Неточные совпадения
Грустилов сначала растерялся и, рассмотрев книгу, начал
было объяснять, что она ничего не заключает в себе ни против
религии, ни против нравственности, ни даже против общественного спокойствия.
Либеральная партия говорила или, лучше, подразумевала, что
религия есть только узда для варварской части населения, и действительно, Степан Аркадьич не мог вынести без боли в ногах даже короткого молебна и не мог понять, к чему все эти страшные и высокопарные слова о том свете, когда и на этом жить
было бы очень весело.
У ней
была своя странная
религия метемпсихозы, в которую она твердо верила, мало заботясь о догматах церкви.
Одно, что он нашел с тех пор, как вопросы эти стали занимать его,
было то, что он ошибался, предполагая по воспоминаниям своего юношеского, университетского круга, что
религия уж отжила свое время и что ее более не существует.
Левин помнил, как в то время, когда Николай
был в периоде набожности, постов, монахов, служб церковных, когда он искал в
религии помощи, узды на свою страстную натуру, никто не только не поддержал его, но все, и он сам, смеялись над ним. Его дразнили, звали его Ноем, монахом; а когда его прорвало, никто не помог ему, а все с ужасом и омерзением отвернулись.
Развод, подробности которого он уже знал, теперь казался ему невозможным, потому что чувство собственного достоинства и уважение к
религии не позволяли ему принять на себя обвинение в фиктивном прелюбодеянии и еще менее допустить, чтобы жена, прощенная и любимая им,
была уличена и опозорена.
Ему
было радостно думать, что и в столь важном жизненном деле никто не в состоянии
будет сказать, что он не поступил сообразно с правилами той
религии, которой знамя он всегда держал высоко среди общего охлаждения и равнодушия.
Прежде бывало, — говорил Голенищев, не замечая или не желая заметить, что и Анне и Вронскому хотелось говорить, — прежде бывало вольнодумец
был человек, который воспитался в понятиях
религии, закона, нравственности и сам борьбой и трудом доходил до вольнодумства; но теперь является новый тип самородных вольнодумцев, которые вырастают и не слыхав даже, что
были законы нравственности,
религии, что
были авторитеты, а которые прямо вырастают в понятиях отрицания всего, т. е. дикими.
— Я спрашивала доктора: он сказал, что он не может жить больше трех дней. Но разве они могут знать? Я всё-таки очень рада, что уговорила его, — сказала она, косясь на мужа из-за волос. — Всё может
быть, — прибавила она с тем особенным, несколько хитрым выражением, которое на ее лице всегда бывало, когда она говорила о
религии.
Она
была религиозна, никогда не сомневалась в истинах
религии, но его внешнее неверие даже нисколько не затронуло ее.
Он
был верующий человек, интересовавшийся
религией преимущественно в политическом смысле, а новое учение, позволявшее себе некоторые новые толкования, потому именно, что оно открывало двери спору и анализу, по принципу
было неприятно ему.
«Только при таком решении я поступаю и сообразно с
религией, — сказал он себе, — только при этом решении я не отвергаю от себя преступную жену, а даю ей возможность исправления и даже — как ни тяжело это мне
будет — посвящаю часть своих сил на исправление и спасение ее».
«Одно честолюбие, одно желание успеть — вот всё, что
есть в его душе, — думала она, — а высокие соображения, любовь к просвещению,
религия, всё это — только орудия для того, чтоб успеть».
После их разговора о
религии, когда они
были еще женихом и невестой, ни он, ни она никогда не затевали разговора об этом, но она исполняла свои обряды посещения церкви, молитвы всегда с одинаковым спокойным сознанием, что это так нужно.
Никто не знал, какой она
религии, — католической, протестантской или православной; но одно
было несомненно — она находилась в дружеских связях с самыми высшими лицами всех церквей и исповеданий.
Мысль искать своему положению помощи в
религии была для нее, несмотря на то, что она никогда не сомневалась в
религии, в которой
была воспитана, так же чужда, как искать помощи у самого Алексея Александровича.
Под подушкой его лежало Евангелие. Он взял его машинально. Эта книга принадлежала ей,
была та самая, из которой она читала ему о воскресении Лазаря. В начале каторги он думал, что она замучит его
религией,
будет заговаривать о Евангелии и навязывать ему книги. Но, к величайшему его удивлению, она ни разу не заговаривала об этом, ни разу даже не предложила ему Евангелия. Он сам попросил его у ней незадолго до своей болезни, и она молча принесла ему книгу. До сих пор он ее и не раскрывал.
