Волкодлак

Денис Ольшин

Я не воин и не герой. Всё, что у меня было, они забрали, убили, уничтожили. И чтобы сберечь последнее, что у меня осталось, я пойду на любую жертву.

Глава девятая

Боги что со мной?

— Не рассчитывай на ответ. — Говорит утробным голосом странное существо.

Я стою на коленях склонив голову к ногам. Неведомое создание подходит ближе пока не оказывается у самой головы.

— Какое жалкое зрелище ты сейчас представляешь.

— Тогда убей меня.

— Так просто? Но за что?

— Что? — Спрашиваю, разгибая спину и смотру на своего собеседника.

Чёрный словно тьма. Нет не словно оно и есть. Чистейшая, полноценная, безжалостная, всепоглощающая тьма. Дасунь.

Он или оно наклоняет ко мне голову, или это должно быть головой. В любом случае у него есть две руки, две ноги, значит это голова, хоть и без глаз, носа, ушей, прочего и прочего. Лишь только неровное здоровое яйцо на шее.

— За что мне тебя убить? Уж не за то, что ты сравнил голову с яйцом?

— Хотя бы, потому что ты являешься тем, кем являешься.

— Кем являюсь?

— Ты знаешь.

— А ты?

— Что за глупости ты говоришь?

— У меня тот же вопрос. В любом случае ты не сказал кто я.

— Ты дасунь сын Великого змея.

— Дасунь? Дасунь. — Пробует слово на вкус. — Не думал, что ты вот так просто сделаешь меня одним из воинства Великого и Всеобъемлющего. — В голосе слышится улыбка. — Нет, я не один из них, а вот, ты, ты ещё можешь им стать.

— Но если ты не…

— Неправильно мыслишь. То кто я не столь важно.

— Тогда хоть имя сажи если оно у тебя имеется.

— Имя… имеется, но оно тебе ничего не скажет. Пожалуй, лучше будет описать меня.

Оно протягивает мне руку, я берусь — меня отрывает от земли, в следующий миг уже стою на своих ногах. Незнакомец отходит шаг назад и разводит руки в сторону.

— Я отказавшийся от покоя, заглянувший за грань, странник во мраке, вестник погибели, летописец смерти, жнец смертных, тюремщик и надзиратель бессмертных, лишённый жажды власти и проклятый на обладание ею, стремящийся к давно потерянному и обречённый на извечные поиски. — Наконец закончив, он кланяется мне.

— Довольно красочно. — Кланяюсь в ответ. — И всё же, если ты явился не затем, чтобы убить или забрать, тогда для чего ты здесь? — Оглядываюсь по сторонам и добавляю. — А здесь это где?

Вокруг хвойный лес, а на небе не звезды, видимо всё в тучах.

— В твоём разуме. В самом потаенном месте души. И здесь довольно темновато, надо сказать. Не мне учить тебя, но все, же соблюдай равновесие… О-о и ты здесь. — Говорит незнакомец, повернувшись к выходящему из-за деревьев громадному волку. — Всё никак не отвыкнешь от волчьего образа.

— Как и ты от своего. — Рычит волк, затем обращает взор огненных глаз на меня. — Ты справился. Хоть совсем не хорошо, но все, же справился.

— Так это был ты. — Утверждает незнакомец, поворачивается ко мне и кажется, вглядывается, хотя, непонятно чем. — В любом случае он должен быть очень силен, раз выдержал твоё вмешательство. Так или иначе я узнал всё что хотел. Не смею дольше задерживаться. Олег, надеюсь мы ещё встретимся.

После чего чёрный странник стягивается в одну точку пока, не исчезает окончательно. Мы остаёмся с волком вдвоём.

— Это ты? Твою жажду я чувствовал?

— Разве важно, чей голод ты испытывал? Победа за тобой, враги повержены и повергнуты в бегство.

— Просто ответь.

— С какой стати мне делать подобное. Какое право ты вообще имеешь хоть что-либо требовать от меня.

