Терпимость

Терпимость — социальный, культурный и религиозный термин, применяемый для описания коллективного и индивидуального поведения, заключающегося в непреследовании тех, чей образ мыслей или действий не совпадает с твоим собственным и вызывает чьё-либо неодобрение. Терпимость подразумевает сознательное решение не делать и не совершать всяческих преследований чуждых. Обычно данный термин применяется к ненасильственному поведению, основанному на достижении консенсуса, и употребляется в связи с проблемами религии (в таком случае часто употребляется термин веротерпимость), политики и морали. Терпимость не требует признания поведения других приемлемым и означает лишь, что люди терпят человека или социальную группу, зачастую как неизбежное зло (так, «домом терпимости» называют бордель).

В социологической перспективе понятие терпимости подразумевает, что как нетерпимость, так и конформизм взращивают насилие и социальную нестабильность. Терпимость в связи с этим превратилась в социальный термин для рационального обоснования необщепринятых способов поведения и социального разнообразия.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

Увеличение количества нехристиан в американском обществе неизбежно поднимает вопрос относительно их статуса в преимущественно христианском социуме со светским правительством. Этот общий вопрос дробится на множество частных – например, допустимо ли ношение женщинами-мусульманками паранджей, а мужчинами-сикхами – бород и тюрбанов. Как правило, американцы достаточно терпимы к практикам нехристианских религиозных групп. Американское христианство, основанное на протестантских ценностях, и конституционные гарантии свободы вероисповедания означают, что нехристианские религиозные группы имеют полное право практиковать и пропагандировать свою веру. В 1860 году Энтони Троллоп заметил, что в Америке «каждый обязан иметь веру, при этом абсолютно не важно, какую именно». Почти сто лет спустя президент Эйзенхауэр согласился с этим мнением: «Наша форма правления не имеет ни малейшего смысла, если мы перестанем принимать во внимание религию. Главное – чтобы человек верил, а уж во что он верует – его личное дело»144. Учитывая эту общую религиозную толерантность американцев, нехристианским религиозным группам не остается ничего другого, как признать и принять христианскую сущность Америки. Они – малочисленные общины в стране, преимущественно преданной христианскому Божеству и Его Сыну. «Американцы всегда считали себя христианской нацией, – пишет Ирвинг Кристол, – и равно терпимо относились ко всем прочим религиям – до тех пор, пока те соответствовали традиционной иудео-христианской морали. Однако равная терпимость никогда не означала полного равенства в правах». Христианство утвердилось в обществе благодаря не закону, а «душевной потребности»145. Кристол предостерегает своих собратьев-иудеев о необходимости помнить об этом. Американцы – христианский народ; так было и так будет.

Самюэль Хантингтон, Кто мы? Вызовы американской национальной идентичности, 2004

Совершенно исключительно по своей оригинальности учение Руссо об отношении государства к религиозной свободе, которое сыграло практическую роль в эпоху первой республики во Франции. Отрешившись от прежних учений о религиозной свободе и заменив их своим самостоятельным построением, Руссо не только крайне сузил границы последней, но вообще внес большую путаницу в разрешение отношений между государством и церковью. Отвергая все существующие формы этих отношений как несостоятельные, а также не видя рациональных условий для разрешения данного вопроса в самом христианстве как религии чисто духовной, преследующей исключительно внеземные интересы и, следовательно, совершенно равнодушной к благу и процветанию государства, Руссо создает особенную религию, религию гражданина, или государственную, с весьма простыми немногочисленными догматами. Догмы гражданской религии должны быть просты, немногочисленны и точно указаны; бытие могущественного Божества, разумного, благодетельного, предвидящего, будущая жизнь, блаженство справедливых, наказание злых, святость общественного договора и религиозная терпимость – вот эти догмы. Теперь нет более исключительной национальной религии; нужно терпеть всех тех, кто терпит других, насколько их догмы не противны обязанностям гражданина. Если кто после признания им публично этих догм ведет себя как неверующий, его следует покарать смертью: он совершает самое большое из преступлений, он лжет перед законами (21, с. 264).

