Неточные совпадения
Он выставил свое свежее личико из-под рогожи, оперся на кулачок и медленно
поднял кверху свои большие тихие
глаза.
Глаза всех мальчиков поднялись
к небу и не скоро опустились.
Я ходил взад и вперед по улице, порой останавливаясь и
подняв глаза кверху, молился, стараясь горячим сознанием «личного обращения»
к богу пробить мутный полог оттепельного зимнего
неба.
Я покорно пошел, размахивая ненужными, посторонними руками.
Глаз нельзя было
поднять, все время шел в диком, перевернутом вниз головой мире: вот какие-то машины — фундаментом вверх, и антиподно приклеенные ногами
к потолку люди, и еще ниже — скованное толстым стеклом мостовой
небо. Помню: обидней всего было, что последний раз в жизни я увидел это вот так, опрокинуто, не по-настоящему. Но
глаз поднять было нельзя.
Ромашов опять подошел
к выемке. Чувство нелепости, сумбурности, непонятности жизни угнетало его. Остановившись на откосе, он
поднял глаза вверх,
к небу. Там по-прежнему был холодный простор и бесконечный ужас. И почти неожиданно для самого себя,
подняв кулаки над головой и потрясая ими, Ромашов закричал бешено...
Хаджи-Мурат
поднял глаза и руки
к небу и сказал мне, что всё в руках бога, но что он никогда не отдастся в руки своему врагу, потому что он вполне уверен, что Шамиль его не простит и что он бы тогда недолго остался в живых.
Приказчик вышел в сад и,
подняв к небу глаза, стал припоминать фамилию акцизного...
— Четырнадцатого декабря! — произнес вслед за мною в некоем ужасе генерал и, быстро отхватив с моих плеч свои руки,
поднял их с трепетом вверх над своею головой и, возведя
глаза к небу, еще раз прошептал придыханием: «Четырнадцатого декабря!» и, качая в ужасе головою, исчез за дверью, оставив меня вдвоем с его адъютантом.
Так стояла она много минут, а когда люди, придя в себя, схватили ее, она стала громко молиться,
подняв к небу глаза, пылающие дикой радостью...
— На
небо, — добавила Маша и, прижавшись
к Якову, взглянула на
небо. Там уже загорались звёзды; одна из них — большая, яркая и немерцающая — была ближе всех
к земле и смотрела на неё холодным, неподвижным оком. За Машей
подняли головы кверху и трое мальчиков. Пашка взглянул и тотчас же убежал куда-то. Илья смотрел долго, пристально, со страхом в
глазах, а большие
глаза Якова блуждали в синеве
небес, точно он искал там чего-то.
И, покаянно вздыхая, он
поднимал к небу глаза, уже мутные, утратившие живой, умный блеск.
Та встала, поцеловала руку Зайончека,
подняла к небу свои большие голубые
глаза, полные благоговейного страха, и сказала...
— Неизбежный, как судьба!.. — повторила почти набожным голосом хозяйка дома,
подняв к небесам свои томные
глаза. — Ах, как должен быть величествен вид вашего Наполеона!.. Мне кажется, я его вижу перед собою!.. Какой грандиозо [величие (итал.)] должен быть в этом орлином взгляде, в этом…
И, только метнув в сторону точно случайный взгляд и поймав на лету горящий лукавством и весельем
глаз, улыбнется коротко, отрывисто и с пониманием, и
к небу поднимет сверхравнодушное лицо: а луна-то и пляшет! — стыдно смотреть на ее отдаленное веселье.
«Как в
небе звезды», — подумал я и с холодком под сердцем склонился
к груди, потом отвел
глаза от нее,
поднял их на лицо.
День был холодный, пестрый, по синему, вымороженному зимою
небу быстро плыли облака, пятна света и теней купались в ручьях и лужах, то ослепляя
глаза ярким блеском, то лаская взгляд бархатной мягкостью. Нарядно одетые девицы павами плыли вниз по улице,
к Волге, шагали через лужи,
поднимая подолы юбок и показывая чугунные башмаки. Бежали мальчишки с длинными удилищами на плечах, шли солидные мужики, искоса оглядывая группу у нашей лавки, молча приподнимая картузы и войлочные шляпы.
Из окна виден был двор полицейского правления, убранный истоптанною желтою травою, среди двора стояли,
подняв оглобли
к небу, пожарные телеги с бочками и баграми. В открытых дверях конюшен покачивали головами лошади. Одна из них, серая и костлявая, все время вздергивала губу вверх, точно усмехалась усталой усмешкой. Над
глазами у нее были глубокие ямы, на левой передней ноге — черный бинт, было в ней что-то вдовье и лицемерное.
Князь Янтарный(
поднимая с грустью
глаза к небу). Воображаю!
— Не может быть!.. Враки! — подхватил он убежденно. И,
подняв глаза к темным вершинам береговых гор или
к холодному
небу, красиво, но безучастно сиявшему своими бесчисленными огнями, и как бы отыскивая там что-то, он прибавил: — Хоть худенький-худой, ну, все еще сколько-нибудь делам-те правит.
