Неточные совпадения
— Я не понимаю, — сказал Сергей Иванович, заметивший неловкую выходку брата, — я не понимаю, как можно быть до такой степени лишенным всякого политического такта. Вот чего мы, Русские, не имеем. Губернский предводитель — наш противник, ты с ним ami cochon [запанибрата] и
просишь его баллотироваться. А
граф Вронский… я друга себе из него не сделаю; он звал обедать, я не поеду к нему; но он наш, зачем же делать из него врага? Потом, ты спрашиваешь Неведовского, будет ли он баллотироваться. Это не делается.
—
Граф Иван Михайлович говорил, что он хотел
просить императрицу.
—
Прошу покорно, садитесь, а меня извините. Я буду ходить, если позволите, — сказал он, заложив руки в карманы своей куртки и ступая легкими мягкими шагами по диагонали большого строгого стиля кабинета. — Очень рад с вами познакомиться и, само собой, сделать угодное
графу Ивану Михайловичу, — говорил он, выпуская душистый голубоватый дым и осторожно относя сигару ото рта, чтобы не сронить пепел.
Это было варварство, и я написал второе письмо к
графу Апраксину,
прося меня немедленно отправить, говоря, что я на следующей станции могу найти приют.
Граф изволили почивать, и письмо осталось до утра. Нечего было делать; я снял мокрое платье и лег на столе почтовой конторы, завернувшись в шинель «старшого», вместо подушки я взял толстую книгу и положил на нее немного белья.
Пушкин сел, написал все контрабандные свои стихи и
попросил дежурного адъютанта отнести их
графу в кабинет. После этого подвига Пушкина отпустили домой и велели ждать дальнейшего приказания.
— Да ты бы у ней и
просил писем к
графу и к принцу, как обещала!
— Постойте, постойте! новый гость, надо и ему дать билет, — и, легко соскочив со стула, взяла меня за обшлаг сюртука. — Пойдемте же, — сказала она, — что вы стоите? Messieurs, [Господа (фр.).] позвольте вас познакомить: это мсьё Вольдемар, сын нашего соседа. А это, — прибавила она, обращаясь ко мне и указывая поочередно на гостей, —
граф Малевский, доктор Лушин, поэт Майданов, отставной капитан Нирмацкий и Беловзоров, гусар, которого вы уже видели.
Прошу любить да жаловать.
— C’est ça, m-r, c’est lui. Oh que je voudrais le voir ce cher comte. Si vous le voyez, je vous pris bien de lui faire mes compliments. — Capitaine Latour, [ — Я знал одного Сазонова, — говорит кавалерист, — но он, насколько я знаю, не
граф, небольшого роста брюнет, приблизительно вашего возраста. — Это так, это он. О, как я хотел бы видеть этого милого
графа. Если вы его увидите, очень
прошу передать ему мой привет. — Капитан Латур,] — говорит он, кланяясь.
— Вот прекрасно! долго ли рассмотреть? Я с ним уж говорила. Ах! он прелюбезный: расспрашивал, что я делаю; о музыке говорил;
просил спеть что-нибудь, да я не стала, я почти не умею. Нынешней зимой непременно
попрошу maman взять мне хорошего учителя пения.
Граф говорит, что это нынче очень в моде — петь.
Вошли; маменька и говорит: «Вот,
граф, это моя дочь;
прошу любить да жаловать».
— Если
графу так угодно понимать и принимать дворян, то я повинуюсь тому, — проговорил он, — но во всяком случае
прошу вас передать
графу, что я приезжал к нему не с каким-нибудь пустым, светским визитом, а по весьма серьезному делу: сегодня мною получено от моего управляющего письмо, которым он мне доносит, что в одном из имений моих какой-то чиновник господина ревизующего сенатора делал дознание о моих злоупотреблениях, как помещика, — дознание, по которому ничего не открылось.
Однажды, правда, она чуть было не увлеклась, и именно когда к ней привели на показ
графа Ломпопо, который отрекомендовал себя камергером Дона Карлоса, состоящим, в ожидании торжества своего повелителя, на службе распорядителем танцев в Пале-де-Кристаль (рюмка водки 5 к., бутылка пива 8 к.); но Ломпопо с первого же раза выказал алчность,
попросив заплатить за него извозчику, так что Фаинушка заплатить заплатила, но от дальнейших переговоров отказалась.
Требование было и небольшое, но в то же время и не совсем легкое; но
граф услужил княгине, он достал ей такого француза, который превзошел все ее ожидания. Этот утешительный человек был французский гражданин monsieur Gigot, [Господин Жиго (франц.)] которому здесь надо дать маленькое место. Ne le renvoyez раз, je vous prie! [Не отсылайте его, я вас
прошу (франц.)] Он тут нужен.
Бабушка взяла поднос и, поднеся его
графу, сказала: — Любезный зять, не осудите: вы были нездоровы немножечко, позвольте мне
просить вас съездить с Настей за границу — ей будет ново и полезно видеть, как живут в чужих краях; а это от меня вам на дорогу.