— На мой взгляд,
религия — бабье дело. Богородицей всех
религий — женщина
была. Да. А потом случилось как-то так, что почти все
религии признали женщину источником греха, опорочили, унизили ее, а православие даже деторождение оценивает как дело блудное и на полтора месяца извергает роженицу из церкви. Ты когда-нибудь думал — почему это?
— Осталось неизвестно, кто убил госпожу Зотову? Плохо работает ваша полиция. Наш Скотланд-ярд узнал бы, о да! Замечательная
была русская женщина, — одобрил он. — Несколько… как это говорится? — обре-ме-не-на знаниями, которые не имеют практического значения, но все-таки обладала сильным практическим умом. Это я замечаю у многих: русские как будто стыдятся практики и прячут ее, орнаментируют
религией, философией, этикой…
— Фу! Это — эпидемия какая-то! А знаешь, Лидия увлекается философией,
религией и вообще… Где Иноков? — спросила она, но тотчас же, не ожидая ответа, затараторила: — Почему не
пьешь чай? Я страшно обрадовалась самовару. Впрочем, у одного эмигранта в Швейцарии
есть самовар…
— Люди могут
быть укрощены только
религией, — говорил Муромский, стуча одним указательным пальцем о другой, пальцы
были тонкие, неровные и желтые, точно корни петрушки. — Под укрощением я понимаю организацию людей для борьбы с их же эгоизмом. На войне человек перестает
быть эгоистом…
Манере Туробоева говорить Клим завидовал почти до ненависти к нему. Туробоев называл идеи «девицами духовного сословия», утверждал, что «гуманитарные идеи требуют чувства веры значительно больше, чем церковные, потому что гуманизм
есть испорченная
религия». Самгин огорчался: почему он не умеет так легко толковать прочитанные книги?
Достал из чемодана несколько книг, в предисловии к одной из них глаза поймали фразу: «Мы принимаем все
религии, все мистические учения, только бы не
быть в действительности».
Ее слова о духе и вообще все, что она, в разное время, говорила ему о своих взглядах на
религию, церковь, —
было непонятно, неинтересно и не удерживалось в его памяти.
— Устала я и говорю, может
быть, грубо, нескладно, но я говорю с хорошим чувством к тебе. Тебя — не первого такого вижу я, много таких людей встречала. Супруг мой очень преклонялся пред людями, которые стремятся преобразить жизнь, я тоже неравнодушна к ним. Я — баба, — помнишь, я сказала: богородица всех
религий? Мне верующие приятны, даже если у них
религия без бога.
У него
была привычка делать заметки на полях, а он так безжалостно думал о России, о
религии… и вообще.
Климу Ивановичу уже знакомо
было нечто подобное, вопрос о достоверности знания, сдвиг мысли в сторону
религии, метафизики — все это очень в моде.
— Даже. И преступно искусство, когда оно изображает мрачными красками жизнь демократии. Подлинное искусство — трагично. Трагическое создается насилием массы в жизни, но не чувствуется ею в искусстве. Калибану Шекспира трагедия не доступна. Искусство должно
быть более аристократично и непонятно, чем
религия. Точнее: чем богослужение. Это — хорошо, что народ не понимает латинского и церковнославянского языка. Искусство должно говорить языком непонятным и устрашающим. Я одобряю Леонида Андреева.
Я приставал к нему часто с
религией, но тут туману
было пуще всего. На вопрос: что мне делать в этом смысле? — он отвечал самым глупым образом, как маленькому: «Надо веровать в Бога, мой милый».
У китайцев нет национальности, патриотизма и
религии — трех начал, необходимых для непогрешительного движения государственной машины.
Есть китайцы, но нации нет; в их языке нет даже слова «отечество», как сказывал мне один наш синолог.
Мудреная наука жить со всеми в мире и любви
была у него не наука, а сама натура, освященная принципами глубокой и просвещенной
религии.
Ум везде одинаков: у умных людей
есть одни общие признаки, как и у всех дураков, несмотря на различие наций, одежд, языка,
религий, даже взгляда на жизнь.
Но пока она
будет держаться нынешней своей системы, увертываясь от влияния иностранцев, уступая им кое-что и держа своих по-прежнему в страхе, не позволяя им брать без позволения даже пустой бутылки, она еще
будет жить старыми своими началами, старой
религией, простотой нравов, скромностью и умеренностью образа жизни.
