Неточные совпадения
Вы расстроены, я не смею торопить
вас ответом. Подумайте!
Если вам будет
угодно благосклонно принять мое предложение, известите меня; и с той минуты я сделаюсь вашим самым преданным слугой и самым точным исполнителем всех ваших желаний и даже капризов, как бы они странны и дороги ни были. Для меня невозможного мало. (Почтительно кланяется и уходит в кофейную.)
— Как
вам угодно.
Если у нас князья и графы упрямо проповедуют анархизм — дозвольте и купеческому сыну добродушно поболтать на эту тему! Разрешите человеку испытать всю сладость и весь ужас — да, ужас! — свободы деяния-с. Безгранично разрешите…
— Как угодно-с, — отвечал Иван Матвеевич. — А
если не приищете жильца, как же насчет контракта? Сделаете удовлетворение?..
Вам убыток будет.
— Я бы не смел останавливать
вас, — заметил он, — но один врач — он живет в Дюссельдорфе, что близ Рейна… я забыл его фамилию — теперь я читаю его книгу и,
если угодно, могу доставить
вам… Он предлагает отменные гигиенические правила… Он советует…
— Здешнего изделия: чем богаты, тем и рады! — сказал, кланяясь, Марк. —
Вам угодно, чтоб я согласился с верностью вашего очерка:
если б я даже был стыдлив, обидчив, как
вы,
если б и не хотел согласиться, то принужден бы был сделать это. Поэтому поздравляю
вас: наружно очерк верен — почти совершенно…
Не сочтите вопрос мой за легкомыслие; напротив, имею, задавая таковой вопрос, свою тайную цель, которую, вероятно, и объясню
вам впоследствии,
если угодно будет Богу сблизить нас еще короче».
— Да и вообще отложим всякое препирание об этих тонкостях и различиях, а вот опять-таки
если бы
вам угодно было перейти к делу.
—
Если вам теперь не
угодно слушать, я, разумеется, должен отложить продолжение моего рассказа до того времени, когда
вам угодно будет его слушать. Надеюсь дождаться этого довольно скоро.
— А
если Павлу Константинычу было бы тоже не
угодно говорить хладнокровно, так и я уйду, пожалуй, — мне все равно. Только зачем же
вы, Павел Константиныч, позволяете называть себя такими именами? Марья Алексевна дел не знает, она, верно, думает, что с нами можно бог знает что сделать, а
вы чиновник,
вы деловой порядок должны знать.
Вы скажите ей, что теперь она с Верочкой ничего не сделает, а со мной и того меньше.
— Люди, говорящие разные пустяки, могут говорить о нем, как им
угодно; люди, имеющие правильный взгляд на жизнь, скажут, что
вы поступили так, как следовало
вам поступить;
если вы так сделали, значит, такова была ваша личность, что нельзя
вам было поступить иначе при таких обстоятельствах, они скажут, что
вы поступили по необходимости вещей, что, собственно говоря,
вам и не было другого выбора.
Я рад был бы стереть
вас с лица земли, но я уважаю
вас:
вы не портите никакого дела; теперь
вы занимаетесь дурными делами, потому что так требует ваша обстановка, но дать
вам другую обстановку, и
вы с удовольствием станете безвредны, даже полезны, потому что без денежного расчета
вы не хотите делать зла, а
если вам выгодно, то можете делать что
угодно, — стало быть, даже и действовать честно и благородно,
если так будет нужно.
Поэтому,
если вам не
угодно, чтобы я узнал причину вашего очень опасного положения, я не буду узнавать.
— «
Если вам непременно
угодно, утром послезавтра, в половине 4–го».
Быть может, мой разговор с ним спас бы
вас, но,
если вам этого не
угодно, я не сделаю этого.
«Папа, — отвечала Лиза, — я приму их,
если это
вам угодно, только с уговором: как бы я перед ними ни явилась, что б я ни сделала,
вы бранить меня не будете и не дадите никакого знака удивления или неудовольствия».
—
Вы желали видеть префекта, — сказал он мне, — но он извиняется перед
вами, очень нужное дело заставило его выехать, —
если я могу сделать
вам чем-нибудь что-нибудь приятное, я ничего лучшего не прошу. Вот кресло, не
угодно ли?
Лопахин.
Вы будете брать с дачников самое малое по двадцать пять рублей в год за десятину, и
если теперь же объявите, то, я ручаюсь чем
угодно, у
вас до осени не останется ни одного свободного клочка, все разберут. Одним словом, поздравляю,
вы спасены. Местоположение чудесное, река глубокая. Только, конечно, нужно поубрать, почистить, например, скажем, снести все старые постройки, вот этот дом, который уже никуда не годится, вырубить старый вишневый сад…
— Келлер! Поручик в отставке, — отрекомендовался он с форсом. —
Угодно врукопашную, капитан, то, заменяя слабый пол, к вашим услугам; произошел весь английский бокс. Не толкайтесь, капитан; сочувствую кровавой обиде, но не могу позволить кулачного права с женщиной в глазах публики.
