Неточные совпадения
— Приезжайте обедать ко мне, — решительно сказала Анна, как бы рассердившись на
себя за свое смущение, но краснея, как всегда, когда выказывала пред новым человеком свое положение. — Обед здесь не
хорош, но, по крайней мере, вы увидитесь с ним. Алексей изо всех полковых товарищей никого так не любит, как вас.
Он сделал даже самому
себе множество приятных сюрпризов, подмигнул бровью и губами и сделал кое-что даже языком; словом, мало ли чего не делаешь, оставшись один, чувствуя притом, что
хорош, да к тому же будучи уверен, что никто не заглядывает в щелку.
Непостижимое дело! с товарищами он был
хорош, никого не продавал и, давши слово, держал; но высшее над
собою начальство он считал чем-то вроде неприятельской батареи, сквозь которую нужно пробиваться, пользуясь всяким слабым местом, проломом или упущением…
Что думал он в то время, когда молчал, — может быть, он говорил про
себя: «И ты, однако ж,
хорош, не надоело тебе сорок раз повторять одно и то же», — Бог ведает, трудно знать, что думает дворовый крепостной человек в то время, когда барин ему дает наставление.
— Эка важность! Русский человек только тем и
хорош, что он сам о
себе прескверного мнения. Важно то, что дважды два четыре, а остальное все пустяки.
— Слышала я, что товарищ твой стрелял в
себя из пистолета. Из-за девиц, из-за баб многие стреляются. Бабы подлые, капризные. И есть у них эдакое упрямство… не могу сказать какое. И
хорош мужчина, и нравится, а — не тот. Не потому не тот, что беден или некрасив, а —
хорош, да — не тот!
Райский вздрогнул и, взволнованный, грустный, воротился домой от проклятого места. А между тем эта дичь леса манила его к
себе, в таинственную темноту, к обрыву, с которого вид был
хорош на Волгу и оба ее берега.
А все-таки как ни будем мы злы, чего не дай Бог, но как вспомним про то, как мы хоронили Илюшу, как мы любили его в последние дни и как вот сейчас говорили так дружно и так вместе у этого камня, то самый жестокий из нас человек и самый насмешливый, если мы такими сделаемся, все-таки не посмеет внутри
себя посмеяться над тем, как он был добр и
хорош в эту теперешнюю минуту!
— То-то и есть, что в уме… и в подлом уме, в таком же, как и вы, как и все эти… р-рожи! — обернулся он вдруг на публику. — Убили отца, а притворяются, что испугались, — проскрежетал он с яростным презрением. — Друг пред другом кривляются. Лгуны! Все желают смерти отца. Один гад съедает другую гадину… Не будь отцеубийства — все бы они рассердились и разошлись злые… Зрелищ! «Хлеба и зрелищ!» Впрочем, ведь и я
хорош! Есть у вас вода или нет, дайте напиться, Христа ради! — схватил он вдруг
себя за голову.
— Дмитрий ничего,
хорош: еще дня три — четыре будет тяжеловато, но не тяжеле вчерашнего, а потом станет уж и поправляться. Но о вас, Вера Павловна, я хочу поговорить с вами серьезно. Вы дурно делаете: зачем не спать по ночам? Ему совершенно не нужна сиделка, да и я не нужен. А
себе вы можете повредить, и совершенно без надобности. Ведь у вас и теперь нервы уж довольно расстроены.
А если первая минута была так хорошо выдержана, то что значило выдерживать
себя хорошо в остальной вечер? А если первый вечер он умел выдержать, то трудно ли было выдерживать
себя во все следующие вечера? Ни одного слова, которое не было бы совершенно свободно и беззаботно, ни одного взгляда, который не был бы
хорош и прост, прям и дружествен, и только.
Боже мой, как я казался
себе хорош в синем куцем мундире с красными выпушками!