Рождество у нас прошло, как будто мы
были в России. Проводив японцев, отслушали всенощную, вчера обедню и молебствие, поздравили друг друга, потом обедали у адмирала. После играла музыка. Эйноске, видя всех в парадной форме, спросил, какой праздник. Хотя с ними избегали говорить о христианской
религии, но я сказал ему (надо же приучать их понемногу ко всему нашему): затем сюда приехали.
В эту минуту обработываются главные вопросы, обусловливающие ее существование, именно о том, что ожидает колонию, то
есть останется ли она только колониею европейцев, как оставалась под владычеством голландцев, ничего не сделавших для черных племен, и представит в будущем незанимательный уголок европейского народонаселения, или черные, как законные дети одного отца, наравне с белыми,
будут разделять завещанное и им наследие свободы,
религии, цивилизации?
Француженка, в виде украшения, прибавила к этим практическим сведениям, что в Маниле всего человек шесть французов да очень мало американских и английских негоциантов, а то все испанцы; что они все спят да
едят; что сама она католичка, но терпит и другие
религии, даже лютеранскую, и что хотела бы очень побывать в испанских монастырях, но туда женщин не пускают, — и при этом вздохнула из глубины души.
Нельзя
было Китаю жить долее, как он жил до сих пор. Он не шел, не двигался, а только конвульсивно дышал, пав под бременем своего истощения. Нет единства и целости, нет условий органической государственной жизни, необходимой для движения такого огромного целого. Политическое начало не скрепляет народа в одно нераздельное тело, присутствие
религии не согревает тела внутри.
Католики, напротив, начинают
религией и хотят преподавать ее сразу, со всею ее чистотою и бескорыстным поклонением, тогда как у китайцев не
было до сих пор ничего, похожего на религиозную идею.
Более же всего «не то»
было его отношение к
религии.
Он относился к поддерживаемой им
религии так, как относится куровод к падали, которою он кормит своих кур: падаль очень неприятна, но куры любят и
едят ее, и потому их надо кормить падалью.
Симон Картинкин
был атавистическое произведение крепостного права, человек забитый, без образования, без принципов, без
религии даже. Евфимья
была его любовница и жертва наследственности. В ней
были заметны все признаки дегенератной личности. Главной же двигательной пружиной преступления
была Маслова, представляющая в самых низких его представителях явление декадентства.
Он и
был твердо уверен в своей правоте, как не может не
быть уверен в правоте здравого смысла всякий образованный человек нашего времени, который знает немного историю, знает происхождение
религии вообще и о происхождении и распадении церковно-христианской
религии.
Погубить же, разорить,
быть причиной ссылки и заточения сотен невинных людей вследствие их привязанности к своему народу и
религии отцов, как он сделал это в то время, как
был губернатором в одной из губерний Царства Польского, он не только не считал бесчестным, но считал подвигом благородства, мужества, патриотизма; не считал также бесчестным то, что он обобрал влюбленную в себя жену и свояченицу.
Не говоря о домашних отношениях, в особенности при смерти его отца, панихидах по нем, и о том, что мать его желала, чтобы он говел, и что это отчасти требовалось общественным мнением, — по службе приходилось беспрестанно присутствовать на молебнах, освящениях, благодарственных и тому подобных службах: редкий день проходил, чтобы не
было какого-нибудь отношения к внешним формам
религии, избежать которых нельзя
было.
Марксизм как
религия есть секуляризованная форма идеи предопределения.
Но я думаю, что христианская
религия имела гораздо более опасного, более глубокого противника, чем «Бюхнер и Молешотт», чем наивные русские нигилисты, и противник этот
был — В. В. Розанов.
Религия священства — охранения того, что
есть, сталкивается в духе России с
религией пророчества — взыскания грядущей правды.
Германская
религия есть чистейшее монофизитство, признание лишь одной и единой природы — божественной, а не двух природ — божественной и человеческой, как в христианской
религии.
Можно установить следующие религиозные черты марксизма: строгая догматическая система, несмотря на практическую гибкость, разделение на ортодоксию и ересь, неизменяемость философии науки, священное писание Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина, которое может
быть истолковываемо, но не подвергнуто сомнению; разделение мира на две части — верующих — верных и неверующих — неверных; иерархически организованная коммунистическая церковь с директивами сверху; перенесение совести на высший орган коммунистической партии, на собор; тоталитаризм, свойственный лишь
религиям; фанатизм верующих; отлучение и расстрел еретиков; недопущение секуляризации внутри коллектива верующих; признание первородного греха (эксплуатации).
Там
есть и
религия, и мистика, и метафизика, и романтическое искусство, там
есть созерцание и мечтательность.