Прецедент

Прецеде́нт (от лат. praecedens «предшествующий») — случай или событие, имевшее место в прошлом и служащее примером или основанием для последующих действий в настоящем.

• Судебный прецедент — решение суда по конкретному делу, имеющее силу источника права.
• Прецедент (UML) — спецификация последовательности действий при проектировании программных систем.

Обучение по прецедентам — автоматическое построение алгоритмов принятия решений, классификации или прогнозирования на основе эмпирических данных, см. также машинное обучение и интеллектуальный анализ данных.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

Иными словами, наличие нового факта D может привести к установлению отличия будущего дела от прецедента либо, наоборот, действие прецедента может быть распространено на это будущее дело[58].

А. Б. Золотарёва, Роль прецедента в налоговом праве, 2014

Аналогичного мнения придерживался и Е. Н. Трубецкой, который отмечал, что прецедент является древнейшей формой права, и обычное право представляет собой не что иное, как «множественный прецедент». «В самом деле, ясно, что все юридические нормы, относимые к обычаю, первоначально сложились не путем обычая, а путем прецедента: так называемые юридические обычаи возникали по поводу единичных случаев; возникшее таким образом правило, затем применялось к ряду однородных случаев и становилось обычаем» – писал он в своей работе по энциклопедии права[111]. С исторической точки зрения множество важнейших норм права создавалось именно таким путем, к примеру, римское jus gentium (право народов), сформировавшееся в практике преторов и пришедшее на смену древнейшему jus civile. Вообще, некоторые специалисты в области теории права полагают, что весь процесс правообразования условно может быть сведен к трем основным стадиям. «Сначала выделяются отдельные случаи, способы решения, одним словом – казусы, уже ставшие или только становящиеся типичными. Обобщение типичного, превращение его в традицию, передаваемую от поколения к поколению, закрепляется в обычае. Завершает процесс закон – результат нормотворческой (санкционирующей) деятельности государства»[112].

А. И. Поротиков, Обычай в праве (сборник), 2004

Посткоммунистическая Россия оказалась в границах, не имеющих исторического прецедента. Как и Европа, она вынуждена будет посвятить значительную часть своей энергии переосмыслению собственной сущности. Будет ли она стремиться к восстановлению своего исторического ритма и к воссозданию утраченной империи? Переместит ли она центр тяжести на восток и станет принимать более активное участие в азиатской дипломатии? Исходя из каких принципов и какими методами будет она реагировать на смуты у своих границ, особенно на переменчиво-неспокойном Среднем Востоке? Россия всегда будет неотъемлемой составной частью мирового порядка и в то же время в связи с неизбежными потрясениями, являющимися следствием ответов на поставленные вопросы, потенциально таит для него угрозу.

Генри Киссинджер, Понять Путина. Политика здравого смысла, 2014

Теперь обратимся к мнению тех, которые считают, что билики содержали нормы процессуального права. Это мнение, впервые высказанное П. М. Мелиоранским, основано на анализе документов, включённых в «Дастур ал-катиб» Мухаммада Нахчивани: в ярлыке, где судья-дзаргучи назначался на должность, ему предписывалось действовать, как это сказано в биликах Чингис-хана[192]. Однако и в данном случае, полагаем, речь идёт не о конкретных нормах, а именно о базовых принципах, поскольку в качестве источниковой базы судьи должны были использовать ханские указы и прежние судебные прецеденты – начиная с «Синей росписи», в которой, по воле Чингис-хана, должны были фиксироваться решения судей как примеры для последующих решений по аналогичным судебным делам. Кроме того, у судей-дзаргучи имелось достаточно широкое право собственного усмотрения, ограничивавшееся именно их знанием базовых принципов, можно даже сказать, духа «чингизова права», а эти-то принципы и содержались в биликах. Более того, в переводе текста сам же П. М. Мелиоранский «достраивает» его содержание: «эмиры же монгольские не должны возобновлять и заниматься вторичным расследованием дела, которое к нему поступит и будет им (однажды) решено на основании ясы и ясака (и Кудатку Билика?) (курсив наш. – Р. П.) Чингиз-хана»[193].

