Неточные совпадения
Вдруг получил он в самом деле
От управителя доклад,
Что дядя при смерти в постеле
И с ним проститься был бы рад.
Прочтя печальное посланье,
Евгений тотчас на свиданье
Стремглав по почте поскакал
И уж заранее зевал,
Приготовляясь, денег
ради,
На вздохи, скуку и обман
(И тем
я начал мой роман);
Но, прилетев в деревню дяди,
Его нашел уж на столе,
Как дань, готовую земле.
—
Я тут еще беды не вижу.
«Да скука, вот беда, мой друг».
—
Я модный свет ваш ненавижу;
Милее
мне домашний круг,
Где
я могу… — «Опять эклога!
Да полно, милый,
ради Бога.
Ну что ж? ты едешь: очень жаль.
Ах, слушай, Ленский; да нельзя ль
Увидеть
мне Филлиду эту,
Предмет и мыслей, и пера,
И слез, и рифм et cetera?..
Представь
меня». — «Ты шутишь». — «Нету».
—
Я рад. — «Когда же?» — Хоть сейчас
Они с охотой примут нас.
— Поздно было. Я горячо приняла к сердцу вашу судьбу… Я страдала не за один этот темный образ жизни, но и за вас самих, упрямо шла за вами, думала, что
ради меня… вы поймете жизнь, не будете блуждать в одиночку, со вредом для себя и без всякой пользы для других… думала, что выйдет…
Слышал я потом слова насмешников и хулителей, слова гордые: как это мог Господь отдать любимого из святых своих на потеху диаволу, отнять от него детей, поразить его самого болезнью и язвами так, что черепком счищал с себя гной своих ран, и для чего: чтобы только похвалиться пред сатаной: «Вот что, дескать, может вытерпеть святой мой
ради меня!» Но в том и великое, что тут тайна, — что мимоидущий лик земной и вечная истина соприкоснулись тут вместе.
— Вы непременно должны завтра стреляться. Но ни один из вас не будет ранен. О, пойми же меня, не осуждай меня! Я сама презираю трусов, я женщина. Но
ради меня сделай это, Георгий! Нет, не спрашивай о муже, он знает. Я все, все, все сделала.
Он уступил, но только два с полтиною, и побожился, что и эту уступку он только
ради меня делает, что я такая барышня хорошая, а что для другого кого он ни за что бы не уступил.
Неточные совпадения
Городничий. Да говорите,
ради бога, что такое? У
меня сердце не на месте. Садитесь, господа! Возьмите стулья! Петр Иванович, вот вам стул.
Цыфиркин. А кто виноват? Лишь он грифель в руки, а немец в двери. Ему шабаш из-за доски, а
меня ради в толчки.
— Ну, старички, — сказал он обывателям, — давайте жить мирно. Не трогайте вы
меня, а
я вас не трону. Сажайте и сейте, ешьте и пейте, заводите фабрики и заводы — что же-с! Все это вам же на пользу-с! По
мне, даже монументы воздвигайте —
я и в этом препятствовать не стану! Только с огнем,
ради Христа, осторожнее обращайтесь, потому что тут недолго и до греха. Имущества свои попалите, сами погорите — что хорошего!
И того
ради, существенная видится в том нужда, дабы можно было
мне, яко градоначальнику, издавать для скорости собственного моего умысла законы, хотя бы даже не первого сорта (о сем и помыслить не смею!), но второго или третьего.
— Простите
меня,
ради Христа, атаманы-молодцы! — говорил он, кланяясь миру в ноги, — оставляю
я мою дурость на веки вечные, и сам вам тоё мою дурость с рук на руки сдам! только не наругайтесь вы над нею,
ради Христа, а проводите честь честью к стрельцам в слободу!