Неточные совпадения
В день свадьбы Левин, по обычаю (на исполнении всех обычаев строго настаивали княгиня и Дарья Александровна), не видал своей невесты и обедал у себя в гостинице со случайно собравшимися к нему тремя холостяками: Сергей Иванович, Катавасов, товарищ по
университету, теперь
профессор естественных наук, которого, встретив на улице, Левин затащил к себе, и Чириков, шафер, московский мировой судья, товарищ Левина по медвежьей охоте.
Левин в этот свой приезд сошелся опять близко с бывшим товарищем по
университету,
профессором Катаваcовым, с которым он не видался со времени своей женитьбы.
— Помилуйте, там Бунзен! [Бунзен Роберт (1811–1899) — выдающийся немецкий ученый,
профессор химии в Гейдельбергском
университете.]
Учиться я любил,
профессора относились ко мне благосклонно, предлагали остаться при
университете.
Видя эту площадь, Клим вспоминал шумный
университет и студентов своего факультета — людей, которые учились обвинять и защищать преступников. Они уже и сейчас обвиняли
профессоров, министров, царя. Самодержавие царя защищали люди неяркие, бесталанно и робко; их было немного, и они тонули среди обвинителей.
Клим усмехнулся, но промолчал. Он уже приметил, что все студенты, знакомые брата и Кутузова, говорят о
профессорах, об
университете почти так же враждебно, как гимназисты говорили об учителях и гимназии. В поисках причин такого отношения он нашел, что тон дают столь различные люди, как Туробоев и Кутузов. С ленивенькой иронией, обычной для него, Туробоев говорил...
Клим Самгин был очень доволен тем, что решил не учиться в эту зиму. В
университете было тревожно. Студенты освистали историка Ключевского, обидели и еще нескольких
профессоров, полиция разгоняла сходки; будировало сорок два либеральных
профессора, а восемьдесят два заявили себя сторонниками твердой власти. Варвара бегала по антикварам и букинистам, разыскивая портреты m‹ada›me Ролан, и очень сожалела, что нет портрета Теруань де-Мерикур.
— В
университете учатся немцы, поляки, евреи, а из русских только дети попов. Все остальные россияне не учатся, а увлекаются поэзией безотчетных поступков. И страдают внезапными припадками испанской гордости. Еще вчера парня тятенька за волосы драл, а сегодня парень считает небрежный ответ или косой взгляд
профессора поводом для дуэли. Конечно, столь задорное поведение можно счесть за необъяснимо быстрый рост личности, но я склонен думать иначе.
Отец Андрюши был агроном, технолог, учитель. У отца своего, фермера, он взял практические уроки в агрономии, на саксонских фабриках изучил технологию, а в ближайшем
университете, где было около сорока
профессоров, получил призвание к преподаванию того, что кое-как успели ему растолковать сорок мудрецов.
«Мне бы не здесь быть, — сам говорил про себя, — мне в
университете профессором только быть, а здесь я в грязь погружен и „самые одежды мои возгнушались мною“.
Пришлось рассказывать об
университете, о
профессорах, о столичных удовольствиях.
В те времена начальство
университетом не занималось,
профессора читали и не читали, студенты ходили и не ходили, и ходили притом не в мундирных сертуках à l'instar [вроде (фр.).] конноегерских, а в разных отчаянных и эксцентрических платьях, в крошечных фуражках, едва державшихся на девственных волосах.
Московский
университет свое дело делал;
профессора, способствовавшие своими лекциями развитию Лермонтова, Белинского, И. Тургенева, Кавелина, Пирогова, могут спокойно играть в бостон и еще спокойнее лежать под землей.
Нам объявили, что
университет велено закрыть. В нашем отделении этот приказ был прочтен
профессором технологии Денисовым; он был грустен, может быть, испуган. На другой день к вечеру умер и он.
Когда мы возвратились из ссылки, уже другая деятельность закипала в литературе, в
университете, в самом обществе. Это было время Гоголя и Лермонтова, статей Белинского, чтений Грановского и молодых
профессоров.
— Un bon citoyen [Хороший гражданин (фр.).] уважает законы страны, какие бы они ни были… [Впоследствии
профессор Чичерин проповедовал что-то подобное в Московском
университете. (Прим. А. И. Герцена.)]