Если же, как прилично блага-ароднейшему лицу, на другой манер, то —
вы меня, разумеется, понимать должны, капитан…
— Мне нечего
вам приказывать, — возразил тем же голосом Лаврецкий, —
вы знаете — между нами все кончено… и теперь более, чем когда-нибудь.
Вы можете жить, где
вам угодно; и
если вам мало вашей пенсии…
— Как бы то ни было —
вы все-таки, к сожалению, моя жена. Не могу же я
вас прогнать… и вот что я
вам предлагаю.
Вы можете сегодня же,
если угодно, отправиться в Лаврики, живите там; там,
вы знаете, хороший дом;
вы будете получать все нужное сверх пенсии… Согласны
вы?
Не говорю
вам о глубокой моей благодарности за ваше посещение: кажется, это между нами ясно. В награду
вам скажу, что пульсация значительно меньше теперь против прошедшей; в известных
вам случаях не возвращается. Бывает, но редко и слабее. Я это добро приписываю силе вашей воли. Вообще и другие припадки уменьшаются, но в сложности нет еще настоящего восстановления сил.
Если это богу
угодно, то он ускорит или даст терпение, которым не хвастаю сам.
—
Если ваша природа этого потребует? Отлично.
Вы имеете полнейшее право сделать что
вам угодно, точно так же как он имеет право перестать
вас любить.
Не дочитывая письма, отец обратился к Прасковье Ивановне и твердым голосом сказал: «Как
вам угодно, тетушка, а мы сегодня же едем;
если вы не пустите Софью Николавну, то я поеду один, на перекладных, в телеге».
— Ну, а эта госпожа не такого сорта, а это несчастная жертва, которой, конечно, камень не отказал бы в участии, и я
вас прошу на будущее время, — продолжал Павел несколько уже и строгим голосом, —
если вам кто-нибудь что-нибудь скажет про меня, то прежде, чем самой страдать и меня обвинять, расспросите лучше меня.
Угодно ли
вам теперь знать, в чем было вчера дело, или нет?
— Позвольте! — воскликнул я, не откладывая дела в долгий ящик, — есть у меня одна вещица:"Происшествие в Абруццских горах"… Происшествие это случилось со мной лично, и
если угодно, я охотно расскажу
вам его.
— Я не говорю:"нет истины"; я говорю только:"нет безотносительнойистины".
Если угодно, я поясню
вам это примером. Недавно у меня на руках было одно дело по завещанию. Купец отказал жене своей имение, но при этом употребил в завещании следующее выражение:"жене моей, такой-то, за ее любовь, отказываю в вечное владението-то и то-то". Как, по вашему мнению, следует ли считать жену покойного собственницей завещанного имения?
— Милостивый государь! я чужого ничего не желаю, но
если бы
вам угодно было одолжить мне заимообразно хотя пять рублей, то я весьма была бы
вами облагодетельствована!
— Я сыта, сударь. Но
если вам непременно
угодно, чтоб я ела, я должна исполнить ваше желание…
Вот
если б
вы, при вручении паспорта, попросили — ну, тогда, может быть,
вам сказали бы: а в таком случае не
угодно ли
вам получить подорожную в Пинегу?
— Да-а, пожалуйста! — повторил директор. — В отношении собственно
вас могу только,
если уж
вам это непременно
угодно, могу зачислить
вас писцом без жалованья, и в то же время должен предуведомить, что более десяти молодых людей терпят у меня подобную участь и, конечно, по старшинству времени, должны раньше
вас получить назначение,
если только выйдет какое-нибудь, но когда именно дойдет до
вас очередь — не могу ничего сказать, ни обещать определительно.
Если вы насчет моей физиономии сумневаетесь, так это, как
вам будет угодно-с: мы также и фрак наденем, и бороду обреем либо так подстрижем, по моде-с, это для нас все одно-с.
— Я должен благодарить
вас, Марья Николаевна, за вашу радушную и любезную готовность услужить человеку, почти совсем
вам незнакомому… Но
если уже
вам непременно так
угодно, то я предпочту дождаться вашего решения насчет моего имения — останусь здесь два дня.
— Говорил. От меня не прячется. На всё готовая личность, на всё; за деньги разумеется, но есть и убеждения, в своем роде конечно. Ах да, вот и опять кстати:
если вы давеча серьезно о том замысле, помните, насчет Лизаветы Николаевны, то возобновляю
вам еще раз, что и я тоже на всё готовая личность, во всех родах, каких
угодно, и совершенно к вашим услугам… Что это,
вы за палку хватаетесь? Ах нет,
вы не за палку… Представьте, мне показалось, что
вы палку ищете?
