Неточные совпадения
Городничий. Да говорите,
ради бога, что такое? У
меня сердце не на месте. Садитесь, господа! Возьмите стулья! Петр Иванович, вот вам стул.
Цыфиркин. А кто виноват? Лишь он грифель в руки, а немец в двери. Ему шабаш из-за доски, а
меня ради в толчки.
— Ну, старички, — сказал он обывателям, — давайте жить мирно. Не трогайте вы
меня, а
я вас не трону. Сажайте и сейте, ешьте и пейте, заводите фабрики и заводы — что же-с! Все это вам же на пользу-с! По
мне, даже монументы воздвигайте —
я и в этом препятствовать не стану! Только с огнем,
ради Христа, осторожнее обращайтесь, потому что тут недолго и до греха. Имущества свои попалите, сами погорите — что хорошего!
И того
ради, существенная видится в том нужда, дабы можно было
мне, яко градоначальнику, издавать для скорости собственного моего умысла законы, хотя бы даже не первого сорта (о сем и помыслить не смею!), но второго или третьего.
— Простите
меня,
ради Христа, атаманы-молодцы! — говорил он, кланяясь миру в ноги, — оставляю
я мою дурость на веки вечные, и сам вам тоё мою дурость с рук на руки сдам! только не наругайтесь вы над нею,
ради Христа, а проводите честь честью к стрельцам в слободу!
— Анна,
ради Бога не говори так, — сказал он кротко. — Может быть,
я ошибаюсь, но поверь, что то, что
я говорю,
я говорю столько же за себя, как и за тебя.
Я муж твой и люблю тебя.
— Да помилуй,
ради самого Бога, князь, что̀
я сделала? — говорила княгиня, чуть не плача.
— Ах, графиня, непременно свезите,
ради Бога, свезите
меня к ним!
Я никогда ничего не видал необыкновенного, хотя везде отыскиваю, — улыбаясь сказал Вронский.
— Петр Дмитрич, Петр Дмитрич! — умоляющим голосом заговорил он в отворенную дверь. —
Ради Бога, простите
меня. Примите
меня, как есть. Уже более двух часов.
— Ну, это-то как понять?
Ради Христа, объясните
мне, Сергей Иванович, куда едут все эти добровольцы, с кем они воюют? — спросил старый князь, очевидно продолжая разговор, начавшийся еще без Левина.
— Это ужасно! — сказал Степан Аркадьич, тяжело вздохнув. —
Я бы одно сделал, Алексей Александрович. Умоляю тебя, сделай это! — сказал он. — Дело еще не начато, как
я понял. Прежде чем ты начнешь дело, повидайся с моею женой, поговори с ней. Она любит Анну как сестру, любит тебя, и она удивительная женщина.
Ради Бога поговори с ней! Сделай
мне эту дружбу,
я умоляю тебя!
— Оставь
меня в покое,
ради Бога! — воскликнул со слезами в голосе Михайлов и, заткнув уши, ушел в свою рабочую комнату за перегородкой и запер за собою дверь. «Бестолковая!» сказал он себе, сел за стол и, раскрыв папку, тотчас о особенным жаром принялся за начатый рисунок.
— Боже мой, что
я сделал! Долли!
Ради Бога!.. Ведь… — он не мог продолжать, рыдание остановилось у него в горле.
«
Я виновата. Вернись домой, надо объясниться.
Ради Бога приезжай,
мне страшно».
—
Я вижу, что случилось что-то. Разве
я могу быть минуту спокоен, зная, что у вас есть горе, которого
я не разделяю? Скажите
ради Бога! — умоляюще повторил он.
Но
ради Бога не думайте, — прибавлял ее взгляд, — что
я позволяю себе навязываться в знакомые.
— Прости
меня, но
я радуюсь этому, — перебил Вронский. —
Ради Бога, дай
мне договорить, — прибавил он, умоляя ее взглядом дать ему время объяснить свои слова. —
Я радуюсь, потому что это не может, никак не может оставаться так, как он предполагает.
