Неточные совпадения
Когда она
родила, уже разведясь с мужем, первого
ребенка,
ребенок этот тотчас же умер, и родные г-жи Шталь, зная ее чувствительность и боясь, чтоб это известие не убило ее, подменили ей
ребенка, взяв родившуюся в ту же ночь и в том же доме в Петербурге дочь придворного повара.
«
Родить ничего, но носить — вот что мучительно», подумала она, представив себе свою последнюю беременность и смерть этого последнего
ребенка.
Вслед за доктором приехала Долли. Она знала, что в этот день должен быть консилиум, и, несмотря на то, что недавно поднялась от родов (она
родила девочку в конце зимы), несмотря на то, что у ней было много своего горя и забот, она, оставив грудного
ребенка и заболевшую девочку, заехала узнать об участи Кити, которая решалась нынче.
Лежат они поперек дороги и проход загораживают; их ругают со всех сторон, а они, «как малые ребята» (буквальное выражение свидетелей), лежат друг на друге, визжат, дерутся и хохочут, оба хохочут взапуски, с самыми смешными
рожами, и один другого догонять, точно
дети, на улицу выбежали.
Это оттого, что мать,
родив мертвого
ребенка, умерла.
— Замечательно легко
родит, а
дети — не живут!
— Идиоты, держатся за свою власть над людями, а
детей родить боятся. Что? Спрашивай.
— Про аиста и капусту выдумано, — говорила она. — Это потому говорят, что
детей родить стыдятся, а все-таки
родят их мамы, так же как кошки, я это видела, и мне рассказывала Павля. Когда у меня вырастут груди, как у мамы и Павли, я тоже буду
родить — мальчика и девочку, таких, как я и ты.
Родить — нужно, а то будут все одни и те же люди, а потом они умрут и уж никого не будет. Тогда помрут и кошки и курицы, — кто же накормит их? Павля говорит, что бог запрещает
родить только монашенкам и гимназисткам.
— Вовсе не каждая женщина для того, чтоб
детей родить, — обиженно кричала Алина. — Самые уродливые и самые красивые не должны делать это.
Да, в самом деле крепче: прежде не торопились объяснять
ребенку значения жизни и приготовлять его к ней, как к чему-то мудреному и нешуточному; не томили его над книгами, которые
рождают в голове тьму вопросов, а вопросы гложут ум и сердце и сокращают жизнь.
Самое живое опасение и вечную заботу
рождали болезни
детей; но лишь миновало опасение, возвращалось счастье.
Родив меня, мать была еще молода и хороша, а стало быть, нужна ему, а крикун
ребенок, разумеется, был всему помехою, особенно в путешествиях.
История арестантки Масловой была очень обыкновенная история. Маслова была дочь незамужней дворовой женщины, жившей при своей матери-скотнице в деревне у двух сестер-барышень помещиц. Незамужняя женщина эта
рожала каждый год, и, как это обыкновенно делается по деревням,
ребенка крестили, и потом мать не кормила нежеланно появившегося, ненужного и мешавшего работе
ребенка, и он скоро умирал от голода.
По времени
ребенок, которого она
родила, мог быть его
ребенком, но мог быть и не его.
— Я спросить хотел про
ребенка. Ведь она у вас
родила? Где
ребенок?
О, конечно, есть и другое значение, другое толкование слова «отец», требующее, чтоб отец мой, хотя бы и изверг, хотя бы и злодей своим
детям, оставался бы все-таки моим отцом, потому только, что он
родил меня.
У большинства помещиков было принято за правило не допускать браков между дворовыми людьми. Говорилось прямо: раз вышла девка замуж — она уж не слуга; ей впору
детей родить, а не господам служить. А иные к этому цинично прибавляли: на них, кобыл, и жеребцов не напасешься! С девки всегда спрашивалось больше, нежели с замужней женщины: и лишняя талька пряжи, и лишний вершок кружева, и т. д. Поэтому был прямой расчет, чтобы девичье целомудрие не нарушалось.
То-то вот горе, что жена
детей не
рожает, а кажется, если б у него, подобно Иакову, двенадцать сынов было, он всех бы телятиной накормил, да еще осталось бы!
Он одинок, и присмотреть за ним некому, потому что мать уж успела
родить другого
ребенка и пестует его.
— Всем бы ты хороша, — начинает он шутки шутить, — и лицом взяла, и плечи у тебя… только вот
детей не
родишь!
— Долго ли твоя хреновка
рожать будет? — встречает его матушка, — срам сказать, шестой десяток бабе пошел, а она, что ни год,
детей таскает!
Сестрица послушалась и была за это вполне вознаграждена. Муж ее одной рукой загребал столько, сколько другому и двумя не загрести, и вдобавок никогда не скрывал от жены, сколько у него за день собралось денег. Напротив того, придет и покажет: «Вот, душенька, мне сегодня Бог послал!» А она за это
рожала ему
детей и была первой дамой в городе.
