Замороженный

Ева Василькова (2024)

Последний год в школе. Ощущение, как будто тебя вот-вот выбросят из самолёта, а вместо того, чтобы подбодрить, только: «Морозов, куда будешь поступать?», «Возьми себя в руки», «С твоими оценками тебе ничего не светит».Не хочу я никуда поступать. Хочу только, чтобы все отвязались от меня. Ещё и Вика удружила — замутила у меня за спиной с другим парнем. Так и знал, что связываться с девчонками себе дороже.Моя жизнь как ледяной замок на тоненьких ножках — одно неосторожное движение, и всё разобьётся вдребезги. Тут нужно соблюдать технику безопасности: замри, постарайся не дышать, обмотай всё запрещающей лентой, нарисуй череп, «кирпич», повесь табличку «Осторожно, руками не трогать» и не подпускай никого близко.Вот только пока я отбивался от тех, кто не заметил предупреждающих знаков, всё полетело к чертям из-за незнакомки с прекрасными зелёными глазами.

Глава 4

Утром воскресенья я выхожу на кухню. Наверное, никогда в жизни я не ждал выходных так, как сейчас. Папа уже встал и готовит себе бутерброды.

— Позавтракаешь со мной? — спрашивает он.

— Давай, — киваю я.

Он достаёт ещё два куска хлеба и намазывает их маслом. По телеку бубнит какая-то утрене-выходная программа, где участники угадывают слова: ведущий несмешно шутит, и никто не помнит, какое было задание.

— Какие планы на сегодня? К Вике пойдёшь?

Ну конечно, сразу к делу!

— Мы с Викой расстались, — говорю я, продолжая пялиться в телевизор.

— Понятно, — вздыхает папа. — Говорил я тебе, Ваня, не доверяй девушкам. В следующий раз будешь умнее.

Меня так и подмывает спросить, с чего он взял, что это не я облажался. Останавливает меня только то, что он действительно оказывается прав.

— Ага, ну их, этих девушек! Лучше будем жить с тобой вдвоём. Устроим тут мужской клуб: начнём ходить по дому в трусах, разбрасывать грязные носки повсюду… Красота! Отличный совет, пап, — говорю я.

— Что-то мы за десять лет вдвоём так и не научились носки разбрасывать, — усмехается папа.

— Ну ничего, ещё успеем.

— Кстати, насчёт этого. Ты моешь квартиру на следующей неделе.

— Предлагаю отменить график уборок, нам же надо поддерживать имидж одиноких мужиков.

— Я знаю, что ты шутишь, — говорит папа. — Но я не одинок, у меня есть ты.

— Ты же в курсе, что это не то же самое?

— В курсе. Это лучше.

— Ну конечно, — хмыкаю я.

— Я просто не хочу, чтобы тебе разбивали сердце.

— Моё сердце не пострадало.

Вроде бы.

— Хорошо, — кивает папа. — Хочешь, вместе что-нибудь придумаем сегодня?

— Не, я уже с Сёмой договорился.

— Ну ладно, развлекайтесь.

Мы лениво пьём чай с бутербродами, а потом я пишу Семёну. Вообще-то мы ни о чём не договаривались, но неужели у моего лучшего друга не найдётся для меня времени?

Я: Покидаем мяч?

Сёма: Зайди за мной.

И почему нельзя просто спуститься вниз? Иду в соседний подъезд, чтобы забрать друга. Во дворе сегодня слишком много людей. Обычно меня это не останавливает, но сейчас я не хочу ни с кем общаться.

Когда я прихожу, Семён, конечно, ещё не готов. Дверь он мне открывает с зубной щёткой во рту.

— Подожди, я сейчас.

Торчу в коридоре, прислонившись к дверному косяку, пока друг собирается.

— Давай только на дальнюю пойдём? — говорю я.

— Да там же играть невозможно. Дыра на дыре, — из комнаты доносится голос Семёна.

— Всё равно пойдём.

— Ладно, сам же первый начнёшь ныть, что тебе не нравится.