Азер Мамедзаде, Свобода совести. Истоки, становление, правовая охрана, 2013

Особенно релевантно отношение церкви к иудаизму в период окончательного упадка империи, в XIII–XV вв., который, по словам С. Баумана, плохо изучен. Сам Бауман посвящает ему специальный раздел своей книги. Он признает в конечном итоге, что православная церковь была скорее толерантна, чем нетерпима к иудаизму и евреям, но считает, что причиной этой толерантности были внеконфессиональные факторы[57]. Кроме того, произведя обзор антииудейских трактатов и признав их «интеллектуальную терпимость» («intellectual tolerance»), он пишет, что низшее духовенство не разделяло такую позицию и «для него евреи по-прежнему были богоубийцами, в соответствии со взглядом, выработанным церковью»[58].

Коллектив авторов, Евреи и христиане в православных обществах Восточной Европы, 2011

Другой комплекс представлений о соотношении террористического насилия и исламского учения исходит, наоборот, от людей, негативно или критично настроенных к исламской религии и утверждающих, что ислам и терроризм – если и не синонимы, то тесно связанные друг с другом феномены. Так, британско-американский современный историк-востоковед Бернард Льюис считает, что понятие «исламский терроризм» заслуживает права на жизнь, мотивируя это тем, что ислам имеет, по существу, политический характер с самого его основания и до нынешнего дня[57]. В то же время, справедливости ради, заметим, что тот же Бернард Льюис в своей последней книге «Ислам: религия и люди» указывает на то, что в исламской традиции нет свидетельств использования терроризма, что «мусульманам предписывалось не убивать женщин, детей или стариков, ни подвергать пыткам и дурному обращению пленников», что появление нынераспространившейся практике суицидального терроризма – это следствие ХХ века и что мусульманская терпимость к инаковерующим была гораздо лучше, чем у христиан до подъема секуляризма в XVII веке[58].

Рахамим Эмануилов, Террор во имя веры: религия и политическое насилие, 2011

 Оглядываясь назад, можно сказать, что «Зеленый бунт» дополнил, завершил «Черный мятеж», помог сделать Америку намного более «терпимой». Он, если можно так выразиться, «одухотворил» гедонизм и нравственный релятивизм, создав пространство для движения New Age («Новый Век»), девиз которого: «Делай свое собственное дело». По сути это призыв к новой, не осуждающей порок, антиинтеллектуальной духовности: «Если что бы то ни было доставляет тебе удовольствие – делай это сейчас и здесь». «Зеленый бунт» фактически уничтожил в общественном сознании Соединенных Штатов нравственные ограничения традиционной религии. «Черный мятеж» с помощью «Зеленого» повысил терпимость ко всему нетрадиционному, как бы смягчая коллективное чувство вины Америки за долгую историю расовой, этнической и религиозной нетерпимости. Все эти мятежи обозначили начало смены религиозных устоев США. Если прежде Америка была страной, в которой преобладали христианство и иудаизм, то теперь это преобладание резко ослабилось, она сделалась страной религиозно полиморфной; в обществе центральную позицию заняла ориентация на блага исключительно материального, сиюминутного характера.

Сборник, Люди погибели. Сатанизм к России: попытка анализа, 2000

Благодаря религиозному осмыслению возникающей централизованной монархии как «третьего Рима» русское православие приобрело характер мессианистической исключительности226, который оно сохранит и впоследствии («истинное христианство» почти отождествляется с Русской державой, правоверие даже греков227 – а тем более католиков и протестантов – оказывается под подозрением). Не говоря уже о том, что в принципе невозможно было «преобразование ортодоксального православия в духе либерального идеала терпимости свободы мысли, интеллектуального прогресса»228, никогда не было (да и не могло быть) прояснено соотношение между ним и националистическим мессианизмом. Если видеть в православии некий общечеловеческий принцип (что не соответствует историческим судьбам этой религии), то «народность» может иметь значение только в своем отношении к этому принципу. Если же переносить акцент на «народность», то православие – лишь «веры племенной богатство» (Хомяков), т. е. случайный атрибут народности229.

М. А. Батунский, Россия и ислам. Том 1, -1

Вообще-то, такие эмоции, как ненависть, презрение, а также необходимость репрессий вроде бы не запрограммированы в политкорректных индивидах. Но в том-то и дело, что терпимость в политкорректном обществе предписана только одной стороне. «Многообразие» и «мультикультурность», то есть справедливое и равное представление разных религий, культур и народов – это как «истина», «равенство» и «справедливость» в оруэлловском «новоязе». В действительности мы скорее имеем дело с инверсией традиционного культурного шовинизма (Больц). Идеал и образец – Азия и Африка, Запад – это то, что следует презирать и чего следует стыдиться. Многообразие и равенство означают на практике: все минус одна. И эта одна – культура Запада. Множество фактов доказывают, что во взаимодействии с иными культурами именно западная культура белого человека оказывается проигрывающей и страдающей стороной[30].