Глубиною этого живучего чувства был тронут даже сам
граф; он бросился целовать руки бабушки и
просил ее о прощении.
Бабушка распечатала пакет и прочитала, что
граф желает ей представиться и
просит позволения к ней приехать в какой она назначит день.
—
Прошу тебя, Доримедонт Васильич! — и бабушка, не докончив последней фразы, перевела глаза с Дон-Кихота на двери, в которые входили гусем: губернатор, за ним высокий, плотно выбритый бело-розовый
граф, с орденскою звездой на фраке, и за ним опять последним Павлыганьев.
Граф, препожаловав с жалобою графини Антониды на Дон-Кихота, застал бабушку уже при конце ее работы, которую оставалось только оформить актуальным порядком, для чего тут перед княгинею и стояли землемер и чиновник. А потому, когда княгине доложили о
графе, она велела
просить его в кабинет и встретила его словами...
Оставимте это,
граф, как бы этого и разговора не было, и никогда не будем к этому возвращаться, а будем,
прошу вас, по-старому друзьями.
— Представьте себе,
граф! Господин Рено обидел меня ужасным образом, и когда я отыскал его квартиру, застал дома и стал
просить удовлетворения…
Актриса с заметной гримасой встала и нехотя пошла за хозяйкой, которая, как ни раздосадована была всеми этими ломаньями Чуйкиной, посадила ее опять рядом с собой, а по другую сторону Татьяны Васильевны поместился
граф Хвостиков и стал ее
просить позволить ему взять пьесу с собой, чтобы еще раз ее прочесть и сделать об ней заранее рекламу.
Швейцар или, говоря точнее, переодетый больничный сторож, хоть господа и кушали, пошел и отрапортовал, что приехал какой-то
граф просить о чем-то!..
— Да!.. С письмом, где Ефим Федорович
просит меня определить
графа Хвостикова на одно вакантное место. Я давным-давно знаю
графа лично… всегда разумел его за остроумного бонмотиста и человека очень приятного в обществе; но тут вышел такой случай, что лет пятнадцать тому назад он уже служил у меня и занимал именно это место, которого теперь искал, и я вынужденным был… хоть никогда не слыл за жестокого и бессердечного начальника… был принужден заставить
графа выйти в отставку.
Граф Хвостиков воротился домой не очень поздно. С ним случилась ужасная неприятность: он подрался с Янсутским! Произошло это следующим образом: Янсутский проигрывал сряду все партии, так что
граф Хвостиков, наконец, усовестился и, объявив, что ему крайняя необходимость ехать в одно место,
просил Петра Евстигнеевича расплатиться с ним.
— Ах, cher comte [дорогой
граф (франц.).], стоило ли так беспокоиться и
просить меня; я сейчас же напишу предписание смотрителю! — проговорила попечительша и, написав предписание на бланке, отнесла его к мужу своему скрепить подписью.
Не у Янсутского же
просить взаймы после всех дерзостей, которые он позволил себе сказать:
граф все-таки до некоторой степени считал себя джентльменом.
«На поверку выходит, что это я помог путям природы!» — мучительно подумал он, а потом, обратясь к Минодоре, сказал, чтобы она вышла к доктору и
попросила его еще раз завтра приехать;
графа Хвостикова и Аделаиду Ивановну он услал в свои комнаты. Старушка поплелась, ведомая под руку Минодорой.
— Очень многим и очень малым, — отвечал развязнейшим тоном
граф. — Вы хороший знакомый madame Чуйкиной, а супруга генерала написала превосходную пьесу, которую и
просит madame Чуйкину, со свойственным ей искусством, прочесть у ней на вечере, имеющемся быть в воскресенье; генерал вместе с тем приглашает и вас посетить их дом.
На другой день Траховы уехали в Петербург, куда
граф Хвостиков и Долгов написали Татьяне Васильевне письма, в которых каждый из них, описывая свое страшное денежное положение,
просил ее дать им места.
Маркеры и сбежавшиеся лакеи едва растащили их, и Янсутского, как более почетного посетителя и много тратившего у них денег, они отправили с знакомым извозчиком домой, а
графа, вздумавшего было доказывать, что он прав, вывели не совсем вежливо и
просили больше не посещать их отеля.
Д. Боборыкиным известно, что Артур Бенни не только хотел
просить у государя прощения и дозволения возвратиться в Россию, но его даже видели уже занятым окончательною редакциею письма к
графу Петру Андреевичу Шувалову, через которого он намерен был направить свое ходатайство к императору.
— Очень вам благодарен, ваше сиятельство, за сделанную мне честь, — вежливо отвечал Мановский, — и
прошу извинения, что первый не представился вам, но это единственно потому, что меня не было дома: я только что сейчас вернулся.
Прошу пожаловать, — продолжал он, показывая
графу с почтением на дверь в гостиную. — Жена сейчас выйдет: ей очень приятно будет встретить старого знакомого.
Просите Анну Павловну, — прибавил он стоявшему у дверей лакею.