Мы выходим из дома с мячом под мышкой. На улице солнечно, но уже достаточно прохладно, скоро надо будет доставать зимние вещи. На тротуаре лежат горы опавших листьев, немного подмоченных дождём. На самом деле, для конца сентября в этом году удивительно тепло, обычно холод приходит в Архангельск гораздо раньше.

На площадке и правда всё плачевно. Повсюду лужи и осенняя грязь, а кольцо выглядит так убого, как будто пережило апокалипсис. Держусь, чтобы и правда не начать жаловаться.

— А помнишь, мы раньше всё время сюда ходили? — спрашиваю я у Семёна.

— Ага. Потому что на нашей площадке Никита не давал нам играть.

— Да, точно. Ну и придурок он был тогда.

— И сейчас не лучше, — усмехается Семён.

У них с братом высокие отношения.

— А помнишь, как мы стащили его велик и покрасили розовым баллончиком?

— Вот он взбесился, — смеётся друг. — Гонялся за нами по всему двору. А это помнишь? — он указывает на дерево.

— Ещё бы, — улыбаюсь я.

На этой площадке мы провели, наверное, тысячу часов. Семён выдумывал для меня разные дебильные испытания — как забросить мяч в корзину: стоя на одной ноге, спиной к кольцу, с закрытыми глазами, из разных точек площадки.

Когда это стало слишком просто, мы притащили стулья, потом стремянку. Самым сложным оказалось то самое дерево. Я должен был висеть на большой ветке вниз головой и из этого положения бросать мяч.

— Спорим, сейчас ты так не сможешь, — говорит Семён.

— Ты смеёшься? Я на этой ветке последний раз висел, когда мне было двенадцать. С тех пор я стал потяжелее.

— У тебя одни отговорки, Морозов. Дерево тоже времени зря не теряло, смотри, какое крепкое.

— Ну да, конечно.

— Спорим на картошку фри, не попадёшь?

— И вишнёвый пирожок, — торгуюсь я.

— Идёт, — кивает Семён.

Я ползу на дерево. Вот будет смешно, если ветка и правда не выдержит, и я сломаю себе шею из-за того, что хотел бесплатный пирожок. Кора влажная и скользкая, опять придётся стирать штаны. Держась согнутыми ногами, свисаю вниз.

— Ой, подожди, — приходится заправить футболку за пояс, пока я не остался висеть на дереве голым. — В двенадцать такого почему-то не случалось.

— Ага, ты бы ещё чехол автомобильный на себя нацепил.

— Давай сюда мяч.

Кровь приливает к голове. По опыту знаю, что, если колени начнут дрожать, попасть я уже не смогу. Концентрируюсь на корзине, отключаюсь от всего остального, выдыхаю. Бросок.

Картошка и пирожок у меня в кармане.

— Неееет! — кричит Семён. — Ты что, тренировался?

— Если закину три из трёх, купишь мне ещё большое мороженое с клубникой, — я повышаю ставки.

— Да ты и в лучшие-то годы ни разу не смог этого сделать.

— А сейчас смогу. Боишься продуть мороженое?

— Было бы чего бояться!

— Тогда давай.

С тех пор, как мне было двенадцать, кое-что изменилось. Я открыл секрет идеального броска — надо просто поймать «дзен». После того как я научился правильно настраиваться, всё стало казаться легко: главное, не торопиться, всего пара секунд концентрации.

Я смотрю на корзину. Вокруг больше ничего. Два из трёх.

— Морозов, блин!

Держусь, чтобы не рассмеяться. Жду, когда друг принесёт мне мяч. Три из трёх.

— Чёрт! — орёт Семён. — Это грабёж! Мне теперь почку придётся продать из-за тебя. Ты мухлевал. Не может быть, ты никогда не мог забить столько раз!

Я смеюсь так сильно, что чуть не падаю с ветки.

— Я сотворил монстра, — вздыхает друг, наблюдая, как я доедаю мороженое.

— Всё детство издевался надо мной, теперь плати, — усмехаюсь я.

