Фундаментализм

Фундаментали́зм (от лат. Fundamentum — «основание») — собирательное наименование крайне консервативных религиозных, философских, моральных и социальных течений. Фундаментализм часто является политической реакцией на протекающие в современном обществе процессы глобализации и секуляризации.

Термин изначально применялся в отношении ряда протестантских деноминаций США, использующих буквальное прочтение религиозных христианских текстов (главным образом Библии) и полностью отвергающих любые рациональные и аллегорические толкования. В дальнейшем это обозначение распространилось на любые религиозные течения такого рода и некоторые внерелигиозные концепции. Но обычно под этим словом подразумевается именно религиозный фундаментализм.

В качестве одной из основных своих задач религиозный фундаментализм рассматривает возвращение религиозным структурам господствующих позиций в обществе. Основными его идеологическими положениями являются необходимость строгого следования предписаниям, установленным в религиозных священных текстах, недопустимость критики, либо либерального толкования указанных текстов.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

Рекомендации и рецепты, предлагаемые Западом другим странам мира, часто вызывают в них негативную реакцию. Так, и в Латинской Америке, и в Азии, и в Африке подобные рекомендации сопровождались усилением левых движений, национальным и религиозным радикализмом. Экономический фундаментализм в качестве ответной реакции порождает фундаментализм и в других областях общественной жизни, в том числе фундаментализм исламский. Предметом критики знатоков ислама в первую очередь становится радикальный материализм, который с их точки зрения является восхвалением идола под названием «капитал» и способствует распространению нравственной разнузданности и сатанинского антикультурья. За последние годы убежденность в этом многих мусульман выросла многократно, не в последнюю очередь из-за оскорбительных нападок на ислам в западных изданиях и фильмах. И теперь неолиберализм характеризуется в таких кругах как продолжение атеистического материализма.

Мехди Санаи, Взаимоотношения Ирана и Центральной Азии. Тенденции и перспективы, 2017

Религиозный фундаментализм (преимущественно православный и исламский) в России после 1991 года несколько окреп, однако, по существу, он остается по историческим меркам чрезвычайно слабым. Очень важно отметить, что фундаментализм представляет собой существенную черту этих религиозных традиций (неслучайно, в своих словарных значениях понятия «православие» и «фундаментализм» почти совпадают). Его место и роль в политической жизни России очень малы (пока он не представлен напрямую ни в парламенте, ни в исполнительной власти), тогда как авторитет традиционных религиозных институтов в обществе непропорционально высок, что признают даже атеистические и антифундаменталистские аналитики.

Виталий Аверьянов, Стратегия Русской доктрины. Через диктатуру к государству правды, 2014

В то время как в Европе революции следовали за довольно жестоким и продолжительным конфликтом между религиозной и светской властью, в мусульманских обществах этот конфликт не имел места. Светская власть в этих обществах столетиями поддерживалась, по крайней мере в теории, властью священных законов. В отличие от европейских революций, которые имели интеллигентский характер (всегда новая доктрина революции и стратегия использования масс для захвата власти), исламские революции делаются религиозными теоретиками и фанатиками. Это возможно в исламском обществе, благодаря специальным отношениям, которые традиция обеспечивает между лидером и массами (апокалиптичность исламского универсализма). Вот почему, в отличие от развития революций в Европе, революция в исламе не дает императива секуляризации человеческой истории. Установление исламского царства справедливости и власти есть уже политическая ценность, коренящаяся в вере адептов. Подобно католицизму и кальвинизму в европейской истории, исламский фундаментализм способствует возвращению мусульманского общества в рамки коллективистской религиозной традиции, делая это во имя очищения духовной жизни общества (188).

Андрей Медушевский, Социология права

В наши дни, когда активизация радикальных сил, отождествляемых с исламским фундаментализмом, ратующим за возрождение средневекового правопорядка, вышла на передний план, создается впечатление, что миру ислама чужды идеи новаторства. М. Санаи, напротив, обращает внимание читателя на невидимую внешнему наблюдателю сторону. «Мусульманское политическое мышление современного периода, – пишет он, – можно охарактеризовать как стремление мусульман к новаторству или к реформаторству». Автор имеет в виду тех, кто продолжает реформаторскую линию, начатую мыслителями и идеологами прошлого века, которых занимали проблемы, связанные с тяжелым положением мусульманских стран; поиск путей приобщения исламского общества к новым прогрессивным достижениям цивилизации и одновременно стремление к сохранению исламскими странами своих религиозных ценностей.