Писарь Замараев про
себя отлично сознавал недосягаемые совершенства нового родственника, но удивлялся ему про
себя, не желая покориться жене. Ну что же,
хорош — и пусть будет
хорош, а мы и в шубе навыворот проживем.
— Поживешь с мое, так и сама будешь то же говорить. Мудрено ведь живого человека судить… Взять хоть твоего Стабровского: он ли не умен, он ли не
хорош у
себя дома, — такого человека и не сыщешь, а вышел на улицу — разбойник… Без ножа зарежет. Вот тут и суди.
Доставалось на орехи и «полуштофову тестю», то есть Харитону Артемьичу. Он первый призрел голого немца, да еще дочь за него замуж выдал. Вот теперь все и расхлебывай. Да и другой зять, Галактион, тоже
хорош: всем мельникам запер ход, да еще рынок увел к
себе в Суслон.
— Получше
себе взял, похуже мне оставил. Очень я обрадовалась Иванке, — уж больно люблю вас, маленьких! Ну, и приняли его, окрестили, вот он и живет,
хорош. Я его вначале Жуком звала, — он, бывало, ужжал особенно, — совсем жук, ползет и ужжит на все горницы. Люби его — он простая душа!
Петр Елисеич зашагал по комнате, перебирая в уме ряд сделанных сегодня несправедливостей. Да, очень
хорош… Ко всем придирался, как сумасшедший, точно кто-нибудь виноват в его личных неудачах. Пересилив
себя, Петр Елисеич старался принять свой обыкновенный добродушный вид.
Собою осьмилетний Райнер был очаровательно
хорош. Он был высок не по летам, крепко сложен, имел русые кудри, тонкий, правильный нос, с кроткими синими глазами матери и решительным подбородком отца. Лучшего мальчика вообразить было трудно.
Муж ее умер, она стала увядать, история с князем стала ей надоедать, а Зарницын молод,
хорош, говорить умеет, отчего ж ей было не женить его на
себе?
Катишь почти знала, что она не хороша
собой, но она полагала, что у нее бюст был очень
хорош, и потому она любила на
себя смотреть во весь рост… перед этим трюмо теперь она сняла с
себя все платье и, оставшись в одном только белье и корсете, стала примеривать
себе на голову цветы, и при этом так и этак поводила головой, делала глазки, улыбалась, зачем-то поднимала руками грудь свою вверх; затем вдруг вытянулась, как солдат, и, ударив
себя по лядвее рукою, начала маршировать перед зеркалом и даже приговаривала при этом: «Раз, два, раз, два!» Вообще в ней были некоторые солдатские наклонности.
"Представляю
себе, говорит, как
хорош бы он был в саккосе!"
—
Хорош же и я, — промолвил он, словно про
себя, — очень нужно это ему говорить. Одним словом, — прибавил он, возвысив голос, — повторяю вам: здешняя атмосфера вам не годится. Вам здесь приятно, да мало чего нет! и в оранжерее тоже приятно пахнет — да жить в ней нельзя. Эй! послушайтесь, возьмитесь опять за Кайданова!
Из
себя он был столько
хорош, что даже в картинах нынче уж таких мужчин не пишут, обращение имел учтивое и одевался завсегда очень чисто.
Хмель тем для него
хорош, что словно как
себя при нем забываешь, а болтушка эта мучнистая хоть и не больно сытна, а живот от нее довольно-таки пучит: ему это тоже на руку, потому что он хошь и не сыт взаправду, а все будто сыт.
Скота он держит немного и стада своего не совершенствует, хотя от покупки доброй коровы-ярославки — не прочь: удой от нее
хорош, да и ухода изысканного не требует. Это он даже в патриотизм
себе вменяет.
— Оттого, что лоб-то у него
хорош, он и хочет сделать осмотрительно, и я это в нем уважаю, — проговорил Петр Михайлыч. — А что насчет опасений брата Флегонта, — продолжал он в раздумье и как бы утешая сам
себя, — чтоб после худого чего не вышло — это вздор! Калинович человек честный и в Настеньку влюблен.