— «Издевался», скажешь тоже.

— А как это называется? Помнишь, как ты раскручивал меня на карусели, пока меня не затошнит, а потом я должен был бросать мяч?

— Да я восхищался тобой! Ты был моим героем. Я не мог выдумать ничего, с чем бы ты не справился.

— Покатаемся ещё сегодня на великах? — предлагаю я.

— Конечно, — кивает Семён.

Мы бесцельно колесим по городу до самого вечера. Напоследок заезжаем на пристань, в самый её конец. Здесь тихо и никого нет, только пришвартованные лодки, из-за которых нас почти не видно с берега. Я бросаю велосипед на асфальт, Семён аккуратно ставит свой рядом.

— Боишься поцарапать свою ласточку? — подшучиваю я над ним.

— Да, боюсь, — говорит друг. — Я, между прочим, половину летней зарплаты на неё потратил.

Мы садимся на край пристани. Бетон основания крошится от времени и покрыт зелёным слоем водорослей, а в трещинах асфальта давно поселился мох. Город отсюда выглядит каким-то совсем другим, незнакомым, как будто смотришь на него со стороны.

— Не понимаю, зачем тебе понадобился такой дорогой велосипед, — говорю я. — Мой вон едет ничуть не хуже, и не надо за него переживать.

— Давай ты не будешь называть своё ведро велосипедом в присутствии моей ласточки? — смеётся друг.

Я ложусь на спину, подкладывая руки под голову:

— Хороший получился день.

— И правда, — подтверждает Семён. — Я скучал по этому.

— Я тоже.

— Ну теперь сможем чаще видеться. Хорошо, что Вика оказалась стервой.

Я молчу, разглядывая медленно проплывающие над нами облака.

— Извини, — говорит Сёма. — Зря я опять об этом вспомнил.

— Знаешь, что мне папа сегодня сказал?

— Хм… Что-то типа: «У тебя ещё фигня, а вот мне пришлось с твоей матерью разводиться и квартиру делить»?

— Ну почти, — усмехаюсь я. — Думаешь, я тоже в итоге останусь один, как он?

— Глупости. Одиночество не передаётся по наследству, — говорит друг.

— В этом я не уверен. И знаешь, чего я не могу понять? Зачем Вике надо было делать всё именно так? Могла же просто прийти, сказать: «Ваня, давай расстанемся. Мне нравится другой парень». И разошлись бы спокойно без всей этой драмы.

— То есть тебе в целом-то наплевать на неё? Тебя только сама ситуация раздражает?

— Не знаю, — задумываюсь я. — А что я, по-твоему, должен чувствовать?

— Не хочется поорать? Поплакать? Отомстить? Вернуть её?

Я внимательно прислушиваюсь к себе:

— Хочется лежать тут целый день. Холодно только, я уже замёрз.

— Поехали тогда домой, — Сёма встаёт и отряхивается.

Я только успеваю зайти в квартиру, как звонит мама:

— Вань, привет! Ты завтра вечером что делаешь?

— А что? — спрашиваю я осторожно. Вряд ли мама хочет сводить меня в кино.

— Сходишь на родительское собрание?

— Мам, ты не слишком торопишь события? Может, мне стоит для начала хотя бы девушку завести?

— А куда делась Вика?

Чёрт.

— Сказала, что слишком молода для детей.

— Ладно, слушай, я обычно такие вещи просто игнорирую, но в этот раз классная позвонила и сказала, что от нас кто-то обязательно должен быть.

— И ты решила, что этот кто-то — я.

— Ну не могу я с работы отпроситься, у нас завал. Ты же знаешь моего начальника. Чуть что, останусь без премии. Влад в командировке.

— Ты уверена, что он от вас просто не съехал? Ты как не позвонишь, он в командировке.

— Ваня, — вздыхает мама.

— Ладно, схожу.

— Спасибо, — радуется она. — Завтра в семь. Звякни потом.

— Ага, — говорю я и вешаю трубку.