во всём виновата белобрысая тварь — Эпрейвен. Ланселот перебил отца, его голос стал жёстче:

— Мне довелось с ним встретиться, когда он убил друзей моей… семьи. Лирин остановился, его дыхание участилось. На мгновение в мягких глазах отца промелькнул алый огонь, который был ярче его собственного гнева. Ланселот процедил сквозь зубы:

— Расскажи мне всё по пути к замку, — попросил Лирин. Он слушал внимательно, не прерывая, пока Ланселот рассказывал о событиях той ночи, когда Мордред напал на замок Нимуэй, и о том, как он, Ланселот, оказался здесь. Иногда Лирин уточнял детали, но в основном просто слушал, позволяя истории разворачиваться перед его глазами. С каждой минутой его лицо становилось всё более суровым, а в глазах читалась ярость, которая казалась совершенно неуместной на его мягком, почти детском лице.

К тому времени они уже покинули городские стены и ступили на тропу, что вела прямиком к столице подземного мира. Ланселот замер, очарованный открывшимся перед ним видом. В его памяти ожили образы из далекого прошлого, когда Нимуэ, делилась с ним легендами и мифами древних греков. Эти уроки, наполненные магией и историей, всегда приносили ему особое удовольствие, разбавляя суровую военную подготовку.

Когда Вивьен появилась на свет, Нимуэ не прекратила своих уроков. Она держала малышку на руках и продолжала повествовать о чудесах и приключениях со всех уголков мира. Ланселот, с нежностью в глазах, наблюдал за зеленоглазой крохой, впитывая каждое слово матери, которая не раз повторяла, что это может ему пригодиться в дальнейшем.

— Элизиум, — проговорил он, вглядываясь в город, простиравшийся за горизонтом.

— Я вижу, твоё образование не ограничилось мечом и щитом. — Рука отца потянулась к его волосам, но замерла на полпути.

— Нимуэ вложила в меня много знаний, стремясь не ограничивать мой мир. И это часто выручало меня.

Ланселот, стоя на вершине холма, смотрел на город, кипящий жизнью. Он не мог поверить, что оказался в царстве мёртвых. Лирин начал медленно спускаться по склону, его движения были плавными и уверенными. Он обернулся и жестом пригласил сына следовать за собой.

— Элизиум, — голос Лирина струился мягко, словно журчание ручья, — лишь одно из его имён. Понимаешь, каждый, попадая сюда, видит отражение того, к чему привык. Для одних это бескрайние леса и зелёные поля, для других — величественные горы, простирающиеся до самого неба, а для третьих — непроходимая чаща, полная тайн и опасностей. Мир мёртвых — это многослойный мир, как и пантеоны богов. Каждый видит здесь отражение своей культуры, своих верований и идеалов. Идолы, пантеоны, пророки и святые — все они порождены верой, стремлениями и страхами.

Он остановился.

— Достань тот оберег, что дал тебе Пинг.

— Как ты узнал? — Ланселот осторожно извлёк зелёный камень с отверстием внутри.

Лирин улыбнулся.

— Мой брат глубоко привязан к семье, несмотря на свой воинственный нрав. Земля — его стихия, а это значит, что дом для него священен. Корни, понимаешь? Поэтому он не мог отпустить тебя без надёжного талисмана.

Лирин взглянул на зелёный камень в руке сына с нежностью. Его глаза засияли, когда магия его брата коснулась его.

— Взгляни через отверстие на город, — тихо сказал он, указывая на маленький зелёный камешек.

Ланселот с сомнением поднёс камень к глазам. С каждой секундой город, напоминавший ему озерный край, преображался. То это были грубо обтёсанные пещеры, вокруг которых суетились люди, одетые в шкуры; то зелёные рощи, где прогуливались люди в тогах; то высокие горы и величественные храмы, на ступенях которых сидели монахи. Мир менялся снова и снова, но одно оставалось неизменным — место повелителя. Чёрный замок.

— Камень истины всегда укажет правду, как бы хитро она ни была скрыта.

Ланселот поднял камень и направил его на отца. В воздухе возник образ величественного белого дракона. Его сине-зелёные глаза с вертикальными зрачками светились теплом и радостью. Массивное тело дракона было покрыто бело-голубой чешуёй. Огромные белые крылья, сложенные за спиной, внезапно расправились, создавая мощный поток воздуха, который пронёсся по траве почти до самого начала города.

Лирин одобрительно усмехнулся, наблюдая за тем, как Ланселот бережно убрал камень обратно на зелёный шнурок.

— Молодец. Всегда будь настороже, никогда не знаешь, кто может нанести удар в спину…

Фраза отца отозвалась в сердце Ланселота, пробудив давно мучивший его вопрос:

— Она не здесь?

Лирин уклонился от прямого взгляда, его плечи поникли, выдавая глубокую боль от воспоминаний о жене. Он наклонился, бережно поднимая щенка, который всю дорогу едва поспевал за ними. Ласково перебирая мягкую шерсть, он тихо произнёс:

— Она меня не помнит. Она предпочла забыть всё, что было в мире живых.