Роман Почекаев, «Чингизово право». Правовое наследие Монгольской империи в тюрко-татарских ханствах и государствах Центральной Азии (Средние века и Новое время), 2016

Во время подготовки своей докторской диссертации в Кембридже, а затем при проведении последующих изысканий там же я получил волнующую возможность помогать Кристоферу Эндрю в его исследованиях официальной истории МИ-5, не имевших прецедента. Положение помощника дало мне привилегированный доступ к документам МИ-5 до их публикации. И тогда, во время подготовки своей докторской диссертации, и в ходе исследований для написания Кристофером Эндрю санкционированной истории МИ-5, я понял, что в подавляющем большинстве книг о конце Британской империи не раскрыта роль британской разведки. Все документы, которые легли в основу этой книги, в настоящее время рассекречены и доступны для публики в Государственном архиве в Лондоне. Местами есть совпадения между этой книгой и официальной историей МИ-5, написанной Эндрю, но эта книга – более чем история одной разведывательной службы, будь то МИ-5, SIS или GCHQ. Это первая история, основанная на документах, участия всей британской разведки (я имею в виду все три эти службы) в закате Британской империи во время холодной войны.

Колдер Уолтон, Британская разведка во времена холодной войны. Секретные операции МИ-5 и МИ-6, 2013

Посмертное издание последней книги крупного (ныне забытого) антиевгениста. Вторая часть книги целиком посвящена критике фукамизации как «беззастенчиво-вкрадчивого вторжения в естественное состояние человеческого организма». Подчеркивается необратимый характер изменений, вызываемых фукамизацией («…никогда и никому еще не удавалось вновь затормозить расторможенный гипоталамус…»), но главный упор делается на то обстоятельство, что эта типично евгеническая процедура, освященная авторитетом мирового закона, вот уже на протяжении многих лет служит дурным и соблазнительным прецедентом для новых евгенических экспериментов.

Аркадий и Борис Стругацкие, Волны гасят ветер, 1984

Глобализация выражается в числе прочего и в отмеченной Михаилом Виноградовым характеристике: «Общая закономерность в революциях на постсоветском пространстве есть – связана она с психологическим влиянием прецедента создания смены власти в соседних странах» [16]. При этом Россия, в отличие от постсоветских стран, «закрывается» тем, что она прошла период политической смены: «Наша, российская, революция уже произошла, причем для России была достаточно бархатной. Сегодня буря сидит только в головах части «мятежной элиты». Население выступает за компетентное управление, рыночное развитие и социальные программы. В ближайшие 30–40 лет страну ждет поступательное развитие» [17]. На наш взгляд, это ложное представление, поскольку однотипно с постсоветскими странами ожидания населения России не были реализованы.

Г. Г. Почепцов, Революция.com: Основы протестной инженерии, 2005

Затем – во время и после Второй мировой войны – колесо повернулось. По всей Азии и Африке были воссозданы старые суверенные государства и было основано множество новых. Безусловно, массовая деколонизация сопровождалась созданием наиболее широкого и потенциально разрушительного аппарата западной силы, который когда-либо видел мир. Обширная сеть квазипостоянных военных баз за рубежом, созданная Соединенными Штатами во время и после Второй мировой войны, по замечанию Краснера (Krasner 1988: 21), «не имела исторических прецедентов; ни одно государство раньше не размещало свои войска на суверенной территории других государств в таком огромном количестве в течение такого продолжительного периода мирного времени». И все же на полях сражений в Индокитае этот мировой военный аппарат оказался полностью неспособным выполнить задачу подчинения одной из беднейших стран на земле своей воле.

Джованни Арриги, Долгий двадцатый век. Деньги, власть и истоки нашего времени, -1

При планировании законодательного процесса, составлении проектов законов и их прохождении через парламент у акторов означенных процедур доминируют политические и финансовые составляющие, связанные со стремлением конкретной группы лиц, партии, кабинета сохранять свое влияние на политико-правовые и финансово-экономические процессы. Судьи, сталкиваясь с необходимостью принимать сегодняшние решения в рамках предложенных материалами судебного дела обстоятельств, в целях наилучшего обоснования принимаемого вновь решения обратятся к предшествующим, устоявшимся и исполненным решениям своих коллег. Несомненно, являясь людьми прогосударственного мировоззрения, судьи учитывают точку зрения исполнительной власти, но в процессе правоприменения они оперируют скорее понятиями общего права и его принципами, не обращая особого внимания на политические взгляды правительства[196]. Общее право предоставляет судьям полномочия толковать закон, что означает ущемление превосходства парламента. Парламент, с позитивистской точки зрения, «создает» право в первичном смысле – он производит его, прокламирует. Суд же не производит право, а находит право среди законов, прецедентов и обычаев. Таким образом, можно сказать, что компетенция нахождения права принадлежит суду[197].