Мехди Санаи, Мусульманское право и политика. История и современность, 2016

Но стремление вернуться к чистому исламу Мухаммада (С) и учредить на этой основе правление – слишком общий и широкий признак, объединяющий порой антагонистически настроенные движения. Ибо представители разных направлений отнюдь не одинаково трактуют вопрос о том, что представляет собой этот «изначальный чистый ислам Мухаммада», и апеллируют далеко не к одному и тому же фундаменту. В итоге столь размытый термин, как «фундаментализм», в сегодняшних реалиях объединяет таких сторонников исламского правления и возврата к чистому исламу, как «Братья-мусульмане», движение «Талибан», приверженцы идей имама Хомейни и вилайат ал-факих в Иране и адепты различных салафитских группировок. А ведь сегодня между ними уже фактически идет полномасштабная внутримусульманская гражданская война, если принять во внимание ожесточенные сражения между шиитским ополчением в Ираке и боевиками «Исламского государства», а также бои между салафитской группировкой «Джабхат ан-Нусра» и бойцами ливанского движения «Хезболлах» в Сирии. А ведь и с той, и с другой стороны оружие в руках держат «фундаменталисты», «сторонники исламского правления» и «построения исламского государства на основе законов Шари'ата». Но насколько отличается интерпретация этих законов, настолько потрясающе разнится и практика этих сил и движений!

Карл В. Эрнст, Следуя за Мухаммадом. Переосмысливая ислам в современном мире, 2010

В средствах массовой информации нередко исламский фундаментализм полностью отождествляется с экстремизмом. Между тем он имеет, по крайней мере два крыла: умеренное и радикальное. Сторонники радикального крыла мусульманского фундаментализма выражают готовность действовать и действуют, опираясь на силу, считая насилие чуть ли не единственным средством осуществления планов строительства «чистого исламского общества», в котором должны реализоваться принципы социальной справедливости. Они полагают, что власти большинства мусульманских стран не выполняют предначертаний Всевышнего, чем и объясняются все беды исламского мира. Выход из сложившейся ситуации видится им в незамедлительном насаждении исламской системы правления. Сторонники этого течения обуреваемы страстью любыми способами «помочь» мусульманам немусульманских стран также встать на исламский путь развития, что угрожает стабильности многих государств. Умеренное крыло мусульманского фундаментализма выступает за мирные, политические способы деятельности и прежде всего пропаганду, исламское просвещение, сотрудничество с правящими кругами мусульманских стран, способствуя тому, чтобы они постепенно стали на путь исламизации различных сторон общественной жизни. Насилие как средство внедрения исламского образа жизни и шариатских норм отвергается его сторонниками.

А. А. Нуруллаев, Религия и политика, 2006

Близкой точки зрения придерживается и Г.И. Мирский, который в нескольких своих публикациях достаточно скептически оценивает готовность исламской цивилизации гармонично включиться в процессы глобализации. В целом он верно отмечает разнообразие ислама, потенциальную возможность различных вариантов толкования его постулатов. Но, по существу, выделяет лишь исламский фундаментализм как реально существующую реакцию на неспособность режимов решить проблемы мусульманских стран и покончить с вестернизацией. Нынешнее состояние мусульманского мира перед лицом глобализации автор описывает лишь сквозь призму подъема исламского экстремизма, который он вслед за западными исследователями называет исламизмом и фундаментализмом (хотя и призывает не путать последний с политическим радикализмом). Никаких других реакций ислама на глобализацию не отмечается. Поэтому его ремарка относительно возможности разного понимания исламских догм остается простой гипотезой. Более того, ученый, по сути, не видит никаких перспектив поступательной духовной эволюции современного ислама, которая позволила бы мусульманскому миру все же включиться в процессы глобализации в роли не изгоя, а полноценного участника. Иные, кроме радикальных, течения современной исламской мысли остаются за пределами его внимания. Симптоматично, что Г.И. Мирский приходит к выводу (правда, никак не аргументируемому) о невозможности опровергнуть призывы экстремистов догматически обоснованным исламским инструментарием[9].

Л. Р. Сюкияйнен, Глобализация и мусульманский мир: оценка современной исламской правовой мысли, 2012