Л. Г. Ионин, Апдейт консерватизма, 2010

Изначально в Туркестане, как и ранее среди татар-мусульман, русское владычество воспринималось как конфессиональное[266]. Как и в Поволжье, настойчивые попытки ассимиляции (правда, малоэффективные) здесь приводили к самоизоляции общины и усилению роли шариата в повседневной жизни – как единственной возможности противостоять культурной ассимиляции, которая едва ли могла выглядеть легитимной даже в форме обязательного введения русского языка в медресе или малопопулярного русско-туземного образования[267]. В активности мулл из татар и башкир (этносов, которые сами на протяжении долгого времени оставались объектом попыток христианизации) с очевидностью можно усмотреть фактическое фиаско многолетнего миссионерства православной церкви. Со временем имперские власти стали проводить более взвешенную политику в отношении миссионерства, ограничивая насильственные обращения. Значительно больший успех проповедей (да’ва) татарских и башкирских мулл в Степи объясняется не только близостью их языка к языку проживавших там тюркоязычных народов, но и тем, что эти народы давно признали себя мусульманами. Одновременно надо отдать должное политике Российской империи – для центральных властей призывы администраций «мусульманских окраин» к ассимиляции чаще всего оставались только риторикой. Но и такая относительно толерантная позиция, стимулировавшая терпимость в повседневной жизни, не разрушала взаимное отчуждение между агентами империи и колониальным населением.

Сборник статей, Мусульмане в новой имперской истории, 2017

Очевидность всегда близка к догматичности, ведь о ней не спорят. Вот почему сегодня критика идеологии прав человека кажется столь же неудобной, святотатственной и скандальной, как некогда сомнения в существовании Бога. Как и всякая религия, дискурс прав человека пытается выдать свои догмы за абсолют, с которыми невозможно спорить, не выставив себя глупцом, бесчестным или злым человеком. Представляя права человека в качестве прав «человеческих» и «всеобщих», их, естественно, ограждают от критики, то есть от права ставить их под вопрос, и в то же время их противников ненароком выталкивают за пределы человеческого рода, поскольку невозможно же выступать против того, кто говорит от лица человечества, и при этом остаться человеком. Наконец, точно так же, как верующие раньше считали своим долгом всеми возможными способами обращать «неверных» и маловерных, сторонники религии прав человека считают, что у них есть мандат на исполнение миссии, требующей насадить принципы этой религии по всему миру. Идеология прав человека, теоретически основывающаяся на принципе терпимости, несет в себе, как выясняется, нетерпимость самого крайнего толка, потенцию абсолютного отвержения. Декларации прав – не столько декларации любви, сколько декларации войны.

Ален де Бенуа, По ту сторону прав человека. В защиту свобод, 2004

Судя по многим сообщениям, основная культура пытается ответить на угрозу этого плюрализма путем релятивизации ценностей. Мол, все в каком-то смысле правы, и главное – терпимость («толерантность»). К чему свелась эта толерантность? К тому, что особенностям меньшинств стали придавать статус прав. Это – совсем другое дело, нежели соглашение. Соглашение видоизменяется по мере изменения жизни, а право, как ценность неотъемлемая, само формирует жизнь.

С. Г. Кара-Мурза, Потерянный разум. Интеллигенция на пепелище России, 2005

Данные стандарты Совета Европы имели своим источником главный универсальный международно-правовой документ по правам человека, в целом, и по свободе совести, в частности, – Всеобщую декларацию прав человека, которая была принята и провозглашена резолюцией Генеральной Ассамблеи ООН 10 декабря 1948 г. В статье 18 Декларации было закреплено, что каждый человек имеет право на свободу мысли, совести и религии; это включает в себя свободу менять свою религию или убеждения и свободу исповедовать свою религию или убеждения как единолично, так и сообща с другими, публичным или частным порядком в учении, богослужении и выполнении религиозных и культовых порядков. Дополнением к этому является статья 19, закрепляющая за каждым право искать, получать и распространять любую информацию любыми средствами независимо от государственных границ. Это относится, в том числе к религиозной или атеистической информации. Отчасти религиозным вопросам посвящена и статья 26 Декларации, посвященная праву на образование. В частности в ней говорится, что «образование должно содействовать взаимопониманию, терпимости и дружбе между всеми народами, расовыми и религиозными группами и должно содействовать деятельности ООН по поддержанию мира. Родители имеют право приоритета при выборе вида образования для своих малолетних детей». Здесь также необходимо отметить статью 29 Декларации, которая говорит о том, что ограничения при реализации любого права, закрепленного в Декларации, могут быть только, если это предусмотрено законом, и если они направлены для обеспечения должного признания и уважения прав и свобод других.

