Волкодлак

Денис Ольшин

Я не воин и не герой. Всё, что у меня было, они забрали, убили, уничтожили. И чтобы сберечь последнее, что у меня осталось, я пойду на любую жертву.

Глава пятая

«Кровь, кровь, где кровь?», — всё время повторяется у меня в голове.

Бегу я лишь по, едва находимым, освещаемым лунным светом кровавым следам, оставленными этими чудовищами на траве и стволах деревьях. А в перерывах, когда я ищу следующий след, мой внутренний голос говорит мне: «Это ловушка», но я заглушаю его, не даю ему вырваться и остановить меня. После бездумной беготни, единственной целью которой было нахождение кровавых следов и дальнейшего преследования, я останавливаюсь. Следы пропадают в десяти аршинах от поляны с едва проросшей травой, купающейся в серебряных лучах лунного света.

— Попался, — говорит кто-то за моей спиной.

Тут же я ощущаю сильный толчок в спину, от которого взлетаю сажени на три так точно. От толчка я на мгновение теряю сознание, а когда прихожу в себя, то замечаю, что уже пролетел все деревья и стремительно приближаюсь к земле. Доверившись своим внутренним чувствам, принимаю нужное положения тела, благодаря чему не падаю лицом о молодую траву, а приземляюсь на четвереньки, отбив себе руки и ноги.

Жив. Я жив. О боги как же тело трясётся, ноги да руки еле сгибаются — я ничего не сломал, значит, это вспышка страха сковала моё тело. Надо быстро что-то сделать, нужно придумать, как выйти из этого оцепенения.

На ум мне приходит лишь один способ. Я вынимаю кинжал из ножен — делаю себе порез на левой руке тем самым, причиняя себе боль: приводящая в чувство тело. Как только клинок разрезает мою кожу, я начинаю двигать своими пальцами совершенно без всяких усилий. Очень скоро ко всему моему телу возвращается подвижность. Я без усилий поднимаюсь и смотрю в ту сторону, откуда меня так сильно толкнули.

Там я вижу трёх человек, одетых в чёрные одеяния, у всех мертвенно бледная кожа. Пусть я не вижу их глаз, я но чувствую исходящую от них тьму и холод.

Упыри.

— Порезал себе руку, дабы отойти от оцепенения. Умно, — говорит первый из них.

Второй возникает передо мной, хватает меня за горло и поднимает над землёй с такой скоростью и силой, что мой кинжал выскальзывает у меня из руки. Я хватаюсь за его мертвенно бледную холодную руку, стараясь освободить свою шею, но мне никак не удаётся. Я смотрю на его лицо, и мои очи расширяются от удивления. Карие глаза, нос как у дятла, короткие жёлтые волосы, неповторимые черты лица шестнадцатилетнего мальчишки.

Бажан. Они и его подняли из земли. Знал же: надо было сжигать тела.

Он был моим лучшим другом, пока мы не влюбились в Веру. Но из нас двоих она выбрала меня — с того дня Бажан перестал относится ко мне как к другу, я стал для него врагом. Когда наши с Верой семьи благословили наш союз, Бажан вовсе меня возненавидел. До свадьбы так и не дошло — через месяц мор сразил Веру, Бажан, узнав о её гибели, пронзил себя ножом от горя.

Убедившись, что я узнал его, он говорит:

— Она выбрала тебя даже после того как умерла, а ты.

— Ба… Бажан, — еле-еле выговариваю я.

Он сильнее сжимает мне горло.

— Не смей ничего говорить. Я видел пронзённое тело Веры. Её душа покинула тело, а ты знаешь, что это значит для упыря, Олег? Это всё равно, что смерть. И ты ответишь за это.

— Его велели не убивать, если ослушаешься, понесёшь наказание, — слышу я сбоку женский голос.

— Понесу, — говорит он упырице, после чего обращается ко мне. — Ты ведь знаешь, я не желаю ни жить, ни существовать в мире, в котором нет Веры.

После этих слов он обнажает свои длинные и острые, словно кинжалы клыки, ставит меня на землю и вонзается мне в шею. Как только клыки пронзают плоть, на меня тут же обрушиваются душевные страдания: чувство отчаяния, страха, самобичевания, желание умереть. Эти чувства забивают голову, отрезая от настоящего мира и погружая в непрекращающуюся душевную агонию. Я теряю власть над своим телом, ноги подкашиваются, и я повисаю на руках Бажана.