В настоящее время популярен термин «исламский фундаментализм» и близкий к нему концепт «исламский радикализм» – идеология, следуя которой мусульманам необходимо жить в соответствии с самыми ортодоксальными требованиями Корана и по законам Шариата (http://ru.wikipedia.org). Одним из современных определений исламского радикализма и экстремизма является дефиниция, предложенная И.П. Добаевым (Добаев, 2003). «исламский радикализм – это идеологическая доктрина и основанная на ней политическая практика, которые характеризуются нормативно-ценностным за креплением идеологического, политико-мировоззренческого и даже вооруженного противостояния мира "истинного ислама" по отношению к миру "неверных" вовне и миру "неистинной веры" внутри ислама и требуют абсолютного контроля и мобилизации (служения идее) своих сторонников» (с. 13). Радикальное исламское движение, выступая частью более широкой тенденции политизации ислама и реисламизации мусульманских обществ, является реальным и существенным фактором современной политической жизни. Наибольшую опасность представляет его экстремистское крыло, деятельность которого стала одним из ключевых факторов, дестабилизирующих международную обстановку. «Исламский» экстремизм обладает мощным потенциалом, нацеленным на экспансию наиболее реакционных положений своих идеологических доктрин и эскалацию политической практики насилия. «Идеологической базой и одновременно политической практикой радикального исламского движения, осуществляемого в самых разнообразных формах, "основным поставщиком и главным распространителем терроризма является радикальный ислам" (другие названия – исламский радикализм, или исламизм)» (с. 4).

В. А. Соснин, Современный терроризм. Социально-психологический анализ, 2008

Если ислам – религия, то исламизм – политическая программа, революционная по целям, утопическая по духу и радикальная во всех смыслах этого слова. Как любое другое движение, направленное на возрождение, исламизм стремится продвинуться вперед, делая шаг назад – в данном случае руководствуясь примером раннего ислама, что в понимании «Талибана» означает запрет на образование и работу для женщин. Хотя исламисты в своих взглядах обычно ссылаются на Коран и истоки ислама, исламизм, подобно другим формам фундаментализма, в действительности представляет собой современное изобретение, возникшее под явным влиянием западной идеологии, которой оно стремится противостоять. Наибольшее интеллектуальное влияние на «Аль-Каиду» скорее всего оказал египетский теолог Саид (Сайид) Кутб (1906–1966), призывавший своих последователей вести священную войну против секуляризма, демократии и Запада. Герои исламизма – так называемые мученики, которые в нарушение четких коранических запретов на суицид взрывают себя, в том числе и ради мгновенного переселения в рай. Злодеи и враги – Израиль и «большой сатана», то есть США, но исламисты также осуждают как нечестивцев и вероотступников братьев по вере, мусульман, которые толкуют ислам не столь радикальным образом.

Стивен Протеро, Восемь религий, которые правят миром. Все об их соперничестве, сходстве и различиях, 2010

Таким образом, утверждения о конце идеологии и конце истории оказалось не чем иным, как иллюзией. Мир действительно стал другим по сравнению с началом 1990-х гг., но это отнюдь не означало, что ушли в небытие интересы и противоречивые устремления различных групп и общностей как внутри отдельных стран, так и в рамках мирового сообщества. После окончания холодной войны мир столкнулся с многочисленными этническими конфликтами, новыми противостояниями между государствами и группами государств, интенсификацией религиозного фундаментализма, возрождением неофашистских движений. Главной же особенностью картины мира в начале XXI в., как считает видный американский политолог Самюэль Хантингтон (род. 1927), является его деление на две неравные части с несовпадающими интересами – Запад и все остальные (не-Запад), – между которыми нарастает состояние конфронтации [31].

В. А. Мельник, Основы идеологии белорусского государства, 2013

В аналитических подходах к переоценке ценностей демократии отмечаются растущий критицизм в адрес демократии западного (европейского, американского) образца и усиливающееся недоверие населения разных стран мира (включая страны Европы) к либеральным ценностям и моделям демократического развития. Тенденции сужения базы демократии, ее «удушения» (Б. Барбер) проявляют себя в таких процессах, как недовольство широких слоев населения «опустошением» демократии, ее ритуализацией, отсутствием контроля за социальными процессами (в том числе за глобализацией) со стороны демократической общественности, слабостью демократии перед лицом все более популярного (в том числе и в Европе) фундаментализма разного толка, тем более терроризма. Дается достаточно резкая оценка ошибок экономического и иного либерализма, которые широко используются для критики либеральной демократии как таковой. Там, где побеждает ортодоксия свободного рынка, умирает демократия, считает Н. Бирнбаум. Аналитики приходят к выводу, что страны, объявляющие себя или объявленные другими «эталонно-демократическими», отличаются многими плохо совместимыми с демократией и даже антидемократическими пороками управления политической жизнью народа. Наблюдающиеся же в XXI в. явления насильственной, «учреждаемой» через военное вмешательство демократии противоречат самой ее сути, что свидетельствует о «дефиците демократии», «отсутствии демократической субстанции» (Ю. Хабермас), выхолащивании демократических форм.