Сборник статей, Проблемы европейской интеграции: правовой и культурологический аспекты. Сборник научных статей, 2007

Представления о демократии как арифметическом большинстве, которому должно подчиняться меньшинство, сугубо количественные, поверхностные. Суть демократии не в этом, а в том, чтобы общими усилиями находить наилучший способ решения проблемы. Поскольку такой способ может предложить и меньшинство (даже один человек), то задача состоит в непротиворечивом интегрировании меньшинства в «совместность». В подлинном, содержательном, смысле слова общественное мнение – полный набор возможных альтернатив, кем бы они не выдвигались, и выбор тех из них, против которых никто не выступает. Это важно: не тех, которые поддерживает большинство, а тех, против которых не возражают. Такое понимание общественного мнения позволяет обществу постепенно преодолевать идейные противоречия в массовом сознании, обретая стабильность, взаимопонимание и терпимость. Общее, по словам известного советского философа Э. В. Ильенкова, это «закономерная связь двух (или более) особенных индивидов, которая превращает их в моменты одного и того же конкретного, реального, а отнюдь не только номинального единства»[36]. Следовательно, общее – не сумма, а закон или принцип связи единиц и частей в составе целого. Этот вывод особенно нагляден применительно к общественному мнению. По любому вопросу есть множество мнений, и после голосования люди живут со своими разными мнениями – не только в стране, но и в коллективах, семьях. Если решение принято правильно, то мнение со временем переходит в знание. Разные мнения, сосуществуя, взаимодействуя и обогащаясь, постепенно переходят в новое состояние, новое общественное мнение. Это и есть органический способ связи единиц в целом. Стремление же создать «единое» (100 %-ное) мнение ведет к его фальсификации, поскольку те, кто имеет иное мнение, перестают его высказывать.

С. А. Шавель, Общественная миссия социологии, 2010

Уже многие века лучшие умы человечества озабочены проблемой устранения насилия из политической и общественной жизни. Впервые идеи ненасилия зародились в глубокой древности в недрах религиозной мысли в буддизме, индуизме, конфуцианстве, иудаизме, христианстве и некоторых других религиях. В дохристианских культах ненасилие понималось преимущественно как безропотное подчинение божественной, природной и общественной необходимости, в том числе власти, терпимость ко всему живому, непричинение вреда окружающему миру, стремление к добру, ориентация человека на религиозно-нравственные ценности. В некоторых религиях, например буддизме и иудаизме, законность самой власти рассматривалась в зависимости от ее соответствия нравственным законам.

В. П. Пугачёв, Политология, 2010

Использование биологического стандарта приводит к появлению двух отклонений, которые в теологии получают название «скотство». Это, как отмечалось, сексуальное общение между видами, принадлежащими к разным классам (т. е. собственно скотоложство), и употребление «неестественных техник и инструментов» (т. е. скотство в значении зверства). И, как отмечает Ален де Либера, «первое нарушает порядок природы, второе извращает его».[258] Это – одно из положений учения Фомы Аквинского, Оно не столько представляет исторический интерес, сколько имеет непреходящее значение для научных представлений сегодня. Учение томизма составляет ядро христианского миропонимания и основано на представлениях Аристотеля, у которого был заимствован биологический стандарт, на оппозиции культуры и натуры (биологической природы). Главным в этой антиномии выступало не сексуальное поведение (philia – любовь, в смысле стремления плоти, в противоположность eros – любви чувственной), а пищевое (фаги – от греч. phagos – пожирающий),[259] исходя из которого античный мир различал культурные, цивилизованные народы и варваров, имеющих биологическую природу в зависимости от употребления сырой или жареной/вареной пищи. В христианской теологической концепции, разделившей онтологию на духовное и природное, в качестве осевого, главного идеала духовной чистоты, благости стало выступать сексуальное поведение. Соответственно терпимость античного мира к любым формам сексуального поведения проявлялась в непринятии разнообразия фагий, в первую очередь это относилось к каннибализму (антропофагия) и к потреблению сырого мяса вообще. В теологии смещение грехов на сексуальность привело к понятию извращений сексуального поведения, для обозначения которых вначале использовался термин «перверсия» (извращение), который в последующем заменен понятием «парафилия».