— Ваш стряпчий, мой любезнейший, может писать доносы сколько ему угодно, — перебил опять с оттенком легкой досады
граф, — дело не в том; я вас
прошу обоих, чтобы дело Мановских так или иначе, как вы знаете таи, было затушено, потому что оно исполнено величайшей несправедливости, и вы за него будете строго отвечать. Оберегитесь.
— И прекрасно, — подхватил
граф. Потом, обратившись к исправнику, прибавил: — А я вас
прошу еще, чтобы нога ваша не была в усадьбе господина Эльчанинова, иначе мы с вами поссоримся.
Ему писали, что, по приказанию его, Эльчанинов был познакомлен, между прочим, с домом Неворского и понравился там всем дамам до бесконечности своими рассказами об ужасной провинции и о смешных помещиках, посреди которых он жил и живет теперь
граф, и всем этим заинтересовал даже самого старика в такой мере, что тот велел его зачислить к себе чиновником особых поручений и пригласил его каждый день ходить к нему обедать и что, наконец, на днях приезжал сам Эльчанинов, сначала очень расстроенный, а потом откровенно признавшийся, что не может и не считает почти себя обязанным ехать в деревню или вызывать к себе известную даму, перед которой
просил даже солгать и сказать ей, что он умер, и в доказательство чего отдал послать ей кольцо его и локон волос.
—
Граф! Я вас хотел
просить об этом. Позвольте мне предоставить ее в полное ваше покровительство. Вы один, может быть, в целом мире…
Во весь остальной день
граф не возобновлял первого разговора. Он
просил Анну Павловну играть на фортепиано, с восторгом хвалил ее игру, показывал ей альбомы с рисунками, водил в свою картинную галерею, отбирал ей книги из библиотеки. Узнавши, что она любит цветы, он сам повел ее в оранжереи, сам вязал для нее из лучших цветов букеты, одним словом, сделался внимательным родственником и больше ничего.
— Поезжайте сейчас же к
графу, Валерьян Александрыч, и
просите, чтобы он или взял к себе Анну Павловну, либо помог бы вам как-нибудь, как знает, а то Мановский сегодня же ночью, пожалуй, опять приедет.
—
Граф вам обещал покровительство;
попросите у
графа, — сказал Савелий.
Отвести ее к
графу и
просить его покровительства и защиты?
Граф попросил его возвратиться в гостиную наклонением головы, а Алексея Михайлыча движением руки.
—
Попросите сюда Алексея Михайлыча и сами пожалуйте, — перебил его с досадою
граф.
Часу в шестом вечера Анна Павловна начала собираться домой. При прощании
граф, как бы не могший выдержать своей роли, долго и долго целовал ее руку, а потом почти умоляющим голосом
просил дать ему прощальный поцелуй.
—
Просить! — сказал
граф и привстал с дивана.
«Вот оно, какую передрягу наделал, — думал Иван Александрыч, — делать нечего, побожился. Охо-хо-хо! Сам, бывало, в полку жиду в ноги кланялся, чтобы не сказывал! Подсмотрел, проклятый Иуда, как на чердаке целовался. Заехать было к Уситковым, очень
просили сказать, если
граф к кому-нибудь поедет!» — заключил он и поехал рысцой.
Мы въехали в деревню и скоро остановились у ворот замка. Я велел людям слезть и в сопровождении унтер-офицера вошел в дом. Всё было пусто. Пройдя несколько комнат, я был встречен самим
графом, дрожащим и бледным, как полотно. Я объявил ему мое поручение, разумеется он уверял, что у него нет оружий, отдал мне ключи от всех своих кладовых и, между прочим, предложил завтракать. После второй рюмки хереса
граф стал
просить позволения представить мне свою супругу и дочерей.
Граф. А вот увидим! (Надевает очки и читает вслух.) «Павел Григорьевич Арбенин с душевным прискорбием извещает о кончине сына своего Владимира Павловича Арбенина, последовавшей сего мая 11-го дня пополудни, покорнейше
просит пожаловать на вынос тела в собственный дом, мая 13-го дня, пополуночи в 10 часу, отпевание в приходской церкви… etc.»
Павел Григ<орич> (с холодной улыбкой). Довольно об этом. Кто из нас прав или виноват, не тебе судить. Через час приходи ко мне в кабинет: там я тебе покажу недавно присланные бумаги, которые касаются до тебя… Также тебе дам я прочитать письмо от
графа, насчет определения в службу. И еще
прошу тебя не говорить мне больше ничего о своей матери — я
прошу, когда могу приказывать! (Уходит.) (Владимир долго смотрит ему вслед.)
Но истина скоро открывается;
граф узнает все:
просит у Мирошева прощения, чествует у себя в доме, прекращает тяжбу, снабжает сотнею рублей на возвратный путь и берет честное слово с Кузьмы Петровича, что он, немедленно по приезде домой, пошлет за управителем и прочтет ему бумагу и письмо, запечатанное графскою печатью.
Граф удивился, встревожился, стал спрашивать, старик
просил прощения, извинялся своим нежным сердцем и безмерным горем, наконец рассказал всю историю, показал письма Столыгина и просьбы дочери.