Неточные совпадения
Маркс
был человек мысли, и для него борьба против
религии была прежде всего вопросом изменения сознания.
Марксизм не
есть только наука и политика, он
есть также вера,
религия.
Революция
была для них
религией и философией, а не только борьбой, связанной с социальной и политической стороной жизни.
Если одна часть русских марксистов более всего дорожила целостным, тоталитарным характером своего революционного миросозерцания, охраняла свою ортодоксию и отличалась крайней нетерпимостью, если марксизм и социализм
были для них
религией, то в другой части произошла дифференциация разных культурных областей,
была нарушена революционная целостность и произошло освобождение подавленной жизни духа и духовного творчества.
Были признаны права
религии, философии, искусства, независимо от социального утилитаризма реальной жизни, т. е. права духа, которые отрицались русским нигилизмом, революционным народничеством и анархизмом и революционным марксизмом.
Непримиримо враждебное отношение коммунизма ко всякой
религии не
есть явление случайное, оно принадлежит к самой сущности коммунистического миросозерцания.
Но непримиримое, воинствующее отношение к
религии было предопределено самим Марксом.
Маркс сказал в «Введении к критике философии права Гегеля», что «
религия есть опиум для народа» — фраза, получившая столь актуальное значение в России.
В своих мыслях о
религии Маркс
был учеником Фейербаха, но развивал мысли Фейербаха в социальном направлении.
Религия есть лишь выражение высшей природы человека, которая отымается, отчуждается от человека и переносится в трансцендентную, потустороннюю область.
Дюринг, представлявший тип социализма противоположный марксизму с анархическим уклоном, прямо говорил, что в социалистическом обществе
религия будет запрещена.
Ленин
был страстным и убежденным атеистом и ненавистником
религии.
Для Маркса проблема
религии была прежде всего проблемой изменения сознания, связанного, конечно, с социальной борьбой.
Для Ленина проблема
религии есть почти исключительно проблема революционной борьбы, и ее постановка приспособлена для нужд этой борьбы.
Мысли Ленина о
религии, разбросанные в разных его сочинениях,
были собраны и изданы отдельно.
Ленин дает свое определение
религии, скорее демагогическое, чем научное: «
Религия есть один из видов духовного гнета, лежащего везде и повсюду на народных массах, задавленных вечной работой на других, нуждою и одиночеством».
Ленин ненавидел самое слово
религия и
был тоже вроде „попа без рясы“, потому что он проповедовал, как то одно время пытался делать Луначарский.
Но при всей ненависти Ленина против
религии, он
был против того, чтобы выпячивать религиозную проблему на первый план и считать борьбу с
религией самостоятельной задачей, отличной от революционной классовой борьбы.
Борьба с
религией, со всякой
религией, входит в пятилетний план, который не
есть только план экономический, но план тотального переустройства жизни.
Коммунисты, в отличие от социал-демократов, не признают, что
религия есть частное дело, дело личной совести.
Наоборот, они считают, что
религия есть дело самое общее, социальное.
Признание
религии частным делом, т. е. признание субъективного права свободы совести,
есть обычный параграф либерально-демократических программ, и этот принцип взят социал-демократией из либеральной демократии.
Религия есть дело социальной борьбы.
Он истолковывает, в каком смысле нужно понимать, что
религия есть частное дело.
Религия есть частное дело по отношению к буржуазному государству.
В буржуазном государстве коммунисты должны
быть за свободу совести, за отделение церкви от государства, должны отстаивать тот принцип, что
религия есть частное дело.
Религия совсем не
есть частное дело внутри коммунистической партии, тут она самое общее, самое социальное дело, тут нужна беспощадная борьба с
религией.
Он пытался утверждать, что
религия есть дело совести каждого человека и что можно
быть коммунистом и верующим христианином.
За это на Хехлунда очень резко напали, он подвергся очень дурному обращению со стороны Ярославского, [См. Ярославский «На антирелигиозном фронте» и «Против
религии и церкви».] главного специалиста по антирелигиозной пропаганде, ему объяснили, что
религия не
есть частное дело внутри коммунизма.
Но
есть область, в которой коммунизм неизменен, беспощаден, фанатичен и ни на какие уступки не идет, — это область «миросозерцания», философии, а следовательно и
религии.
Для этого должны
быть глубокие и серьезные причины, которые не могут
быть исключительно связаны с исповеданием отвлеченной теории, враждебной
религии.
История
религии, связанной с социальной средой, с социальными внушениями и интересами, всегда занимала больше места и
была сильнее, чем история
религии, связанной с откровением и духовной жизнью.
Жизнь эта открывалась религией, но религией, не имеющею ничего общего с тою, которую с детства знала Кити и которая выражалась в обедне и всенощной во Вдовьем Доме, где можно было встретить знакомых, и в изучении с батюшкой наизусть славянских текстов; это
была религия возвышенная, таинственная, связанная с рядом прекрасных мыслей и чувств, в которую не только можно было верить, потому что так велено, но которую можно было любить.
Неточные совпадения
Грустилов сначала растерялся и, рассмотрев книгу, начал
было объяснять, что она ничего не заключает в себе ни против
религии, ни против нравственности, ни даже против общественного спокойствия.
Либеральная партия говорила или, лучше, подразумевала, что
религия есть только узда для варварской части населения, и действительно, Степан Аркадьич не мог вынести без боли в ногах даже короткого молебна и не мог понять, к чему все эти страшные и высокопарные слова о том свете, когда и на этом жить
было бы очень весело.
У ней
была своя странная
религия метемпсихозы, в которую она твердо верила, мало заботясь о догматах церкви.
Одно, что он нашел с тех пор, как вопросы эти стали занимать его,
было то, что он ошибался, предполагая по воспоминаниям своего юношеского, университетского круга, что
религия уж отжила свое время и что ее более не существует.
Левин помнил, как в то время, когда Николай
был в периоде набожности, постов, монахов, служб церковных, когда он искал в
религии помощи, узды на свою страстную натуру, никто не только не поддержал его, но все, и он сам, смеялись над ним. Его дразнили, звали его Ноем, монахом; а когда его прорвало, никто не помог ему, а все с ужасом и омерзением отвернулись.