Вынула знахарка косарь из пестера и, обратясь на рдеющий зарею восток, велела Тане стать рядом с собою… Положила не взошедшему еще солнцу три поклона великие да четыре поклона малые и стала одну за другой молитвы читать… Слушает Таня — молитвы все знакомые, церковные: «Достойно», «Верую», «Богородица», «Помилуй мя, Боже». А прочитав те молитвы,
подняла знахарка
глаза к небу и вполголоса особым напевом стала иную молитву творить… Такой молитвы Таня не слыхивала. То была «вещба» — тайное, крепкое слово.
Это была бабушка, ослепшая от слез после побега моего отца из аула. Бабушка протянула ко мне слабые старческие руки и стала водить пальцами по моему лицу, ощупывая каждую черту. Ее лицо, вначале бесстрастно-внимательное, какими бывают лица слепых, вдруг озарилось светом, счастливой улыбкой. Из незрячих
глаз полились слезы. Она обхватила руками мою голову и, прижав ее
к своей иссохшей груди, восклицала,
подняв угасший взгляд
к небу...
На дворе уже была ночь, звезды сияли во все
небо, ветер несся быстрою струей вокруг открытой платформы и прохлаждал горячечный жар майорши, которая сидела на полу между ящиками и бочками, в коленях у нее помещался поросенок и она кормила его булочкой, доставая ее из своего узелочка одною рукой, меж тем как другою ударяла себя в грудь, и то порицала себя за гордыню, что сердилась на Лару и не видалась с нею последнее время и тем дала усилиться Жозефу и проклятому Гордашке, то,
подняв глаза к звездному
небу, шептала вслух восторженные молитвы.
И она вдруг схватила обе его руки, жарко их поцеловала — и,
подняв к небу лицо, на котором луна осветила полные слез
глаза, воскликнула: «Прости! прости меня!» и бросилась бегом
к своему дому.
И,
подняв к небу глаза, надзиратель горько качает головой, растопыривает руки и говорит...
Эти знакомые слова показались внезапно так умны, так новы и справедливы Альберту, что он перестал играть и, стараясь не двигаться,
поднял руки и
глаза к небу.
Увидала звездочка с
неба плачущую девочку, ярко засветила в окошко пустой хатки, точно желая утешить сиротинку.
Подняла Галя свои заплаканные
глаза к небу, посмотрела на звездочку, протянула
к ней руки и прошептала срывающимся голосом...
Главное дело должна совершить Роза. Приступая
к нему, она падает на колена и,
подняв к небу полные слез
глаза, молит Бога об успехе. „Дай мне спасти его! — восклицает она. — И потом я умру спокойно! Мне, мне будет мой Фишерлинг обязан своим спасением; он вспомнит обо мне хоть тогда, когда меня не станет; он скажет, что никто на свете не любил его, как я!”
Здесь
поднял он
глаза к небу и с трепетом сердечным, как бы его собственная судьба заключалась в бумаге, развернул ее. Он обещал много… и горе ему, если он питал напрасно любовь и надежды Густава! Горе последнему, если дядины слова не сбудутся!
— Отец милосердый! — воскликнул Густав,
подняв к небу глаза, полные слез. — Благость Твоя неизреченна. Ты хранишь невинность и милуешь преступление.
— Боже! — сказала она,
подняв к небу глаза, — укажи мне правый путь мой. Отец, внуши мне с того света, что я должна делать. Не поздно ли? Любит ли он еще меня?
— Молодой человек, — сказал он дрожащим голосом. —
Поднимите ваши
глаза к небу. Та звезда, о которой вы говорили когда-то в саду Татьяне Петровне, привела вас сюда не напрасно.
Кто знает, бароны и баронессы рассчитывали по-своему, а тот, кто выше не только их, но и короля шведского, который щелкает по носам других корольков (здесь Фриц скинул шляпу и
поднял с благоговением
глаза к небу), тот, может быть, рассчитал иначе.
— Боже, упокой его в селении праведных! —
поднял он
глаза свои
к небу.
— Mais si jamais il fut écrit dans les decrets de la Divine Providence, [Но если бы предназначено было божественным провидением,] — сказал он,
подняв свои прекрасные, кроткие и блестящие чувством
глаза к небу, — que ma dinastie dût cesser de régner sur le trône de mes ancêtres, alors, après avoir épuisé tous les moyens qui sont en mon pouvoir, je me laisserai croître la barbe jusqu’ici (государь показал рукой на половину груди), et j’irai manger des pommes de terre avec le dernier de mes paysans plutôt, que de signer la honte de ma patrie et de ma chère nation, dont je sais apprécier les sacrifices!.. [чтобы династия наша перестала царствовать на престоле моих предков, тогда, истощив все средства, которые в моих руках, я отпущу бороду до сих пор, и скорее пойду есть один картофель с последним из моих крестьян, нежели решусь подписать позор моей родины и моего дорогого народа, жертвы которого я умею ценить!..]
Тогда Зенон, не желая ничем прибавлять розни, коротко ответил ближе стоявшим, что он имеет обычай молиться в благоговейном молчании, но не осуждает и тех, которые любят
поднимать к небу и
глаза и руки, нужно только, чтобы руки молящихся были чисты от корысти, а душа — свободна от всякого зла и возносилась бы
к небу с мыслью о вечности. Тогда в ней исчезает страх за утрату кратковременной земной жизни и… гора начинает двигаться…