— Уйди, — приказала мне бабушка; я ушел в кухню, подавленный, залез на печь и долго слушал, как за переборкой то — говорили все сразу, перебивая друг друга, то — молчали, словно вдруг уснув. Речь шла о
ребенке, рожденном матерью и отданном ею кому-то, но нельзя было понять, за что сердится дедушка: за то ли, что мать
родила, не спросясь его, или за то, что не привезла ему
ребенка?
Поселились они с матерью во флигеле, в саду, там и родился ты, как раз в полдень — отец обедать идет, а ты ему встречу. То-то радовался он, то-то бесновался, а уж мать — замаял просто, дурачок, будто и невесть какое трудное дело
ребенка родить! Посадил меня на плечо себе и понес через весь двор к дедушке докладывать ему, что еще внук явился, — дедушко даже смеяться стал: «Экой, говорит, леший ты, Максим!»
— Ты этого еще не можешь понять, что значит — жениться и что — венчаться, только это — страшная беда, ежели девица, не венчаясь,
дитя родит! Ты это запомни да, как вырастешь, на такие дела девиц не подбивай, тебе это будет великий грех, а девица станет несчастна, да и
дитя беззаконно, — запомни же, гляди! Ты живи, жалеючи баб, люби их сердечно, а не ради баловства, это я тебе хорошее говорю!
Свободные пары составляют хозяйства на тех же основаниях, как и законные; они
рождают для колонии
детей, а потому нет причин при регистрации создавать для них особые правила.
Говорят, что на Сахалине самый климат располагает женщин к беременности;
рожают старухи и даже такие, которые в России были бесплодны и не надеялись уже иметь когда-либо
детей.
Живут? Но молодость свою
Припомните…
дитя!
Здесь мать — водицей снеговой,
Родив, омоет дочь,
Малютку грозной бури вой
Баюкает всю ночь,
А будит дикий зверь, рыча
Близ хижины лесной,
Да пурга, бешено стуча
В окно, как домовой.
С глухих лесов, с пустынных рек
Сбирая дань свою,
Окреп туземный человек
С природою в бою,
А вы?..
Он погордился, погорячился; произошла перемена губернского начальства в пользу врагов его; под него подкопались, пожаловались; он потерял место и на последние средства приехал в Петербург объясняться; в Петербурге, известно, его долго не слушали, потом выслушали, потом отвечали отказом, потом поманили обещаниями, потом отвечали строгостию, потом велели ему что-то написать в объяснение, потом отказались принять, что он написал, велели подать просьбу, — одним словом, он бегал уже пятый месяц, проел всё; последние женины тряпки были в закладе, а тут родился
ребенок, и, и… «сегодня заключительный отказ на поданную просьбу, а у меня почти хлеба нет, ничего нет, жена
родила.
Аграфена видела, что матушка Енафа гневается, и всю дорогу молчала. Один смиренный Кирилл чувствовал себя прекрасно и только посмеивался себе в бороду: все эти бабы одинаковы, что мирские, что скитские, и всем им одна цена, и слабость у них одна женская. Вот Аглаида и глядеть на него не хочет, а что он ей сделал? Как
родила в скитах, он же увозил
ребенка в Мурмос и отдавал на воспитанье! Хорошо еще, что ребенок-то догадался во-время умереть, и теперь Аглаида чистотою своей перед ним же похваляется.
…Я теперь все с карандашом — пишу воспоминания о Пушкине. Тут примешалось многое другое и, кажется, вздору много. Тебе придется все это критиковать и оживить. Мне как кажется вяло и глупо. Не умею быть автором. J'ai l'air d'une femme en couche. [Я похож на женщину, собирающуюся
родить (франц.).] Все как бы скорей услышать крик
ребенка, покрестить его, а с этой системой вряд ли творятся произведения для потомства!..
— Посмотрите, посмотрите, — продолжал ему шептать Салов, — ведь ни в одной физиономии бога нет; только и видно, что все это ест, пьет, спит,
детей родит и, для поддержания такого рода жизни, плутует.
— Нечего
рожу кривить! Нашелся дурак, берет тебя замуж — иди! Все девки замуж выходят, все бабы
детей родят, всем родителям
дети — горе! Ты что — не человек?
— Ко всему несут любовь
дети, идущие путями правды и разума, и все облачают новыми небесами, все освещают огнем нетленным — от души. Совершается жизнь новая, в пламени любви
детей ко всему миру. И кто погасит эту любовь, кто? Какая сила выше этой, кто поборет ее? Земля ее
родила, и вся жизнь хочет победы ее, — вся жизнь!