— Требовать не имею, ни по силе, ни по званию. Потому и прошу…

— Нет. — Строго обрывает дух. — Нет, я здесь не для того чтобы отвечать, но помочь и предупредить. Одному тебе с врагом не совладать, даже если зверолюды помогут — этого слишком мало. Нужно войско, настоящее войско, сильное войско под могущественным предводителем.

— Сомневаюсь, что хоть кто-нибудь пойдёт за мною.

— Не смеши меня, ты даже деревенских не смог собрать, которые из оружия держали разве что ножи, что и говорить о настоящих бойцах.

— И где же мне искать подобное воинство?

— Твоя жизнь, не моя, вот и думай. Моё дело указать. И вот ещё что… просыпайся!

Меня выбрасывает из забытья в явь, и тут же возвращается боль вместе с бледной тенью того океана чувств, что нахлынули в этом злосчастном лесу.

Я не совсем понимаю, где нахожусь, да и какая разница? Какая ко всем чертям разница, кто рядом со мной и от чего они не дают подняться с кровати. Они мешают. Портят. Не дают отдышаться… прочь… ПРоЧь, П ПрОчь. МеШаеТЕ… ДЫ… Дыш… Дышать… Про-о-о…

СВОБОДА. ОТСЮДА. ТАМ ГДЕ СВЕЖО. НА ВОЛЮ, ВОЛЮ, ВОЛЯ.

Дядя ветер, выбей помутнение и усталость, дай разуму просиять.

Мать сыра земля, забери боль да хворь. Нет мочи терпеть, слёзы ручьём идут, стон из груди моей выходит. Помоги, облегчи ношу.

«Ты ни один». — Слышу в мыслях знакомый голос: «Я рядом. Расслабься, знаю трудно, но пробуй… позволь боли свободно разойтись в теле — так она быстрее вытечет. Поверь, ты выдержишь».

Выдерживаю, делаю, как он велит и выдерживаю. Головная боль начинает проходить первой, а вместе с ней пропадает и помутнение. Земля, на которой я распластался, и вправду вытягивает мучащую меня боль — частое глубокое дыхание выравнивается, давая лёгким отдых.

«Вот и всё, вытри слёзы, Олег, ты справился».

Открываю глаза и вижу стоящего на коленях подле меня высокого человека, с короткими волосами и чёрными, как мрак вокруг, пышными усами.

Он берёт меня за плечи и помогает подняться, прежде чем подняться в полный рост, я незаметно вытираю следы от слёз.

«Здесь нечего стыдиться, слёзы помогли перетерпеть боль, так и должно быть».

— Благодарю. — Говорю одними губами.

«Я выполнил свой долг, теперь ты выполняй свой». — Как только звук слов смолкает в мыслях, мы направляемся в палатку.

А точнее высокий мужик чуть ли не несёт не на много меньшего спутника, ноги которого едва переставляются.

Я не сопротивляюсь, не могу, да и не желаю чем-либо перечить своему спасителю.

Мы спокойно заходим в палатку там нас ждут Михаил с Ольгой. У Михаила на лице красуется небольшая царапина на щеке стремительно затягивающаяся, не оставляя рубцов. Ничего ни говоря, они отходят, позволяя моему помощнику усадить меня. После чего тот выпрямляется и следует наружу — мы остаёмся втроём.

Михаил осторожно подходит ко мне протягивает чашу с водой и чистой тряпицей.

— Умойся, а я осмотрю тело.

Не сказав ничего больше, Михаил берётся за дело, пропуская по телу едва ощутимые нити силы. Предпочтя не обращать внимания, я окунаю руки, и в воде оказываются капли уже свернувшейся крови вперемешку с землёй и травой. Вновь взглянув на Михаила ещё раз, замечаю, на сей раз, почти пропавшие четыре тоненькие красные полосы.

— Прости.

— Не стоит, — говорит примирительным тоном. — Это моя вина. Мне не удалось усмирить боль и я поплатился за это.