Е. Н. Тонков, Толкование закона в Англии, 2013

В течение нескольких лет под руководством Гувера была составлена гигантская проиндексированная картотека почти на полмиллиона (450 тысяч) имен людей предположительно левых убеждений. Примерно на 60 000 из них, расцененных Гувером в качестве наиболее опасных, были собраны подробные биографические данные. С юных лет напуганный красной угрозой, Гувер убедил Палмера, что всех подобных людей необходимо хватать и высылать из США. В день второй годовщины русской Октябрьской революции, 7 ноября 1919 года, полиция одновременно арестовала в 23 городах свыше 10 000 человек, подозревавшихся в большевистских, анархистских и прочих леворадикальных взглядах. Аресты сопровождались побоями и чрезвычайно жестоким обращением, войдя в историю как один из наиболее, вероятно, чудовищных прецедентов нарушения гражданских прав в США в XX веке. Подавляющее большинство арестованных были американскими гражданами, выслать их из страны не было никаких оснований, так что в конечном итоге власти были вынуждены их отпустить. Но Эдгар Гувер в результате получил в свое распоряжение имена сотен адвокатов, вызвавшихся представлять интересы арестованных в суде. Всех этих адвокатов, так же как и журналистов, и всех прочих, подавших голос сочувствия в адрес репрессированных, также занесли в постоянно растущую базу данных.

Киви Берд, Гигабайты власти, 2004

Однако, когда мы попытаемся применить эту идеологию к новой династии, захватившей власть силой, складывается иная ситуация. Насколько легко и терпимо жители завоеванных территорий отнеслись к тому, что I династия распространила свое господство за пределы Верхнего Египта и заявила о своем божественном правлении всей страной? Сказали ли они себе: «Это эффективная власть, мы – люди практичные и признаем этих правителей своими божественными царями»? Мы не знаем ответа на этот вопрос. Существовали ли к тому времени прецеденты объединения двух частей Египта в единое государство? Есть точка зрения, согласно которой первые объединение и распад Египта произошли за несколько веков до появления I династии. К сожалению, истинность этого утверждения, то, что легло в его основу – историческое событие или более поздний вымысел, проверить невозможно. Если это было действительно так, то перед нами оказывается прецедент объединения Египта под властью бога на земле, за которым, однако, последовал длительный период разрозненности. Если додинастического объединения не было, то рассказ о таком событии мог появиться при царях первых династий, стремившихся создать основу для своего правления.

Д. А. Уилсон, Культура Древнего Египта. Материальное и духовное наследие народов долины Нила, 1951

Предметом подлинной «борьбы за историю» служат не только интенсивные формы исторического участия (приписываемые так называемым горячим обществам), но и его традиционалистские формы, организованные в рамках канонизации социокультурного наследия и культивации прецедента. Стоит напомнить, что

А. Ю. Ашкеров, Интеллектуалы и модернизация, 2010

Появление сделок на куплю-продажу товаров, которые предусматривали их обязательное страхование продавцом, относится ко второй половине XIX в. Например, в судебных решениях Франции 1860-х гг. уже имелись ссылки на поставки товаров на условиях CIF Ссылки на то же условие в британском прецедентом праве можно обнаружить в конце XVIII в.

О. В. Корниенко, Инкотермс-2000 с комментариями, 2010

Работая над настоящим изданием, автор учел замечания, высказанные в рецензиях и при обсуждении книги практическими работниками, рассмотрел новые подходы доктрины к ряду норм и институтов уголовного права, выявившиеся в дискуссиях при подготовке нового уголовного законодательства РФ, исследовал положения норм нового УК в сопоставлении с законодательством Руси и России, имеющим тысячелетнюю историю, обновил или заново сформулировал выводы и рекомендации по ряду спорных вопросов квалификации преступлений против жизни. Каждая глава о конкретных составах преступлений (ст. 105–110 УК) сопровождается краткими выводами. В работе использованы постановления Пленума Верховного Суда РФ, которые представляют собой своеобразную форму судебного прецедента и являются ориентиром, подлежащим учету судами в целях вынесения законных и обоснованных приговоров, определений и постановлений,[14] в том числе и по делам о преступлениях против жизни.[15] Автор ссылается также на постановления Пленума и определения Верховного Суда СССР, которые хотя и утратили силу, но не потеряли консультативного значения как выражение определенной позиции судебной практики прошлых лет.[16]

С. В. Бородин, Преступления против жизни, 2003

Скорее всего, Медведев должен закрепить эту важную тенденцию президентского ухода и создать прецедент плановой ротации президентской власти. Принцип перехода при комплектации элит от землячеств, питерского в частности, к «провинциальному призыву» уже демонстрируется: этому пример – карьерный рост Сергея Собянина, Юрия Трутнева и т. д.