Н. А. Исаев, Сексуальные преступления как объект криминологии, 2007

Положительная программа серьезных консерваторов – приоритет национальных интересов, государство, вера, семья, нравственность, порядок, социальная ответственность индивида, терпимость, духовность, служение (служба); в области культуры – традиционность и мораль; в области экономики – дисциплина и прозрачность (публичность) административных решений. Здесь консерватизму приходится бороться с мифом, что регулирующие механизмы государства сковывают частную инициативу. На деле инициативу сковывает «либеральное» (в российском варианте) государство с его вседозволенностью и коммерциализацией санкций. Консервативное же государство сковывало бы не частную инициативу предпринимателей, а администраторов в проявлении их «частной» инициативы, которая является сегодня причиной коррупции и социальной неправды. Укрепление государственности не означает усиления автономности и самодостаточности чиновника, но ровно наоборот – его ответственности и зависимости от тех, кто стоит выше, и от того, что происходит внизу. Укрепление государственности означает укрепление политической воли, а не выпуск новой серии негласных индульгенций на экономические злоупотребления.

В. В. Аверьянов, Стратегия Русской доктрины. Через диктатуру к государству правды, 2014

При этом римская государственность демонстрировала большую терпимость к другим религиям на территории империи, но при наличии ряда условий. Представители других религий не должны были отрицать римских богов; сами эти религии должны быть достаточно древними, иметь связь с определенным народом, иметь чтимые храмы и святилища. При соблюдении этих условий другие религии получали статус разрешенных (religio Иска), свободу отправления культа, сохраняли свои храмы, права и владения среди своих народов. Некоторые же религии получали и свои особые права от императора. Так, иудеи никогда не соглашались открыто воздать честь римским богам, но от них этого почти никогда и не требовали, от Помпея до Антонинов. При этом Иерусалимский Храм, достроенный Иродом, постоянно получал пожертвования от римских императоров, вплоть до начала Иудейской войны. Иудейское единобожие нельзя признать гонимым в Римской империи до этих самых трагических событий.

Дионисий Алферов, Узловые точки русской истории, 2018

Позвольте не цитировать детально этот исторический документ, буквально нашпигованный словами: толерантность, терпимость, многообразие культур, общечеловеческие ценности и пр. Достаточно сказать, что все аспекты, о которых упоминалось в первой главе, были затронуты сполна. С лихвой! Через край!! Давайте лучше посмотрим, к чему в итоге привело окончательное воцарение толерантности и ее подруг мультикультурности и политкорректности в нашей современной действительности. И рассмотрим все уже обсуждавшиеся аспекты подробно – по отдельности.

Максим Разумков, Закат Гейропы и России, 2014

При этом Локк находится в определенном согласии с философскими воззрениями кембриджского платонизма, отмеченными в Главе I. Он полагает, что свет разума открывает существование Бога, приводит разумные доводы против необузданного господства государства, ратует за социальную и политическую терпимость к инакомыслию и приводит аргументы в пользу разумности христианской веры. Он даже тепло отзывается о наставлениях Вичкота[273].

Чарльз Талиаферро, Доказательство и вера. Философия и религия с XVII века до наших дней, 2005