— Ты сделал тогда всё что мог, Михаил, вряд ли хоть кто-нибудь смог бы ему помочь, кроме его самого.

— Так что же ты сделал там в лесу? — спрашиваю я.

— Вернул твоему телу возможность двигаться, а также облегчил отдачу. — Не отрываясь от дела, отвечает Михаил. — Полагаю не стоит объяснять, что такое отдача и насколько она бывает опасна, раз ты и сам испытал её на себе.

— И так всегда?

— Только когда используешь слишком много силы или же, например, от использованного заклятья. Выброс тобою столь огромного потока силы был убийственным не только для них. Ты истощил свой собственный жизненный запас почти подчистую. Это не учитывая заклятье, о котором я не имею ни малейшего понятия, кроме как то, что оно тёмное. Что в свою очередь не делает тебе честь.

— Даже если мне удалось сотней упырей?

— Особенно если тебе удалось подобное, — поникает Ольга. — Поначалу мы могли… — Обрывает себя, не давая злости вырваться.

— Что «по началу»?

— Просто знай, что после битвы у подножья, наше мнение о тебе сильно переменилось.

— Это дружеское предупреждение?

— Скорее наоборот.

— Довольно, Ольга, покуда он под моей опекой его и пальцем не тронут.

Ольга сверкает глазами, но Михаил лишь безразлично пожимает плечами.

— Я единственный по-настоящему умелый лекарь, Владимир не может не считаться со мной, покуда это хоть как-то касается меня, а Олег касается, не сомневайся.

Ольга направляет на меня угрожающий взгляд:

— Как только Михаил закончит с тобой, явись к Владимиру.

После чего она покидает нас.

— А ты интересный человек. — Говорит Михаил и оканчивает свою проверку.

— Всё?

— Уже давно всё. Ешь побольше и должно пройти

Он широко улыбается.

— Как тебе удалось?

— Ты там был и сам всё видел. — Отвечаю не без угрюмости.

— Видеть то видел, а вот понять… — лицо стало озадаченным. — Казало тобою овладел дух, а ты был лишь вместилищем. Но это навряд ли.

— Почему?

— Дух никогда не отпускает того чьим телом ему удалось завладеть. Лишь только люди с сильной волей и прошедшие обучение могут без вреда для себя впускать духа, да и то на короткое время.

— Значит, Доля всё же обратила на меня взор.

— Доля это или Недоля, но недоброжелателей у тебя прибавилось. Хотя были и те, кто оценил твою… воинственность. То как ты играючи рубил вампиров наряду с упырями было удивительно даже для нас.

— Вампиров?

— Да вампиров. Не доводилось слышать?

Качаю головой. Михаил поднимает руки, словно взвешивает что-то:

— Разница между ними есть, но не каждый способен её увидеть. В конце концов, и упырь, и вампир оба мертвецы. Однако наметанному глазу вполне по силу увидеть разницу.

— Бледность кожи.

— Верно. — Кивает Михаил. — Чаще всего можно определить и по этому, хотя это лишь наглядное различное, а вот чтобы окончательно понять, кто есть кто, достаточно вытащить их на солнце.

— И что случиться?

— Вампир сгорит. — От дружественной тени улыбки не остаётся и следа. — Упырь упадёт замертво только и всего.

— Почему?

— Кто знает. Просто это есть.

Взгляд устремляется к стенам палатки, что совсем недавно были разорваны, сейчас же они зашиты и сшиты с другими тканями.

— Недавнее нападение опустошило все наши запасы, приходится обходиться тем, что есть.

— Не в этом дело… — отнекиваюсь, впадая в раздумье. — Тот, кто напал на меня здесь, был вампиром верно? Его сила, — опережаю встречный вопрос Михаила. — В поединке с ним я замечал его, был способен предвидеть, как и куда он ударит. На поляне меня просто растерзали, я не мог даже заметить… А потом… его кровь и привкус силы, что он оставил. Это совсем другой вкус совсем другой дух, до невозможности непохожий на дух старейшины. Всё равно, что разъярённая псина и матёрый рассудительный волк.