Я. С. Яскевич, Переговорный процесс в социально-экономической деятельности, 2014

В намерения правителей-католиков Фердинанда и Изабеллы определенно не входило превращать евреев в неверующих скептиков. Однако, как нам предстоит убедиться не единожды, насильственные действия чреваты обратным результатом. Попытка заставить людей принять господствующую идеологию против воли или когда они не готовы к этому очень часто приводит к последствиям крайне нежелательным для насаждающих эту идеологию. Фердинанд и Изабелла были агрессивными модернизаторами, подавляющими любое инакомыслие, однако их инквизиторские методы привели к образованию тайного еврейского подполья и появлению в Европе секуляристских и атеистических настроений. Впоследствии некоторые христиане, проникнувшись отвращением к подобной религиозной тирании, также утратят доверие к официальной религии. Однако секуляризм демонстрировал иногда не меньшую жестокость, и в XX в. насаждение секуляристской этики во имя прогресса сыграло немаловажную роль в развитии воинствующего фундаментализма, нередко оборачиваясь против самого правительства.

Карен Армстронг, Битва за Бога: История фундаментализма, 2000

Чего, например, стоит одна фраза из этой книжки: «Изначально ислам, распространившийся на Северном Кавказе, носил классический характер, но этническая среда и замкнутость пространства придали ему своеобразие»[24]. Читатель тщетно будет доискиваться значения этой фразы. Его в ней нет! Чуть далее следует еще более абсурдное утверждение о том, что умерший в 1166 г. Абд ал-Кадир ал-Гилани создал в XIII веке (?!) братство кадирийа[25]. Все это результат бессмысленного переписывания. Жаль, что такое нечленораздельное «исследование» появилось среди выдержанных в академическом стиле работ серии аналитических записок «Исследования по прикладной и неотложной этнологии». Оно явно придает ей какой-то клинический оттенок. Следует также обратить внимание на используемое Димаевой понятие «классический ислам», от которого уже давно отказались сами исламоведы. Вместе с терминами «фундаментализм» и «исламский экстремизм» это разновидность слов-паразитов, которыми политологи привыкли замазывать, не понимая их, любые сложные явления в жизни современного мусульманского общества.

Сборник статей, Мусульмане в новой имперской истории, 2017

Фундаментализм в общем виде является чисто религиозным понятием, не зависящим от религиозной принадлежности. Он означает незыблемость веры, строгое и неукоснительное соблюдение этических и правовых религиозных норм, исполнение предписаний, вытекающих из фундаментальных (базовых) источников веры. Исламский фундаментализм – это термин, говорящий лишь о том, к какой именно религии относятся эти воззрения. Сам по себе исламский фундаментализм не может являться движущей силой террора, это лишь определённый набор взглядов. Его можно использовать и для созидания, и для разрушения, и для консервации существующего положения.

Эль Мюрид, ИГИЛ. «Исламское государство» и Россия. Столкновение неизбежно?, 2016

В современном мире – и в частности, в России – понятие «ваххабизм» стало своего рода жупелом, используемым в политическом дискурсе и в СМИ для обозначения едва ли не всего комплекса религиозного экстремизма на территории РФ. Более того, фактически проводится знак равенства между ваххабизмом и крайними формами исламизма. Здесь заслуживает внимания точка зрения исследователя А. Малашенко, утверждающего, что «не с ваххабизма началось формирование исламского радикализма. Мухаммад ибн Абд аль-Ваххаб был одним из звеньев в долгой цепи проповедников «чистого ислама». Абсолютизировать сам этот термин, применяя его ко всем сторонникам исламского возрождения, поборникам политической ангажированности ислама все-таки некорректно, хотя бы по той причине, что далеко не все они отождествляют себя именно с ваххабизмом. Так, к ваххабитам не относят себя ни «Братья-мусульмане», ни иранские радикалы, с ваххабизмом не идентифицирует себя и бо́льшая часть известных идеологов фундаментализма»[89].

Рахамим Эмануилов, Террор во имя веры: религия и политическое насилие, 2011

Еще одна форма исламофобии – это смешение национальности (например, арабы), религии (ислам) и политики (терроризм, фундаментализм и т. п.). Браун и Майлз считают, что многие стереотипы, которые причастны к возникновению исламофобии, берут начало в специфическом представлении об исламе. Например, представление о том, что ислам поощряет терроризм. Оно стало преобладающим после событий 11 сентября 2001 г.[79]

Коллектив авторов, Исламофобия, 2016

Согласно идеологической доктрине исламского фундаментализма, проживание мусульманских народов в составе немусульманских государств (а в состав РФ входят семь «мусульманских» республик – Башкортостан, Татарстан, Ингушетия, Дагестан, Кабардино-Балкария, Карачаево-Черкесия, Чечня) рассматривается как «результат оккупации», поэтому задача мусульман – борьба за независимость с целью последующего вхождения в состав «исламского единства – Халифата»[8].

Р. В. Енгибарян, XXI век: исламский вызов. XXI Century: Islamic Challenge, 2016