Либеральная модель общественного устройства предстает в истории достаточно четко. Основными идеологическими параметрами классического либерализма принято считать следующие: в экономике – это сторонник промышленного капитализма и экономической свободы, невмешательства государства в рыночные отношения и организацию хозяйства; в социальных отношениях – выразитель интересов среднего класса (буржуазии); в политике – парламентарной демократии, кабинетской системы и свободы политических партий, а также всестороннего развития права, в культурной жизни – свободы мысли и слова; в религии – антиклерикализма и в то же время терпимости к инакомыслию, в нравственности – торжества утилитарных принципов и индивидуализма; в национальном вопросе – национализма (в смысле приоритетов национальной государственности). Однако наиболее типична для данного общественно-политического течения – борьба за демократию и право, создание соответствующих инструментов их претворения в жизнь. Важнейшим достижением либерализма явилось новое гражданское и политическое мышление, основу которого составило представление о правах человека как естественных, гарантия соблюдения которых состоит в демократической организации политической системы – конституционализме, свободе совести, индивидуализме. Данный взгляд на либерализм как продукт социального развития нового времени получил признание у представителей неолиберализма, для которых, однако, свойственно более четкое подразделение двух основных типов либерального движения – классического, являющегося предшественником современной западной демократии, и производного от него либерализма, подвергшегося ревизии с позиций рационализма и представляющего собой предшественника современного социализма. Экономические и политические принципы либерализма проявились в его образовательной стратегии, направленной на утверждение радикальной независимости мысли, духовной автономности индивида от церкви, общественных структур или государства. Либерализм выступает одновременно как антифеодальное и антисоциалистическое течение, поскольку отстаивает свободу личности и собственности (64).

А. Н. Медушевский, Социология права, -1

Надо знать, что термин «толерантность» появился для обозначения «терпимости» организма по причине ослабления иммунологического ответа на патогенное воздействие. Говоря обобщенно и упрощенно, речь идет о неспособности организма сопротивляться заразе. Самым толерантным является организм, умирающий от рака. Обратим внимание и на духовно-нравственное прочтение проблемы. Аналогии с толерантностью западного общества очевидны. Оно не может в своем сегодняшнем состоянии противостоять многоаспектной коррозии. Толерантность – это отсутствие удерживающего фактора против распространения деструктивных идей, культов. Социально-психологическая установка на толерантность противоположна совести, призванной указывать, что есть добро и правда, а что – зло и ложь. Полезно также вспомнить, что еще апостол Павел учил не толерантности, а, напротив, нетерпимости к греху: «Не обманывайтесь: ни блудники, ни идолослужители, ни прелюбодеи, ни малакии, ни мужеложники, ни воры, ни лихоимцы, ни пьяницы, ни злоречивые, ни хищники – Царства Божия не наследуют» (1 Кор. 6: 9–10) (Владислав Цыпин, протоиерей, 2016).

А. А. Гостев, Глобальная психоманипуляция. Психологические и духовно-нравственные аспекты, 2017

Охранительная правовая мысль до сих пор сохраняет свою актуальность постольку, в общественном сознании русского общества живучими остаются традиционные ценности и идеалы – святость семейного быта, патриархальность, авторитет государства, вера в нравственную правду, национальная терпимость, вплоть до самоуничижения, православные доминанты, приоритет неформальных социальных регуляторов и т. п. В силу чего в исследовании и предлагается универсальная периодизация истории отечественной охранительной правовой доктрины, охватывающая всю историю российского государства и права.

А. А. Васильев, Охранительная концепция права в России, 2013

Равенство. Либерализм исходит из идеи изначального равенства людей, т. е. убеждения, что люди рождаются не только свободными, но и равными. Принцип равенства людей сыграл огромную роль в разработке идей, идеалов и норм современной демократии. Речь идет о равенстве всех граждан перед лицом закона, об обладании каждым человеком основными политическими правами и свободами (право гражданства, голоса, свободно передвигаться, свободы слова, собраний, создания ассоциаций и партий), а также о принципах терпимости к инакомыслию и защиты прав меньшинства. Речь идет далее об идеях разделения властей, свободных выборов основных институтов власти, создания системы «сдержек и противовесов» в отношениях между ними. Наконец, речь идет об идеале правового государства, органы которого обладали бы – в рамках законов, принимаемых демократическим путем, – всей полнотой предоставляемой им полномочий и одновременно находились бы под действенным контролем народа, общественности.

В. А. Мельник, Основы идеологии белорусского государства, 2013

Верность служения, умение безусловного подчинения вовсе не тождественны покорности раба. Понимание свободы в концепции Ильина находит свой отклик у современных российских философов. Так, Л.А.Коган пишет: «Подлинная свобода вообще немыслима без добровольно устанавливаемой внутренней меры, самодисциплины, самоконтроля, совестного суда. Формы морального самоограничения свободы – это совесть, долг, ответственность, взаимопонимание, терпимость, великодушие»[46].