— Весьма точное сравнение. Правда ты сравнил старого и мудрого с молодым и неопытным. Но, все же, ты прав, их дух весьма различен, даже противоположен. Если вампир — это пламя, то упырь — это лёд. И снова это не единственная разница. Опираясь на мой сорокалетний опыт пребывания в схватках с разного рода нечистью, могу судить, что вампиры способны колдовать.

— И что же тут такого? Я видел, как у упырей отрастали когти.

— Ну, это не совсем колдовство, скорее использование тёмных даров — сил, что проистекают из мира мёртвых. Для колдовства нужно иметь связь с миром живых, хотя бы тонкую, но связь, чтобы иметь возможность оказать влияние на окружающее нас сущее. Упыри напротив начисто отрезаны от яви, даже тела, занимаемые ими, являются очень даже необычными. Как однажды сказал мне мудрый и ведающий многими тайнами волхв, да упокоится он во Сварге: «Дары упырей направлены на изменение собственной плоти и духа, что может распространиться даже за грань обычного понимания тела. Всякий же, испытавший их силу, всего лишь переходит границу их естества».

— И что это должно значить? Что они, что не от мира сего? Вампиры тогда от нашего?

— Я привёл тебе разницу между колдовством и использованием даров. — Возмущается Михаил. — Тебе бы правильные выводы делать, а ты начинаешь подвергать сомнению сказанное очень мудрым и умным человеком.

— С чего ты взял, что он мудрый и умный?

— Скажем так, однажды он предрёк смерть от змеи одному мужу. И что странно, так и вышло, правда не так как все думают.

Недолгая тишина.

— Ты имеешь в виду?

— Верно.

— Тогда сколько же тебе лет?

— И снова неправильный вопрос. Не мне… ему. — Хитрая улыбка проявляется на устах. — Долголетие удел немногих и всё же он не столь уж и редок как все считают.

Ветер врывается во вход, подхватывая ткань, как паруса на лодках, а вместе с ним доносятся звуки снаружи.

— Если хочешь, можешь отдохнуть пару часов, прежде чем явиться к Владимиру.

Ответом служит мрачное покачивание головой. Я поднимаюсь на ноги, Михаил вслед за мной; поклон в пояс с моей стороны в знак благодарности и глубокого уважения к этому, на первый взгляд, не шибко храброму, но на деле, поистине бесстрашному и рассудительному в час нужды. Михаил кланяется в ответ не менее искренне.

— Не поддавайся ни ярости, ни страху, он с легкостью почует и то и другое.

Последний кивок и, неоглядываясь направляюсь к выходу.

Темно, всё ещё ночь. Как же много событий прошло за одну единственную ночь. И чему ещё предстоит свершиться за сегодня. Надеюсь, мне удастся узреть рассвет.

Вот только где находиться палатка этого Владимира?

— Иди за мной, — говорит человек твёрдым голосом сбоку от меня.

Резко оборачиваюсь к своему сопровождающему. Ростом с меня, с повязкой на голове, держащей длинные жёлтые волосы на месте, и голубыми глазами.

И где он только стоял, что я его не заметил? Неважно. Сейчас главное проследовать за ним до Олега, а там посмотрим, как быть.

Мой сопровождающий проходит мимо меня и идёт дальше, не оборачиваясь, я следу за ним. Пока мы идём, мне удаётся увидеть людей в свете костров собирающих своё добро. Солнце ещё не встало да и встанет оно ещё очень-очень не скоро, однако все уже собираются.

Хорошо, по крайней мере, Владимир не собирается здесь задерживаться, почти наверняка отправиться в погоню. Остаётся вопрос, какая роль будет предназначаться мне?