А. А. Мухин, Ловушка для Президента. Тайный сговор Путина и Медведева, 2011

Эта коронация де-факто была менее импозантной, но, безусловно, более значительной, чем ближайший подобный исторический прецедент – провозглашение в 1876 году британским парламентом королевы Виктории императрицей Индии. На блистательной церемонии, прошедшей через год в Нью-Дели и ставшей событием, символизирующим уникальный мировой статус Великобритании, присутствовали, как об этом было официально объявлено, «князья и представители высшей администрации и индийской знати, в лице которых великолепие прошлого соединялось с процветающим настоящим и которые достойно служили величию и стабильности великой империи». С тех пор выражение «солнце над Британской империей никогда не заходит» стало гордым рефреном верноподданных служителей первой глобальной империи.

З. К. Бжезинский, Второй шанс. Америка и мир (сборник), -1

Отсюда можно сделать следующий вывод: по взглядам Паренти, свобода прессы является скорее иллюзией, нежели реальностью, существует множество разнообразных источников идеологических искажений информации, мотивы, побуждающие людей искажать информацию, индивидуальны и неочевидны. При этом весьма немногие деятели информационной сферы, включая собственников СМИ, согласятся, что создают мифы ради достижения конкретных политических целей. Структуры, прецеденты, профессиональные нормы, внешние воздействия, взаимоотношения людей на всех уровнях – все это приводит к эффектам идеологического толка, которые, возможно, непосредственные участники процесса не замечают, но которые очевидны для наблюдателей, ориентированных в ином идеологическом ключе. Вот какими видятся Хомскому плоды, возникающие из столь сложной комбинации факторов:

Кристофер Флад, Политический миф. Теоретическое исследование, -1

Таким образом, появляется субъект, выстраивающий определенные связи между известным (знание в статике) и полученным им знанием на основе уже известного применительно к конкретной задаче. Более того, может появиться перед исследователем задача, ответа на которую с учетом уровня накопленного человечеством знания не существует. Просто в силу различных причин данная задача не ставилась или ставилась применительно к другим, существенно отличным исходным величинам. Тогда знание, полученное в итоге судом, не только субъективно, но и уникально по своей природе. Своего рода прецедент, который может определить как направление развития судебной практики, как и отдельное направление отраслевых научных исследований. В этом случае требуется мобилизация всего духовного, интеллектуального, научного потенциала личности или групп индивидов. Естественно, что решение такого рода задач находится за рамками повседневной рутины (характерно для высших судов).

А. А. Мохов, Теория и практика использования медицинских знаний в гражданском судопроизводстве России, 2003

Судебная практика той эпохи подтверждает этот тезис. Так, судебный отчёт о деле, разрешённом в 1338 г., указывает, что девочка тринадцати лет была сожжена за так называемую «малую измену» (petty treason),[179] выразившуюся в убийстве ею женщины, у которой она находилась в услужении.[180] Примечательна мотивировка вынесенного решения: суд, соглашаясь с тем, что «в соответствии со старым правом никто ниже возраста (подразумевается, как можно было бы сказать сейчас, возраст, с которого наступает уголовная ответственность. – Г.Е.) не вешался и не претерпевал наказание жизнью либо членами»,[181] сослался на более ранний прецедент по делу одиннадцатилетнего подростка. В отношении последнего, убившего сотоварища, судья счёл возможным вынести смертный приговор, указав при этом на то, что, принимая меры к сокрытию содеянного, он тем самым проявил свою способность «распознавать между добром и злом, и потому коварство замещает возраст (malitia supplet oetatem)»[182]. Подобным же образом полтора столетия спустя, в 1488 г., было разрешено дело ребёнка девяти лет, убившего своего одногодка: он был приговорён к повешению, поскольку, как было установлено, «когда он убил его, он скрыл тело; а кровь, забрызгавшую его, он попытался оправдать, сказав, что она пошла из его носа»[183].

Г. А. Есаков, Mens Rea в уголовном праве Соединенных Штатов Америки, 2003