Обо мне лично сказал, что во время революции я стану
профессором Московского
университета, что тоже оказалось верно.
В 20 году я был факультетом избран
профессором Московского
университета и в течение года читал лекции.
Из представителей академической профессорской философии я еще на первом курсе
университета имел близкое общение с Г.И. Челпановым, популярным
профессором философии, который с большим успехом читал курс по критике материализма.
Это был известный винодел Лев Голицын, когда-то блестяще окончивший Московский
университет, любимец
профессора Никиты Крылова, известный краснобай, горячий спорщик, всегда громко хваставшийся тем, что он «не посрамлен никакими чинами и орденами».
Если студент
университета, Ляпин спросит, какого факультета, и сам назовет его
профессоров, а если ученик школы живописи, спросит — в каком классе, в натурном ли, в головном ли, и тоже о преподавателях поговорит, причем каждого по имени-отчеству назовет.
— Да, писатель и
профессор. Мы с ним товарищи по
университету.
— Позвольте, позвольте, ведь я же с вами немного знаком, хотя и заочно. Не вы ли были в
университете, когда
профессор Приклонский защищал докторскую диссертацию?
« Занятия мои, — продолжал он далее, — идут по-прежнему: я скоро буду брать уроки из итальянского языка и эстетики, которой будет учить меня
профессор Шевырев [Шевырев Степан Петрович (1806—1864) —
профессор литературы в Московском
университете, критик и поэт.
— Из Шекспира много ведь есть переводов, — полуспросил, полупросто сказал он, сознаваясь внутренне, к стыду своему, что он ни одного из них не знал и даже имя Шекспира встречал только в юмористических статейках Сенковского [Сенковский Осип Иванович (1800—1858) — востоковед,
профессор Петербургского
университета, журналист, беллетрист, редактор и соиздатель журнала «Библиотека для чтения», начавшего выходить в 1834 году. Писал под псевдонимом Барон Брамбеус.], в «Библиотеке для чтения».
Целую неделю Вихров горел как на угольях.
Профессора он видел в
университете, но тот ни слова не говорил с ним об его произведении.
Марьеновский между тем, видимо, находивший эту выдуманную Павлом травлю на его знакомого неприличною, начал весьма серьезно и не в насмешку разговаривать с Плавиным о Петербургском
университете, о тамошних
профессорах. Неведомов сидел молча и потупив голову. Павлу было досадно на себя: отчего он не позвал Салова?
Это вынуждало его состязаться с другими центрами немецкой культуры, приглашать в свой
университет лучших
профессоров, покровительствовать литературе, искусствам и наукам.
Основать
университет и населить его знаменитейшими и наилучше оплаченными
профессорами можно всюду, даже при наличности самых нестерпимейших уз, равно как всюду же можно устроить музеи, коллекции, выставки и проч.
— Скажите-ка мне, Яков Васильич, — начал Петр Михайлыч, — что-нибудь о Московском
университете. Там, я слышал, нынче прекрасные
профессора. Вы какого изволили быть факультета?
Все тяжелые, мучительные для самолюбия минуты в жизни одна за другой приходили мне в голову; я старался обвинить кого-нибудь в своем несчастии: думал, что кто-нибудь все это сделал нарочно, придумывал против себя целую интригу, роптал на
профессоров, на товарищей, на Володю, на Дмитрия, на папа, за то, что он меня отдал в
университет; роптал на провидение, за то, что оно допустило меня дожить до такого позора.
Обширная дача была полна гостями и шумом: сумские драгуны, актеры, газетные издатели и хроникеры, трое владельцев скаковых конюшен, только что окончившие курс катковские лицеисты, цыгане и цыганки с гитарами, известный
профессор Московского
университета, знаменитый врач по женским болезням, обожаемый всею купеческою Москвою, удачливый театральный антрепренер, в шикарной, якобы мужицкой поддевке, и множество другого народа.
И тут девочка рассказала ему кое-что о себе. Она дочь
профессора, который читает лекции в
университете, но, кроме того, дает в Екатерининском институте уроки естественной истории и имеет в нем казенную квартиру. Поэтому ее положение в институте особое. Живет она дома, а в институте только учится. Оттого она гораздо свободнее во времени, в чтении и в развлечениях, чем ее подруги…
Его мать перешла работать в семью одного
профессора Московского
университета, с которым А.П. Сухов, посещая по праздникам свою мать, встречался.