— Нет, ты постой, постой, — сказал он. — Ты пойми, что это для
меня вопрос жизни и смерти.
Я никогда ни с кем не говорил об этом. И ни с кем
я не могу говорить об этом, как с тобою. Ведь вот мы с тобой по всему чужие: другие вкусы, взгляды, всё; но
я знаю, что ты
меня любишь и понимаешь, и от этого
я тебя ужасно люблю. Но,
ради Бога, будь вполне откровенен.
— Долли! — проговорил он, уже всхлипывая. —
Ради Бога, подумай о детях, они не виноваты.
Я виноват, и накажи
меня, вели
мне искупить свою вину. Чем
я могу,
я всё готов!
Я виноват, нет слов сказать, как
я виноват! Но, Долли, прости!
— Позвольте вам этого не позволить, — сказал Манилов с улыбкою. — Это кресло у
меня уж ассигновано для гостя:
ради или не
ради, но должны сесть.
— Нет, Платон Михайлович, — сказал Хлобуев, вздохнувши и сжавши крепко его руку, — не гожусь
я теперь никуды. Одряхлел прежде старости своей, и поясница болит от прежних грехов, и ревматизм в плече. Куды
мне! Что разорять казну! И без того теперь завелось много служащих
ради доходных мест. Храни бог, чтобы из-за
меня, из-за доставки
мне жалованья прибавлены были подати на бедное сословие: и без того ему трудно при этом множестве сосущих. Нет, Платон Михайлович, бог с ним.
— Настоящее дело, Константин Федорович. Да ведь
я того-с… оттого только, чтобы и впредь иметь с вами касательство, а не
ради какого корыстья. Три тысячи задаточку извольте принять.
— Душа моя, дайте ее
мне ради всего святого.
—
Ради бога… — сказал князь с заметным волненьем, — вы что-нибудь знаете об этом? скажите.
Я именно недавно послал еще прямо в Петербург об смягчении его участи.
—
Я тут еще беды не вижу.
«Да скука, вот беда, мой друг».
—
Я модный свет ваш ненавижу;
Милее
мне домашний круг,
Где
я могу… — «Опять эклога!
Да полно, милый,
ради Бога.
Ну что ж? ты едешь: очень жаль.
Ах, слушай, Ленский; да нельзя ль
Увидеть
мне Филлиду эту,
Предмет и мыслей, и пера,
И слез, и рифм et cetera?..
Представь
меня». — «Ты шутишь». — «Нету».
—
Я рад. — «Когда же?» — Хоть сейчас
Они с охотой примут нас.
Вдруг получил он в самом деле
От управителя доклад,
Что дядя при смерти в постеле
И с ним проститься был бы рад.
Прочтя печальное посланье,
Евгений тотчас на свиданье
Стремглав по почте поскакал
И уж заранее зевал,
Приготовляясь, денег
ради,
На вздохи, скуку и обман
(И тем
я начал мой роман);
Но, прилетев в деревню дяди,
Его нашел уж на столе,
Как дань, готовую земле.
— Панночка видала тебя с городского валу вместе с запорожцами. Она сказала
мне: «Ступай скажи рыцарю: если он помнит
меня, чтобы пришел ко
мне; а не помнит — чтобы дал тебе кусок хлеба для старухи, моей матери, потому что
я не хочу видеть, как при
мне умрет мать. Пусть лучше
я прежде, а она после
меня. Проси и хватай его за колени и ноги. У него также есть старая мать, — чтоб
ради ее дал хлеба!»
— А, вы про это! — засмеялся Свидригайлов, — да,
я бы удивился, если бы, после всего, вы пропустили это без замечания. Ха! ха!
Я хоть нечто и понял из того, что вы тогда… там… накуролесили и Софье Семеновне сами рассказывали, но, однако, что ж это такое?