Мы подходим к большой по размерам палатке. Путник поворачивается и говорит:

— Здесь. — Кивает головой ко входу, после чего уходит.

Внутри довольно просторно, в середине стоит небольшой довольно крепкий стол, складной судя по всему, Владимир опирается руками о, него и смотрит в карту. По углам палатки стоят Ольга и Третий и смотрят на меня. Не успеваю я отойти от выхода, как в палатку врывается Михаил, чуть не сбивая меня с ног. На мой вопросительный взгляд он никак не отвечает.

— Не помешаю? — Спрашивает Михаил, довольно спокойно, даже играючи.

— Проходи. — С равнодушием, без тени ярости или недовольства говорит Владимир.

Михаил кивает и занимает один из трёх углов.

— Собираешься? — Спрашиваю я с прикрытой опаской.

— Да. — Отвечает он твёрдо. — Их вчерашнее нападение закончилось весьма плачевно, так что они отправились в бегство, хотя тут радоваться нечего.

— Это почему же? Этой ночью была собрана обильная жатва, никто не уцелел.

— В этом и вся беда. — Продолжает смотреть в карту. — ТЫ… не оставил ни одного пленного. Теперь, а учитывая, как упыри передвигаются по лесу, выследить их крайне сложно. К тому же им удалось завладеть тем, зачем они пришли отвлекающее же нападение, худо-бедно, а удалось.

— Моя сестра?

— Значит твоя сестра. — Утверждает Владимир. — Кое-что о тебе прояснилось хоть далеко не всё.

— Вам удалось их выследить?

— Тебе то что?

— То есть? — Возмущаюсь я. — Моя сестра у них в плену не ведомо для чего, а ты ещё спрашиваешь почему.

Наконец, убрав взор от карты, он поднимает взгляд на меня, через щели которого течёт злоба.

Ещё не решил, что со мной делать.

— Послушай. — Говорю более сдержанно. — Я помог тебе отразить нападение, разве увиденное не стоит того чтобы взять меня с собой.

— Увиденное стоило того, чтобы растерзать тебя прямо там, когда ты упал обездвиженный. Я всё ещё обдумываю: «Не осуществить бы мне подобное».

— Тогда ты совершишь огромную ошибку.

— Вот и посмотрим.

Не успеваю я встать в стойку, как передо мной оказывается третий, не давая Владимиру напасть.

— Я принимаю его в свой род. — Говорит Владимир.

От сказанного у Ольги расширяются глаза, и чуть ли не отвисает челюсть. Михаил сжимает кулаки от волнения.

— Ума лишился, я изгоню тебя и нареку предателем.

— Изгнать ты меня вправе, но наречь предателем не имеешь права. Я не нарушал ни закона, ни договора.

— Он не будет частью племени.

— Разумеется.

Какое-то время он смотрит на меня оценивающим взглядом, будто решает, стою ли я раскола.

— На выход, оба.

Не говоря больше слов мы выходим наружу и смотрим друг на дуга. Третий кивает в сторону костров, после чего направляется к одному из них я за ним. Мы подходим всё ближе и ближе, люди уже давно собравшие вещи и коротающие время в дружеском общении поворачиваются к нам и дружественно улыбаются. Один из них встаёт с земли, подходит ко мне:

— Здрав будь. Имя моё Сергий.

Я протягивает свою руку.

— Олег меня звать.

У него довольно лёгкое рукопожатие, несмотря на силу, коей наделён. Ростом вышел даже больше моего. Короткие золотистые волосы, голубые глаза, а также наделён небывалой статностью, как раз, подходящим его росту.

Он боком поворачивается ко мне и рукой указывает на сидящих у костра мужиков и дев.

— Позволь тебе представить моих друзей, братьев и сестёр. Василий, Виктория, Вадим и Ульяна.

Каждый, кого он называет, отзывается поклоном.

— Не хочешь ли ты погреться у костра вместе с нами?

А почему нет?

— С радостью.