Его взгляд остановился на тонком шнуре, искусно сплетённом Вивьен.

— Но в твоём случае беспокоиться не о чем, — добавил он.

Ланселот вздохнул, его голос прозвучал тихо и устало:

— Когда я нашёл её, она не помнила меня.

Лирин коснулся его плеча:

— Разве ты не говорил, что почувствовал её запах в покоях Нимуэй? Неужели твоё сердце не дрогнуло? Я не поверю!

Не дождавшись ответа, Лирин лишь слегка улыбнулся уголками губ и ускорил шаг. Вскоре они достигли подножия холма, и перед ними предстал город. Ланселот был погружён в свои мысли и не замечал его красоты. Он не заметил, как его отец вновь накинул капюшон на голову, достал из сумки второй плащ и заботливо укрыл сына, скрывая его от любопытных взглядов прохожих.

Его мысли были заняты словами отца. Что-то всколыхнулось…

Когда он вошел в покои Нимуэ, его сразу же окутал аромат, который, словно тиски, сжал его сердце. Но он не был готов расстаться с этим запахом. Словно ищейка, он направился к креслу, где аромат был наиболее сильным.

Оказавшись в ловушке, расставленной безумной, он услышал голос той, что помогла им. Он отвлекся, пытаясь разглядеть ту, чья невидимая рука разрушала печать. За это он чуть не поплатился горлом. В тот момент перед его глазами мелькали образы: зеленые глаза, волосы цвета розового золота, дерзко вздернутый подбородок. С того момента он был полон решимости найти её, чего бы это ни стоило.

И вот, на озере, она оказалась в его объятиях, поцеловав его под воздействием чар. В тот момент ему было всё равно на окружающий мир. Дракон внутри него уже присвоил её себе.

Как же он был зол, когда она подумала, что он лишь плод её воображения! Ему стало стыдно. Пытаясь побороть свои чувства, он пытался объяснить всё действием чар. Но как только её ладошка коснулась его лица, в нём возникло непреодолимое желание овладеть этой женщиной.

Однако через мгновение гнев, вызванный её словами, заставил его, не раздумывая, швырнуть её в озеро. Он был уверен, что она всё ещё под действием чар. И как бы ему ни хотелось иначе, он не мог воспользоваться моментом. Тогда она провела его, как последнего простака.

Когда Артур вновь появился на сцене, а обстановка у озера накалилась до предела, он всерьез задумался о том, чтобы убить этого юнца, который смотрел на неё, как на свою собственность. Его удерживала лишь клятва, данная ей ранее. Но, наблюдая, как эта рыжеволосая бестия, призывая магию Нимуэ, заставляет их заключить шаткий мир, он вновь погрузился в размышления о том, кто она такая. Почему она так похожа на его мать? Почему её взгляд вызывает у него одновременно эйфорию и боль?

Всё разрешилось на следующее утро, когда он, измученный мыслями о ней, не смог сомкнуть глаз. Когда она тихо вошла в комнату, он притворился спящим, хотя это далось ему с огромным трудом. Её лёгкое прикосновение к его плечу заставило всё его тело вздрогнуть.

Пока она готовила завтрак, Лиярд не переставал напоминать ему о том, что не подобает проявлять неуважение к девушке, овладевая ею на столе. Это противоречило всем моральным устоям. Однако он сам же способствовал тому, чтобы пригвоздить его к стулу.

Но этот поцелуй всё изменил. Когда её губы соприкоснулись с его, волна воспоминаний захлестнула его: от невыносимой боли утраты до всепоглощающей радости воссоединения с той, кто была предназначена ему судьбой.

Но у него оставалось ощущение, что не всё вернулось в его память. А сейчас, когда пророчество вынуждает Эпрейвена угрожать двум мирам…

— Мы пришли, — голос отца вывел рыцаря из раздумий. Он медленно поднял взгляд и окинул взглядом замковые ворота, которые выделялись тёмным, чёрным деревом на фоне гладких стен, блестящих, словно стекло.

— Ты со мной? — напряжённо спросил рыцарь. Он ощущал, как в груди нарастает тревога, и понимал, что ему необходима поддержка отца. Лирин кивнул.

Ворота беззвучно распахнулись, и перед взором рыцаря предстал внутренний двор, наполненный людьми из миров, которые ранее показал ему камень. Многообразие языков окутывало пространство, сливаясь в многоголосый гомон. Ланселот с удивлением наблюдал, как викинг яростно спорит с римским легионером, а женщина в полном облачении амазонки пытается утихомирить их пыл.

Как только Ланселот ступил на двор, какофония языков волшебным образом сменилась на понятную ему речь. Лирин подтолкнул его к ожидавшему их человеку в чёрном. Тот, с карманными часами в руках, сурово хмурил брови и что-то бормотал себе под нос, его взгляд был устремлён на циферблат, словно он ждал чего-то важного.

— Идём, — тихо произнёс Лирин. — Советник Бранна не любит, когда опаздывают.