Я, может, совсем отсталый человек и ничего уж понимать не могу. Объясните,
ради бога, голубчик! Просветите новейшими началами.
—
Ради бога, успокойтесь, не пугайтесь! — говорил он скороговоркой, — он переходил улицу, его раздавила коляска, не беспокойтесь, он очнется,
я велел сюда нести…
я у вас был, помните… Он очнется,
я заплачу!
Пусть
я неблагодарен, пусть
я низок, только отстаньте вы все,
ради бога, отстаньте!
— Тут, брат, стыдливость, молчаливость, застенчивость, целомудрие ожесточенное, и при всем этом — вздохи, и тает, как воск, так и тает! Избавь ты
меня от нее,
ради всех чертей в мире! Преавенантненькая!.. Заслужу, головой заслужу!
Я вам, батюшка, вот когда успокоитесь, расскажу… да садитесь же, батюшка,
ради Христа!
Катерина (кидаясь на шею мужу). Тиша, не уезжай!
Ради Бога, не уезжай! Голубчик, прошу
я тебя!
Я, ваш старинный сват и кум,
Пришёл мириться к вам, совсем не
ради ссоры;
Забудем прошлое, уставим общий лад!
—
Ради бога! где Марья Ивановна? — спросил
я с неизъяснимым волнением.
«
Ради бога успокойтесь, — сказала она, отняв у
меня свою руку.
Отпусти его; за него тебе выкуп дадут; а для примера и страха
ради вели повесить хоть
меня старика!» Пугачев дал знак, и
меня тотчас развязали и оставили.
Савельич едва мог следовать за
мною издали и кричал
мне поминутно: «Потише, сударь,
ради бога потише.
— Ваше превосходительство, — сказал
я ему, — прибегаю к вам, как к отцу родному;
ради бога, не откажите
мне в моей просьбе: дело идет о счастии всей моей жизни.
Ни слова,
ради бога,
Молчите,
я на всё решусь.
Ну поцелуйте же, не ждали? говорите!
Что ж,
ради? Нет? В лицо
мне посмотрите.
Удивлены? и только? вот прием!
Как будто не прошло недели;
Как будто бы вчера вдвоем
Мы мочи нет друг другу надоели;
Ни на́волос любви! куда как хороши!
И между тем, не вспомнюсь, без души,
Я сорок пять часов, глаз мигом не прищуря,
Верст больше седьмисот пронесся, — ветер, буря;
И растерялся весь, и падал сколько раз —
И вот за подвиги награда!
Вы
ради? в добрый час.
Однако искренно кто ж радуется эдак?
Мне кажется, так напоследок,
Людей и лошадей знобя,
Я только тешил сам себя.
Я вас перепугал, простите
ради бога.
—
Ради самого бога, — промолвил Василий Иванович, — позволь
мне это сделать самому.
«А что, если
я скажу, что он актер, фокусник, сумасшедший и все речи его — болезненная, лживая болтовня? Но — чего
ради, для кого играет и лжет этот человек, богатый, влюбленный и, в близком будущем, — муж красавицы?»
— Значит, это те праведники,
ради которых бог соглашался пощадить Содом, Гоморру или что-то другое, беспутное? Роль — не для
меня… Нет.
—
Меня послали того
ради, что вы — трусы, а
мне бояться некого, уж достаточно пуган, — сказал Ловцов.
Опекун совершенно серьезно уверяет
меня, что «Герцогиня Герольдштейнская» женщина не историческая, а выдумана Оффенбахом оперетки
ради.
Он посмотрел, стоя на коленях, а потом, встретив губернаторшу глаз на глаз, сказал, поклонясь ей в пояс: «Простите, Христа
ради, ваше превосходительство, дерзость мою, а красота ваша воистину — божеская, и благодарен
я богу, что видел эдакое чудо».
— Если революции хотят
ради сытости,
я — против, потому что сытый
я хуже себя голодного.