Игорь Зернов, Иван Ильин. Монархия и будущее России, -1

В пределах публичной сферы уравновешивается социальная активность индивидов, формируется отношение «я и другой», оформляется солидарное «мы», обусловленное однотипными интересами. Этот процесс упорядочения общественных отношений снимает обострение противоречий в системе «я и другой», блокирует механизм перманентной «войны всех против всех». Место нетерпимости и ненависти занимают терпение и терпимость. Общество реализует принцип толерантности. Диалектика единичного и общего, частного и публичного обеспечивает единство эгоизма и альтруизма человека, его целостность.

Коллектив авторов, Гражданское общество. Истоки и современность, 2006

Эксплицитно Кузанец решает проблему гармонизации межрелигиозных отношений. Имплицитно речь у него идет о гармонизации христианского универсума. Трактат, не берусь судить – осознанно или неосознанно – получился о том, как мир в христианском Mipe должен привести к терпимости и всеобщему согласию. Можно предположить, что этот мирный и гармоничный христианский универсум и должен стать той самой «парадок-тринальной системой», гарантирующей мир и согласие в вере.

А. В. Журавский, Очерки христиано-мусульманских отношений. Хрестоматия для теологического, религиоведческого и других гуманитарных направлений и специальностей высших учебных заведений, 2015

По-видимому, противодействие мусульман России (да и СНГ в целом), государственных структур ваххабизму не закончилось. В нем все более активное участие принимают исламские религиозные авторитеты РФ, новых независимых государств Центральной Азии, разъясняющие и мусульманам, и немусульманам, что субъективные интерпретации ислама, даваемые салафитами (ваххабитами), далеки от ислама как религии мира, милосердия и терпимости.

А. А. Игнатенко, Ислам и политика: Сборник статей, 2004

С психологической точки зрения, можно констатировать, что идет устойчивое формирование людей с пониженным уровнем терпимости к насилию, смерти – ко злу. Это проявляется в понижении порога чувствительности к порочному поведению. Если согласно учению апостола Павла, человек есть тело, душа и дух, то порочное поведение – это, прежде всего, поведение, направленное на удовлетворение телесных потребностей. Чем больше интерес к телесному, тем дальше уход от духовного.

П. Н. Устин, Добро и зло в этической психологии личности, 2008

Бентам выступал за введение всеобщего, равного, тайного и ежегодного голосования для выборов в парламент, равные избирательные округа, религиозную терпимость и свободу религии. Однако он полагал необходимым исключение из числа избирателей взрослых мужчин, не умеющих читать и писать, не платящих определенную сумму налогов в течение определенного времени в данной местности. Вместе с тем он был сторонником предоставления избирательных прав женщинам.

Л. А. Нудненко, Конституционные права и свободы личности в России, 2009

В своем реальном осуществлении альтруизм неотделим от стремления человека осуществлять во взаимодействии с другими людьми принцип добра как высшей ценности, побуждающей личность в отношение к другим индивидам и их сообществам делать для них все положительное, хорошее, полезное, проявлять к ним доброту, терпимость, справедливость, а в некоторых случаях и сострадание. Причем – и это очень важно – делание добра осуществляется бескорыстно, без каких-либо расчетов на вознаграждение, как практическая реализация альтруистических побуждений.

Е. М. Бабосов, Человекомерность социальных систем, 2015

Достаточно вспомнить, как много в нашем языке слов, обозначающих все разнообразие добродетелей, составляющих основу свободного общества и наших обязательств друг перед другом. Добросердечность, честность, долг, самопожертвование, честь, служение, самодисциплина, терпимость, уважение, справедливость, самосовершенствование, доверие, гражданственность, решимость, смелость, принципиальность, усердие, патриотизм, забота о других, бережливость и почтение – вот лишь некоторые из них. Однако многие из этих слов сегодня редко употребляются в разговорной речи. Для современного человека они обладают разве что обаянием старины, а то и вовсе кажутся полным анахронизмом.

Дэвид Грин, Возвращение в гражданское общество. Социальное обеспечение без участия государства, 1993

Журналистка ратует за воинственное изничтожение «Другого». Она категорична в своих суждениях: диалог с мусульманами немыслим, проявлять по отношению к ним терпимость – губительно, «тот, кто думает обратное, – дурак» [10].

Мехди Санаи, Мусульманское право и политика. История и современность, 2016