Неточные совпадения
«Вот оно, какую передрягу наделал, — думал Иван Александрыч, — делать нечего, побожился. Охо-хо-хо! Сам, бывало, в полку жиду в ноги кланялся, чтобы не сказывал! Подсмотрел, проклятый Иуда, как на чердаке целовался. Заехать было к Уситковым, очень
просили сказать, если
граф к кому-нибудь поедет!» — заключил он и поехал рысцой.
— Очень вам благодарен, ваше сиятельство, за сделанную мне честь, — вежливо отвечал Мановский, — и
прошу извинения, что первый не представился вам, но это единственно потому, что меня не было дома: я только что сейчас вернулся.
Прошу пожаловать, — продолжал он, показывая
графу с почтением на дверь в гостиную. — Жена сейчас выйдет: ей очень приятно будет встретить старого знакомого.
Просите Анну Павловну, — прибавил он стоявшему у дверей лакею.
Во весь остальной день
граф не возобновлял первого разговора. Он
просил Анну Павловну играть на фортепиано, с восторгом хвалил ее игру, показывал ей альбомы с рисунками, водил в свою картинную галерею, отбирал ей книги из библиотеки. Узнавши, что она любит цветы, он сам повел ее в оранжереи, сам вязал для нее из лучших цветов букеты, одним словом, сделался внимательным родственником и больше ничего.
Часу в шестом вечера Анна Павловна начала собираться домой. При прощании
граф, как бы не могший выдержать своей роли, долго и долго целовал ее руку, а потом почти умоляющим голосом
просил дать ему прощальный поцелуй.
Отвести ее к
графу и
просить его покровительства и защиты?
—
Граф вам обещал покровительство;
попросите у
графа, — сказал Савелий.
—
Просить! — сказал
граф и привстал с дивана.
— Поезжайте сейчас же к
графу, Валерьян Александрыч, и
просите, чтобы он или взял к себе Анну Павловну, либо помог бы вам как-нибудь, как знает, а то Мановский сегодня же ночью, пожалуй, опять приедет.
—
Попросите сюда Алексея Михайлыча и сами пожалуйте, — перебил его с досадою
граф.
— Ваш стряпчий, мой любезнейший, может писать доносы сколько ему угодно, — перебил опять с оттенком легкой досады
граф, — дело не в том; я вас
прошу обоих, чтобы дело Мановских так или иначе, как вы знаете таи, было затушено, потому что оно исполнено величайшей несправедливости, и вы за него будете строго отвечать. Оберегитесь.
— И прекрасно, — подхватил
граф. Потом, обратившись к исправнику, прибавил: — А я вас
прошу еще, чтобы нога ваша не была в усадьбе господина Эльчанинова, иначе мы с вами поссоримся.
Граф попросил его возвратиться в гостиную наклонением головы, а Алексея Михайлыча движением руки.
—
Граф! Я вас хотел
просить об этом. Позвольте мне предоставить ее в полное ваше покровительство. Вы один, может быть, в целом мире…
Ему писали, что, по приказанию его, Эльчанинов был познакомлен, между прочим, с домом Неворского и понравился там всем дамам до бесконечности своими рассказами об ужасной провинции и о смешных помещиках, посреди которых он жил и живет теперь
граф, и всем этим заинтересовал даже самого старика в такой мере, что тот велел его зачислить к себе чиновником особых поручений и пригласил его каждый день ходить к нему обедать и что, наконец, на днях приезжал сам Эльчанинов, сначала очень расстроенный, а потом откровенно признавшийся, что не может и не считает почти себя обязанным ехать в деревню или вызывать к себе известную даму, перед которой
просил даже солгать и сказать ей, что он умер, и в доказательство чего отдал послать ей кольцо его и локон волос.
Неточные совпадения
— Я не понимаю, — сказал Сергей Иванович, заметивший неловкую выходку брата, — я не понимаю, как можно быть до такой степени лишенным всякого политического такта. Вот чего мы, Русские, не имеем. Губернский предводитель — наш противник, ты с ним ami cochon [запанибрата] и
просишь его баллотироваться. А
граф Вронский… я друга себе из него не сделаю; он звал обедать, я не поеду к нему; но он наш, зачем же делать из него врага? Потом, ты спрашиваешь Неведовского, будет ли он баллотироваться. Это не делается.
—
Граф Иван Михайлович говорил, что он хотел
просить императрицу.
—
Прошу покорно, садитесь, а меня извините. Я буду ходить, если позволите, — сказал он, заложив руки в карманы своей куртки и ступая легкими мягкими шагами по диагонали большого строгого стиля кабинета. — Очень рад с вами познакомиться и, само собой, сделать угодное
графу Ивану Михайловичу, — говорил он, выпуская душистый голубоватый дым и осторожно относя сигару ото рта, чтобы не сронить пепел.
Это было варварство, и я написал второе письмо к
графу Апраксину,
прося меня немедленно отправить, говоря, что я на следующей станции могу найти приют.
Граф изволили почивать, и письмо осталось до утра. Нечего было делать; я снял мокрое платье и лег на столе почтовой конторы, завернувшись в шинель «старшого», вместо подушки я взял толстую книгу и положил на нее немного белья.
Пушкин сел, написал все контрабандные свои стихи и
попросил дежурного адъютанта отнести их
графу в кабинет. После этого подвига Пушкина отпустили домой и велели ждать дальнейшего приказания.