— Ну и ты Григорий само собой присоединяйся, давно уже вот так не собирались нашим родом.

Сергей приглашающим жестом указывает нам место, где можно расположиться. Мы с Григорием подходим к свободному месту и усаживаемся друг напротив друга. Земля тёплая спасибо костру.

— Так значит это правда? — спрашивает меня Ульяна, первой обрывая молчание. — Ты действительно бился в одиночку против сотен вампиров и упырей?

Ульяна небольшого роста, одета она в кожаную броню, у неё длинные русые волосы с карими глазами жаждущими узнать всё из первых рук.

— Да, — говорю я это не с таким уж воодушевлением, каким она от меня ожидала. — Ты была где-то на вершине.

— Ага. Стояла вот с этими двумя великанами. — Указывает на Василия и Вадима. — Охраняла лагерь от непрошенных гостей, но почти вся битва произошла в лесу. Виктория сказал, что все мертвецы сражавшиеся с ними внезапно направились к тебе. А ты словно оголтелый из сказаний в одиночку расправился с целым войском. Ведь это же неправда? Не могу поверить, что человек смог в одиночку отразить натиск такой сила, да к тому же не просто отразить, — её глаза горят огоньками. — Она сказала, что ты резал их секирой, как пахарь скашивает урожай. Объясни как такое возможно.

Не знаю радоваться или наоборот боятся, что столь молодая дева интересуется, как мне удаётся убивать с такой лёгкостью. Пожалуй, я позволил забыть себе об особенностях двойственности или скорее тройственности их природы.

— Увы, но я сам не знаю.

— Знаешь-знаешь, — прищуривается Ульяна. — Мы чуем, когда обманывают.

— Почему же тогда Владимир не почуял мою правду. — Говорю про себя

— Он почуял, что ты верил в свои слова, истиной от этого они не стали. — Говорит Григорий.

Мы смотрим друг другу в глаза, и в этот раз на дол мгновения замечаю искорку печали прикрытую за маской рассудительной строгости.

— Благодарю тебя. Боги знают, чем всё закончилось, если бы ты не вмешался.

Григорий кивает головой:

— Благодарность принимаю, но не думай что ты чем либо мне обязан. Это было моё право и моя возможность, я ею воспользовался.

Мы замолкаем и направляем взгляды на остальных. У всех прямо таки читается любопытство на лицах.

— Что, где и когда произошло? — Спрашивает Ульяна.

— Что произошло не так важно, главное, Олег теперь принят в мой род и нашу семью.

— И ты согласился? Нет не так. Как ему удалось тебя уговорить?

— Там и уговоров не было. — Говорю я. — Я просто был принят в род, на этом всё.

— Ты примешь кровь волка?

— Нет! — отвечаем мы с Григорием одновременно.

— Я не нуждаюсь в подобном.

Снова молчание.

— Вы родственники? — обращаюсь ко всем.

— Нет. Не все и не так как это бывает у людей. — Отвечает Ульяна. — Я, к примеру, являюсь чистокровной волколачкой, от союза человека и оборотня, что приняла дар от Милеслава, сына Григория.

— В каком-то смысле, Ульяна является моей внучкой.

— А где же сам Милеслав?

— Во Сварге. — Отвечает он с болью в голосе.

— Как и моя матушка, как и у каждого из нас, Григорий. — С лаской и утешением говорит Ульяна. — Ты не один и никогда не будешь один.

На безразличном и хмуром лице Григория проступает слабая благодарственная улыбка, он бережно обхватывает протянутую к нему руку Ульяны и говорит:

— Благодарю тебя, сгладила душу старику.

С этими словами в воздухе завитал необычный дух. Сергей, Виктория, Вадим, Ульяна прямо таки сочатся едва ощутимыми, как пламя костра, лишь греющим, но обжигающим чувством единения. Невольно и я попадаю под это тепло. Хотя, невольно ли? В конце концов оно позволяет мне ненадолго забыть о той боли, что грызёт меня кажется вторую или уже третью ночь.