— Идут в мире
дети наши к радости, — пошли они ради всех и Христовой правды ради — против всего, чем заполонили, связали, задавили нас злые наши, фальшивые, жадные наши! Сердечные мои — ведь это за весь народ поднялась молодая кровь наша, за весь мир, за все люди рабочие пошли они!.. Не отходите же от них, не отрекайтесь, не оставляйте
детей своих на одиноком пути. Пожалейте себя… поверьте сыновним сердцам — они правду
родили, ради ее погибают. Поверьте им!
Она была уверена, что и призвание ее не в том, чтобы
рожать и воспитывать
детей, — она даже с гадливостью и презрением смотрела на такое призвание, — а в том, чтобы разрушить существующий строй, сковывающий лучшие силы народа, и указать людям тот новый путь жизни, который ей указывался европейскими новейшими писателями.
К весне она собирается
родить. Будет ли у них красная парочка, баран да ярочка, как предсказывал себе сам Сережа, или число
детей увеличится до четырех — каждому по усадьбе и по сахарному заводу — это покажет будущее.
Господа, по своему обыкновению, начали и на эту лошадь торговаться, и мой ремонтер, которому я
дитя подарил, тоже встрял, а против них, точно ровня им, взялся татарин Савакирей, этакой коротыш, небольшой, но крепкий, верченый, голова бритая, словно точеная, и круглая, будто молодой кочешок крепенький, а
рожа как морковь красная, и весь он будто огородина какая здоровая и свежая.
— А семейство тоже большое, — продолжал Петр Михайлыч, ничего этого не заметивший. — Вон двое мальчишек ко мне в училище бегают, так и смотреть жалко: ощипано, оборвано, и на дворянских-то
детей не похожи. Супруга, по несчастию,
родивши последнего
ребенка, не побереглась, видно, и там молоко, что ли, в голову кинулось — теперь не в полном рассудке: говорят, не умывается, не чешется и только, как привидение, ходит по дому и на всех ворчит… ужасно жалкое положение! — заключил Петр Михайлыч печальным голосом.
Липочка. Не вы учили — посторонние; полноте, пожалуйста; вы и сами-то, признаться сказать, ничему не воспитаны. Ну, что ж?
Родили вы — я была тогда что?
ребенок,
дитя без понятия, не смыслила обращения. А выросла да посмотрела на светский тон, так и вижу, что я гораздо других образованнее. Что ж мне, потакать вашим глупостям! Как же! Есть оказия.
Стану прилежно заниматься хозяйством, шить;
рожу ему полдюжины
детей, буду их сама кормить, нянчить, одевать и обшивать».
—
Родила:
ребенок был такой худой да черный! на третий день умер.
Мужа она терпеть не могла, но
родила от него двух
детей — мальчика и девочку; больше она решила не иметь
детей и не имела.
— Ну так знайте, что Шатов считает этот донос своим гражданским подвигом, самым высшим своим убеждением, а доказательство, — что сам же он отчасти рискует пред правительством, хотя, конечно, ему много простят за донос. Этакой уже ни за что не откажется. Никакое счастье не победит; через день опомнится, укоряя себя, пойдет и исполнит. К тому же я не вижу никакого счастья в том, что жена, после трех лет, пришла к нему
родить ставрогинского
ребенка.
Такие же люди, только добрее. Такие же мужики, в таких же свитках, только мужики похожи на старых лозищан, еще не забывших о своих старых правах, а свитки тоньше и чище, только
дети здоровее и все обучены в школе, только земли больше, и земля
родит не по-вашему, только лошади крепче и сытее, только плуги берут шире и глубже, только коровы дают по ведру на удой…
«Вот, отец у меня был хороший человек, да — зверь, а уж я — не зверь, а от тебя
дети были бы ещё больше люди! Евгеньюшка! Ведь только так и можно — любовью только новых-то, хороших-то людей
родишь!»
— Нет, погоди-ка! Кто
родит — женщина? Кто
ребёнку душу даёт — ага? Иная до двадцати раз
рожает — стало быть, имела до двадцати душ в себе. А которая
родит всего двух ребят, остальные души в ней остаются и всё во плоть просятся, а с этим мужем не могут они воплотиться, она чувствует. Тут она и начинает бунтовать. По-твоему — распутница, а по должности её — нисколько.
В это время известная нам Афросинья Андревна, от которой он менее скрывал свое беспокойство, состоявшее существенно в том, что невестка опять
родит дочь, рассказала как-то ему, что проезжая через Москву, ездила она помолиться богу к Троице, к великому угоднику Сергию, и слышала там, что какая-то одна знатная госпожа, у которой все родились дочери, дала обещание назвать первого своего
ребенка, если он будет мальчик, Сергием, и что точно, через год, у нее родился сын Сергий.
На четвертом году замужства Прасковья Ивановна, совершенно довольная и счастливая,
родила дочь, а потом через год и сына; но
дети не жили: девочка умерла на первом же году, а сын уже трех лет.