— Знаете, — заторопился он вдруг чрезмерно, каким-то вздрагивающим и пресекающимся голосом, — знаете, Николай Всеволодович, мы оставим насчет личностей, не так ли, раз навсегда?
Вы, разумеется, можете меня презирать сколько
угодно,
если вам так смешно, но все-таки бы лучше без личностей несколько времени, так ли?
— А я
вас не прощаю и не извиняю, — ответила та ему, — и скажу прямо:
если вам не
угодно будет дать сегодня же бумагу, которую я требую от
вас, то я еду к генерал-губернатору и расскажу ему всю мою жизнь с
вами, — как
вы развращали первого моего мужа и подставляли ему любовниц, как потом женились на мне и прибрали к себе в руки весь капитал покойного отца, и, наконец, передам ему те подозрения, которые имеет на
вас Марфин и по которым подан на
вас донос.
— Эх, какой
вы, право!.. — снова воскликнул Ченцов. — Самого настоящего и хорошего
вы и не узнали!..
Если бы меня масоны научили делать золото, я бы какие
угодно им готов был совершить подвиги и произвести в себе внутреннее обновление.
—
Если графу так
угодно понимать и принимать дворян, то я повинуюсь тому, — проговорил он, — но во всяком случае прошу
вас передать графу, что я приезжал к нему не с каким-нибудь пустым, светским визитом, а по весьма серьезному делу: сегодня мною получено от моего управляющего письмо, которым он мне доносит, что в одном из имений моих какой-то чиновник господина ревизующего сенатора делал дознание о моих злоупотреблениях, как помещика, — дознание, по которому ничего не открылось.
Когда
вам угодно было в первый раз убежать от меня, я объяснил себе ваш поступок, что
вы его сделали по молодости, по увлечению, и когда
вы написали мне потом, что желаете ко мне возвратиться, я
вам позволил это с таким лишь условием, что
если вы другой раз мне измените, то я
вам не прощу того и не захочу более своим честным именем прикрывать ваши постыдные поступки, ибо это уж не безрассудное увлечение, а простой разврат.
—
Если хотите, я
вам дам, — сказал я, приглашая арестанта, —
угодно?
—
Вы, Мишенька, извольте сначала делом заняться два часика, а уж потом,
если угодно, потолкуем. Тогда — сколько
угодно, а теперь — ни-ни, потому что прежде всего дело.
— Уж как
вам угодно, сударыня, а только,
если не прикроетесь, удалить придется.
— Я и сам могу, Марья Осиповна, а только как мы в компании приятно время проводим, то отчего же не поддержать чужую шутку! А
если это
вам не нравится, то как
вам будет
угодно, — как
вы к нам изволите, так и мы к
вам изволим.
— Как
вам угодно, Ардальон Борисыч, — пожимая плечами, сказал Володин, — а только я
вам хотел угодить, а
если вы не хотите, то как хотите.
— Хорошо, дядюшка, гордитесь же сколько
угодно, а я еду: терпения нет больше! Последний раз говорю, скажите: чего
вы от меня требуете? зачем вызывали и чего ожидаете? И
если все кончено и я бесполезен
вам, то я еду. Я не могу выносить таких зрелищ! Сегодня же еду.
На вздохи, на записочки, на стишки
вы ее тотчас приманите; а
если ко всему этому намекнете на шелковую лестницу, на испанские серенады и на всякий этот вздор, то
вы можете сделать с ней все, что
угодно.
— Но скажите, пожалуйста… может быть, я…
Если б
вам угодно было сообщить мне ваши соображения… я мог бы…
Не поверите: ведь она с ним четырех слов не молвила, а я только посоветовала, а она, моя голубушка, хоть бы слово против:
если вам, maman,
угодно, говорит, так я, говорит, охотно пойду, говорит…» — «Это истинно редкая девица в наш развращенный век!» — отвечали на разные манеры знакомые и друзья Мавры Ильинишны, и потом начинались сплетни и бессовестное черненье чужих репутаций.
— Вот и прекрасно. До главного договорились, слава богу. Теперь слушайте дальше,
если угодно. Возвыситься до
вас я не могу, так как слишком испорчен; унизиться до меня
вы тоже не можете, так как высоки слишком. Остается, стало быть, одно…
— Был у меня на Капказе, в полку, юнкарь, молодец, словно и
вы, звал он меня «Григорьич», зовите и
вы,
если уж
вам угодно.
С такими людьми, как
вы, надо говорить прямо, без обиняков, и
если вам не
угодно слушать меня, то не слушайте!