Особенно резки были статьи Виктора Александровича Гольцева, сделавшие с первых номеров газету популярной в
университете: студенты зачитывались произведениями своего любимого
профессора и обсуждали в своих кружках затронутые им вопросы.
Начальником главного управления по делам печати в эти времена был
профессор Московского
университета Н.А. Зверев, который сам был действительным членом Общества любителей российской словесности и, конечно, знал, что в члены Общества избираются только лица, известные своими научными и литературными трудами.
— Студент,
профессор, всё одно из
университета. Тебе только бы спорить. А швейцарский был в усах и с бородкой.
В
университетах, и главным образом московском, некоторые
профессора поспешили оставить службу.
„Но великий человек не приобщался нашим слабостям! Он не знал, что мы плоть и кровь! Он был велик и силен, а мы родились и слабы и худы, нам нужны были общие уставы человеческие!“ [Речь
профессора Московского
университета Морошкина: „Об уложении и его дальнейшем развитии“. (Прим. M. E. Салтыкова-Щедрина.)]
— Иосиф Жоховский (1801–1851),
профессор математики Варшавского
университета.
Замечательность беседы сего Мрачковского, впрочем, наиболее всего заключалася для меня в рассказе о некоем
профессоре Московского
университета, получившем будто бы отставку за то, что на торжественном акте сказал: „Nunquam de republica desperandum“ в смысле „никогда не должно отчаиваться за государство“, но каким-то канцелярским мудрецом понято, что он якобы велел не отчаяваться в республике, то за сие и отставлен.
Вскоре по выходе моей книги по-немецки я получил из Праги письмо от
профессора тамошнего
университета, сообщившее мне о существовании никогда нигде не напечатанного сочинения чеха Хельчицкого XV века, под названием «Сеть веры».
Слышано мною от К. Ф. Фукса, доктора и
профессора медицины при Казанском
университете, человека столь же ученого, как и любезного и снисходительного. Ему обязан я многими любопытными известиями касательно эпохи и стороны, здесь описанных.
Разумеется, Кудрявцев и Грановский уж того… немножко для нашего времени не годятся… а все ж, если бы наш
университет еще того… немножко бы ему хорошей чемерицы в нос, а студенты чтоб от
профессоров не зависели, и
университет бы наш даже еще кое-куда годился… а то ни одного уже
профессора хорошего не стало.
Все эти люди, и молодежь и пожилые, бородатые и волосатые, были с чрезвычайно серьезными лицами, будто они пришли не в летний театр развлекаться и веселиться, как публика у фонтана, а явились, по крайней мере, в
университет слушать любимого
профессора.
То мне хотелось уйти в монастырь, сидеть там по целым дням у окошка и смотреть на деревья и поля; то я воображал, как я покупаю десятин пять земли и живу помещиком; то я давал себе слово, что займусь наукой и непременно сделаюсь
профессором какого-нибудь провинциального
университета.
[Речь, сказанная
профессором Морошкиным на акте Московского
университета «Об Уложении и его дальнейшем развитии».
Изборский уехал в Москву, где у него была лекции в
университете. В музее долго еще обсуждалась его лекция, a я уходил с нее с смутными ощущениями. «Да, — думалось мнё, — это очень интересно: и лекция, и
профессор… Но… что это вносит в мой спор с жизнью?.. Он начинается как раз там, где предмет Изборского останавливается… Жизнь становится противна именно там, где начинается животное…»
Евсеич сам вслушался, да и я рассказал ему, что Григорий Иваныч был назначен адъюнкт-профессором в новом
университете вместе с Иваном Ипатычем, Левицким и Эрихом.
Вдруг в один вечер собралось к Григорью Иванычу много гостей: двое новых приезжих
профессоров, правитель канцелярии попечителя Петр Иваныч Соколов и все старшие учителя гимназии, кроме Яковкина; собрались довольно поздно, так что я ложился уже спать; гости были веселы и шумны; я долго не мог заснуть и слышал все их громкие разговоры и взаимные поздравления: дело шло о новом
университете и о назначении в адъюнкты и профессоры гимназических учителей.