Плохо. Нельзя забывать о боли, нельзя забывать о Надежде. Только она только её спасение важно. Рана должна болеть, должна напоминать и подстёгивать, без неё я впаду в замешательство. Говори, говори всё что угодно, но прекрати этот ток.

— Ульяна! — вмиг поток прекращается, взгляды всех обращаются ко мне. — Я не совсем понимаю. Ты являешься чистокровной, но твой отец человек.

— Да и что? Чистота крови здесь определяется не по количеству волколаков родителей, а тому, кем ты родился. Таких здесь большинство, скажу тебе.

— А где же он?

— Даже не догадывается, что я у него есть, — отмахивается она. — И так даже лучше.

— Лучше, что он не знает свою дочь оборотня или же из-за того, что его дитя принимает участие в таких битвах, в которых его самому никогда и в жизни не принять?

— Не знаю, Олег, не знаю. — Улыбка исчезает и оставляет лишь печаль. — Да и знать не хочу.

— Блажен тот, кто не ведает. — Говорит великан, светя белыми зубами, почти что в оскале.

— Напомни, как тебя зовут. Не обижайся, просто довольно необычное имя.

— Никаких обид, порой я даже завидую этой простой человеческой черте как забывчивость. Сергей. — Протягивает руку. — По крайней мере, так я зовусь в этом десятилетие.

Губы невольно искривляются в улыбке.

— Олег.

— Помню, помню, как и всё остальное.

— И сколько же раз ты менял имя.

— Как вступил племя, так и сменил. Нравиться? Греческое или… — Сергей принимает наигранно задумчивый вид. — Византийское. Так и не уточнил этот вопрос.

— Дурень. — Вступает в разговор Василий изо всех сил стараясь смягчить громогласный голос. — Византии тогда и в помине не было, а его уже использовали.

— Многие имена появились до появления государств. — Возмущается Сергей всё также наигранно. — Я говорю о странах, где подобные имена используют.

— Да почти весь прибрежный юг использует подобное имя, родиной этого имени он так и не стал.

— Ой, всё началось. — Усталым и раздражённым голосом говорит Виктория. — Опять они спорят ни о чём.

— Мужи что с них взять. — Молвит Ульяна наблюдая за ними, желая увидеть, во что же это перерастёт.

Похоже, по настоящему, скучать им не приходиться. И сколько раз у них подобный спор перерастал в добрую драку?

«Вроде чистокровные, а задора как у полукровок». — Слышу голос Виктории в мыслях.

«Тут видимо все чистокровные», — думаю я.

«Ну почему же все», — ни с того ни с сего звучит Ульяна.

И я, и Виктория обращаем свой взор на неё, причём Виктория совершенно не скрывает удивления. А Ульяна лишь хитро улыбается и вонзает пальцы в ногу Вадима — из горла того вырывается сдавленный злой рык, а глаза становятся серебристоголубыми.

— Да что ты творишь, словно сам чёрт в тебя вселился.

— Кто знает, Вадим. Может, кто и посильнее во мне засел. — Отвечает Ульяна, смотря на него как-то неоднозначно.

Сергей и Василий прекращают свой спор, который вот-вот должен был перерасти в бузу, и поворачиваются к костру.

— Становишься сильнее. — Молвит Григорий

Ульяна уважительно кланяется. Григорий мягко толкает меня вбок и говорит:

— Почти все собрались, мы скоро отправимся в путь. Сходи к нашему кузнецу, пусть выдаст броню, да оружие. Скажи ему: «Григорий просит об услуге», он поймёт. Теперь иди, ещё поговорим.

Чуть ли не выталкивая меня. С непривычным для себя нежеланием я поднимаюсь на ноги.

— Видишь вдалеке небольшой костёр, рядом с ним повозка, там и ищи его.

— Ещё увидимся. — Говорит на прощанье Ульяна.

— Обязательно. — Отвечаю я отдаляясь от них.