Плохо. Как же мне плохо. Не хочу жить не хочу. Хочу, чтобы Бажан поскорее выпил мою кровь и лишил меня жизни. Хочу обрести покой, хочу встретиться с семьёй в загробном мире. Пусть отец сам спасает Надежду… Что?! О чём это я вообще думаю? Отец не может сейчас даже ходить не то, что спасать. Что же творят с моим разумом все эти муки? Права была ведунья, укус упыря действительно самое ужасное оружие. Ну, давай, Олег, ты сможешь противостоять укусу. Думай о Надежде, думай о тех ужасах, что случатся с ней, если ты не перестанешь висеть на руках своего бывшего друга и не заставишь его отпрянуть от тебя.

Собрав всю свою волю в кулак, я встаю на ноги и делаю первое, что приходит мне в голову. Поднимаю руки, которые Бажан не удосужился схватить своей мертвой хваткой, полагая, что я не смогу ничего сделать ими, будучи обездвиженным, и с силой вдавливаю большие пальцы ему в очи.

Как только по мои пальцам начинает течь что-то густое и холодное, Бажан отпускает меня и кричит отвратительным голосом, прижимая ладони к глазницам. Я касаюсь своей шеи и не чувствую сильного кровотечения.

Благо артерия не задета.

Не теряя времени, я снимаю с пояса факел, кладу его на землю снимаю с шеи подвешенный на верёвочке кремень, поднимаю кинжал с земли и выбиваю из него искры.

Ну же, давай… загорайся.

Покуда я выбиваю искры, поднимаю взор на Бажана.

Он катается по траве, продолжая кричать отвратительным голосом и прижимая ладони к лицу, остальные упыри с интересом смотрят на нас, коек-то из них жадно скалится в предвкушении развлечения на эту ночь.

— Тихо ты, — Говорю я, выбивая искры.

Услышав мой голос, Бажан останавливается, поднимается на колени прямо передо мной, убирает руки с лица, дабы я ужаснулся при виде двух дырок вместо глаз.

— Убью. Всё равно убью.

Наконец мне удаётся выбить искру и просмоленный факел почти сразу загорается, я беру его и бью им по лицу Бажана.

Бажан тут же вспыхивает синим пламенем, и бежит прочь от меня с криком, от которого из ушей чуть ли не идёт кровь, прямо на двух упырей. Когда Бажан приближается к ним, они разбегаются в стороны, позволяя ему бежать дальше и скрываться среди деревьев.

Я осматриваются по сторонам, и насчитываю пару дюжин упырей младых и старых, чьи взоры направлены в сторону, в которой скрылось горящее тело Бажана.

Пользуясь их потрясением, я поднимаюсь на ноги и бегу прочь с поляны — когда я добегаю до её середины, меня окружают упыри. Я снимаю с пояса ещё один факел и поджигаю его.

Их настойчивость меня удивляет, они видели, что произошло с одним из них и всё равно пытаются меня остановит, хотя теперь они будут остерегаться меня, в отличие от прошлого раза. Можно попытаться сбежать, хотя вряд ли из этого что-нибудь получиться, учитывая их скорость. Попытка — не пытка так сказать.

Я стремительно приближаюсь к первому упырю.

Поначалу он выглядит уверенно, но чем ближе я подбегаю к нему, тем его уверенность колеблется всё сильнее, а на её месте проступает животный страх перед огнём. Когда остаётся два шага от меня, он исчезает, боясь загореться.

Как они только умудрились поджечь хижину родителей с такой боязнью?

Не останавливаясь, я бегу дальше. Добежав до конца поляны, я чувствую, как по моей спине проходится что-то острое, резко оборачиваюсь и вижу, что у одного из них неестественно длинные и острые ногти.

— Стоило мне уйти ненадолго, как вы уже успели потерять одного упыря.

Я смотрю на других упырей и вижу в их очах страх перед ним. Похоже он их старейшина.

Упырь убирает со своих ногтей кожу, после чего говорит:

— Начнём охоту.

Внезапно какая-то тёмная сила, словно волна, окутывает меня, и сам воздух становиться ядовитым как будто здесь полным полно дыма.

Однако я в чистом, без намёка на дым, лесу.