«Как мог я не понимать этого, как дурен я был прежде, как я мог бы и могу быть
хорош и счастлив в будущем! — говорил я сам
себе.
И кто же возьмет на
себя дерзость разрешать, какой полк
хорош и какой плох, который лучше и который хуже? И невольно приходит на память Александрову любимая октава из пушкинского «Домика в Коломне...
— Но так как господин губернатор тогда был еще со мной
хорош и ему прямо на моих глазах совестно было обнаружить
себя, то он и принял мою сторону, — розыски действительно прошли очень сильные; но я этим не удовольствовался, и меня больше всего интересовало, кто ж над этими несчастными дураками совершает это?..
Как я поступлю в виду этих настояний? стану ли просить об отсрочке? Но ведь это именно и будет"виляние хвостам". Скажу ли прямо, что не могу примкнуть к суматохе, потому что считаю ее самою несостоятельною формою общежития? Но ведь суматоха никогда не признает
себя таковою, а присвоивает
себе наименование"порядка". — Кто говорит вам о суматохе? — ответят мне, — ему о порядке напоминают, к защите порядка его призывают, а он"суматоху"приплел"
хорош гусь!
Кроме того, ему небезызвестно было, что церковная земля еще не была надлежащим образом отмежевана и что Иудушка не раз, проезжая мимо поповского луга, говаривал: «Ах,
хорош лужок!» Поэтому в светское обращение батюшки примешивалась и немалая доля «страха иудейска», который выражался в том, что батюшка при свиданиях с Порфирием Владимирычем старался приводить
себя в светлое и радостное настроение, хотя бы и не имел повода таковое ощущать, и когда последний в разговоре позволял
себе развивать некоторые ереси относительно путей провидения, предбудущей жизни и прочего, то, не одобряя их прямо, видел, однако, в них не кощунство или богохульство, но лишь свойственное дворянскому званию дерзновение ума.
— Послушай, Дыма, — сказал Матвей серьезно. Почему ты думаешь, что их обычай непременно
хорош? А по-моему, у них много таких обычаев, которых лучше не перенимать крещеному человеку. Это говорю тебе я, Матвей Лозинский, для твоей пользы. Вот ты уже переменил
себе лицо, а потом застыдишься и своей веры. И когда придешь на тот свет, то и родная мать не узнает, что ты был лозищанин.
Хорош ли, дурен ли он, мы знаем его недостатки и привыкли к нему, знаем, как вести
себя, что делать в теперешних условиях; но что будет тогда, когда мы откажемся от него и положимся на что-то невидимое, неосязаемое и вполне не известное?
Пословиц он знает, видно, сотни. На всякое человечье слово надобно внимание обращать, тогда и будет тебе всё понятно, а я жил разиня рот да глядел через головы и дожил до того, что вижу
себя дураком на поминках: мне говорят — «
хорош был покойник», а я на это «удались блинки!»
Я смотрел на лицо Жозефа, совершенно спокойное, безмятежное, и мне стало тяжело за
себя, меня давило мое совершеннолетие, и как он был
хорош!
Она не смела понять, не смела ясно вспомнить, что было… но одно как-то страшно помнилось, само
собою, всем организмом, это — горячий, пламенный, продолжительный поцелуй в уста, и ей хотелось забыть его, и так
хорош он был, что она ни за что в свете не могла бы отдать воспоминания о нем.
— Ах, какая забавная эта одна добрая мать, — повторял Пепко, натягивая на
себя одеяло. — Она все еще видит во мне ребенка…
Хорош ребеночек!.. Кстати, вот что, любезный друг Василий Иваныч: с завтрашнего дня я устраиваю революцию — пьянство прочь, шатанье всякое прочь, вообще беспорядочность. У меня уже составлена такая таблица, некоторый проспект жизни: встаем в семь часов утра, до восьми умыванье, чай и краткая беседа, затем до двух часов лекции, вообще занятия, затем обед…
— То есть ежели и плох человек — есть в нём своё хорошее, ежели и
хорош — имеет в
себе плохое… Души у нас у всех одинаково пёстрые… у всех!