Старейшина, по всей видимости, выпустивший эту тёмную силу, замечает, как я задыхаюсь.

Он зло улыбается, обнажая клыки, и говорит:

— Ты чувствуешь тьму? Интересно. Делайте с ним что хотите, но он должен быть живым, когда я им займусь.

После его разрешения упыри каким-то образом поглощаю всю эту ядовитую силу, и у всех них отрастают ногти подобно старейшине.

Похоже, я не доживу до следующей ночи.

Оскалившись и издавая отвратительные возгласы, упыри нападают на меня, но я взмахиваю факелом, и они отскакивают от меня, закрываясь от огня руками, после чего я со всей прыти бегу в лес, размахивая факелами во все стороны, дабы не дать им меня ранить. Боясь пламени, они отбегают от факелов.

Пока что у меня есть силы и есть огонь, но факелы, хоть и быстро загораются, а жар от них как из пекла, горят они совсем недолго. Первый факел уже начинает догорать и время, когда они наберутся храбрости и пойдут в наступление, неумолимо приближается.

Вынудил меня чёрт создать такие факелы.

Мой первый факел потухает, и они, нападают на меня чуть смелее. Мне не удаётся защищаться со всех сторон, и как только я отгоняю упырей спереди, по моей спине проходит волна болезненных порезов. Пытаясь ослабить меня, они наносят мне порезы с разных сторон, ускользая от факела, и, как не странно, каждый удар этих острых ногтей напоминает мне соколиные когти, прорезающие плоть и отнимающие силы.

Мои раны с необычайной силой кровоточат, и с каждой потерянной каплей крови моё сердце бьётся всё быстрее и быстрее, заставляя терять кровь с большей силой. Время на исходе. Единственное что я могу сейчас сделать, так это забрать хотя бы одного из них с собой.

Упыри не заставляют себя ждать, полосуя меня без остановки и отбегая на безопасное расстояние. Я бегу с факелом впереди и, сжимая кинжал покрепче, не в сила удержать что-либо тяжелее и действеннее, отмахиваюсь от нападающих на меня со всех сторон упырей, дабы хоть как-то обезопасить себя. Стоит мне приблизиться к упырям у меня на пути — они мгновенно исчезают, а их напарникам удаётся незаметно выскочить из-за деревьев и нанести мне очередные травмы.

Мои силы подходят к концу, сердце бьётся как бешенное, готовясь вот-вот затихнуть, дыхание становиться чаще, сильная слабость настигает меня. Мои ноги перестают слушаться меня. На последнем издыхании я делаю ещё один шаг, запинаюсь о корень и падаю на землю. Поднявшись на колени, тяжело дыша, я смотрю на окруживших меня упырей.

Я не собираюсь молить их пощадить меня, не дождутся. Мир предков — мир навь, жди меня я иду к тебе.

Старейшина совершенно спокойно подходит ко мне.

Он не боится факела в моей руке, похоже знает, что я истратил все свои силы.

Наклонившись передо мной, он снова улыбается.

Боги, как же я хочу его убить.

— Такая стойкость, такая дикость, такая жажда жить, — он закрывает глаза и вдыхает воздух, будто хочет ощутить мой дух, после чего открывает их и продолжает говорить. — Да ещё и задатки волхва. Ты интересный человек. И, несомненно, ты станешь прекрасным прислужником. Всё же лучше чем эти.

Собрав в себе последние остатки своих сил, я сжимаю кинжал и вонзаю ему в его мёртвое сердце, говоря ему:

— Не дождёшься.

Его глаза расширяются от удивления, со злостью наблюдая за мной, он открывает рот, словно пытается дышать, после чего падает как бревно.

— Это мой вам прощальный подарок, — говорю я улыбаясь.

Их лица снова наполняются ненавистью. Они готовятся разорвать меня на куски, но ту слышится вой. Они поворачиваются в сторону, откуда доносился вой и через мгновение один из них кричит:

— Бежим!!!

В этот самый миг из-за деревьев на упырей набрасываются волки. Те немногие везунчики, которых ещё не загрызли эти огромные звери, а они действительно огромные, бросаются наутек, захватив с собой тело старейшины. После этого я падаю на бок, теряю сознание, но перед тем как уснуть замечаю две огромные лапы, а также ощущаю резкий запах слюны и крови, исходящий из волчьей морды.

— Предки я иду к вам

После чего я теряю сознание.