Хлынов. Что такое чудесный вечер? И чем он
хорош? Можешь ли ты, братец, понимать это? Летний вечер оттого приятность в
себе имеет, что шампанское хорошо пьется, ходко, — потому прохлада. А не будь шампанского, что такое значит вечер! Барин, не нарушить ли нам флакончик?
— Неужели было так трудно разгадать его?
Хорош сфинкс! Сфинкс — камер-юнкер! Я ни в чем вас не упрекаю, храни бог, — продолжал я, чувствуя, что я грубоват, что у меня нет светскости и той деликатности, которая так нужна, когда имеешь дело с чужою душой; раньше, до знакомства с ней, я не замечал в
себе этого недостатка. — Но как вы могли не угадать? — повторял я, но уже тише и неувереннее.
Надя. Что ж мне за радость идти за такого! Я, слава богу, могу в людях разобрать: кто
хорош, кто дурен. Это сейчас по обращению и по разговору видно. А вот барыня так напрасно это делают, что нас в такой строгости держат и беспрестанный присмотр за нами имеют. Мне даже обидно! Я такая девушка, что без всякого присмотра могу хорошо
себя понимать.
Беркутов. Я долго говорил с Горецким и в город с ним ездил. Он тебя обманул. Ему понадобились деньги, он и сказал напраслину на
себя.
Хорош и ты, поверил Горецкому.
— О, что касается до нашего языка, то, конечно, теперь он в моде; а дай только войне кончиться, так мы заболтаем пуще прежнего по-французски. Язык-то
хорош, мой милый! Ври
себе что хочешь, говори сущий вздор, а все кажется умно. Но я перервал тебя. Итак, твоя Полина, прочтя мое письмо…
—
Хорош практик! — произнес почти со злобою Бегушев. — Кроме того вы, я и сотни других русских людей носят в
себе еще другой недостаток: мы ничего не знаем! Ничего!.. Кроме самых отвлеченных понятий и пустозвонных фраз, а граф Хвостиков и тех даже не ведает!..
—
Хорош бы брак у нас был!.. Еще только заговорили о нем, тиграми какими-то стали друг против друга! — произнесла она как бы больше сама с
собой.
— Но
собой, не правда ли, как он
хорош?
— Подавись ты моим червяком! — бранился Воробей Воробеич. — Я другого
себе выкопаю… А обидно то, что Ерш Ершович обманул меня и надо мной же еще смеется. А я его к
себе на крышу звал…
Хорош приятель, нечего сказать! Вот и трубочист Яша то же скажет… Мы с ним тоже дружно живем и даже вместе закусываем иногда: он ест — я крошки подбираю.
Ольга. Сегодня ты вся сияешь, кажешься необыкновенно красивой. И Маша тоже красива. Андрей был бы
хорош, только он располнел очень, это к нему не идет. А я постарела, похудела сильно, оттого, должно быть, что сержусь в гимназии на девочек. Вот сегодня я свободна, я дома, и у меня не болит голова, я чувствую
себя моложе, чем вчера. Мне двадцать восемь лет, только… Все хорошо, все от бога, но мне кажется, если бы я вышла замуж и целый день сидела дома, то это было бы лучше.
— Союз
хорош, когда одна душа святит
собой другую.
Сусанна. Мы обязаны делать добрые дела, жить только для
себя — нехорошо; надо помогать и ближнему. Ведь это человек кроткий, нежный, с младенческой душой. Кабы ты послушал, как он рассказывает о своих страданиях! Я плакала, плакала. Он
хорош, умен, образован и в таком несчастном, жалком положении. Ах, как я плакала! Ну, наконец, я не утерпела и приехала.