Неточные совпадения
— Батюшки! — причитал кучер, — как тут усмотреть! Коли б я
гнал али б не кричал ему, а то ехал не поспешно, равномерно. Все видели: люди ложь, и я то ж. Пьяный свечки не поставит — известно!.. Вижу его, улицу переходит, шатается, чуть не валится, — крикнул одноважды, да в другой, да в третий, да и придержал
лошадей; а он прямехонько им под ноги так и пал! Уж нарочно, что ль, он аль уж очень был нетверез… Лошади-то молодые, пужливые, — дернули, а он вскричал — они пуще… вот и беда.
Раздался топот конских ног по дороге… Мужик показался из-за деревьев. Он
гнал двух спутанных
лошадей перед собою и, проходя мимо Базарова, посмотрел на него как-то странно, не ломая шапки, что, видимо, смутило Петра, как недоброе предзнаменование. «Вот этот тоже рано встал, — подумал Базаров, — да, по крайней мере, за делом, а мы?»
В жаркую летнюю пору
лошадей выгоняют у нас на ночь кормиться в поле: днем мухи и оводы не дали бы им покоя.
— Не отпирайся… Обещал прислать за нами
лошадей через две недели, а я прожила целых шесть, пока не догадалась сама выехать. Надо же куда-нибудь деваться с ребятишками… Хорошо, что еще отец с матерью живы и не
выгонят на улицу.
— Эй, не
гони!
Лошадь изведешь! — кричал кто-то сзади.
Так и пришлось Макару воротиться. Дома он заседлал
лошадь и верхом уже поехал догонять ушедший вперед обоз. По дороге он нагнал ехавшего верхом старого Коваля, который
гнал тоже за обозом без шапки и без седла, болтая длинными ногами.
— Раменка околела-с. Вчерашний день, Иван пришел и говорит: «Дай, говорит, мне
лошадь самолучшую; барин велел мне ехать проворней в Перцово!» Я ему дал-с; он, видно, без рассудку гнал-с ее, верст сорок в какие-нибудь часа три сделал; приехал тоже — слова не сказал, прямо поставил ее к корму; она наелась, а сегодня и околела.
— А то как же-с, там ведь не проезжая дорога, встретить некого, а встретишь, так не обрадуешься, кого обретешь. Мне на четвертый день чувашин показался, один пять
лошадей гонит, говорит: «Садись верхом».
— Вот что я тебе, Абрам, скажу по-дружески: послушайся меня и, если исполнишь мой совет, то будешь ты опять богат. Вот у тебя хлыст в руках, прикажи сейчас же отпереть все конюшни и всех до одной
лошадей выгони в поле, ворота запри, а сам на поезд на два месяца в Крым. Иди и не оглядывайся!
— Да чтò ж? Известно, батюшка, Дутловы люди сильные; во всей вотчине почитай первый мужик, — отвечала кормилица, поматывая головой. — Летось другую связь из своего леса поставил, господ не трудили.
Лошадей у них, окромя жеребят да подростков, троек шесть соберется, а скотины, коров да овец как с поля
гонят, да бабы выйдут на улицу загонять, так в воротах их-то сопрется, что беда; да и пчел-то колодок сотни две, не то больше живет. Мужик оченно сильный, и деньги должны быть.
Проснулся он среди ночи от какого-то жуткого и странного звука, похожего на волчий вой. Ночь была светлая, телега стояла у опушки леса, около неё
лошадь, фыркая, щипала траву, покрытую росой. Большая сосна выдвинулась далеко в поле и стояла одинокая, точно её
выгнали из леса. Зоркие глаза мальчика беспокойно искали дядю, в тишине ночи отчётливо звучали глухие и редкие удары копыт
лошади по земле, тяжёлыми вздохами разносилось её фырканье, и уныло плавал непонятный дрожащий звук, пугая Илью.
— Хошь обливайся, когда
гонят в ледяную воду или к вороту поставят. Только от этой работы много бурлачков на тот свет уходит… Тут
лошадь не пошлешь в воду, а бурлаки по неделям в воде стоят.
Заря уже давно занялась. — Заскрыпели ворота, вошел Нестер.
Лошади разошлись. Табунщик оправил седло на мерине и
выгнал табун.
Охота производится следующим образом: как скоро ляжет густая пороша, двое или трое охотников, верхами на добрых незадушливых конях, [В Оренбургской губернии много есть
лошадей, выведенных от башкирских маток и заводских жеребцов; эта порода отлично хороша вообще для охоты и в особенности для гоньбы за зверем] вооруженные арапниками и небольшими дубинками, отправляются в поле, разумеется рано утром, чтобы вполне воспользоваться коротким осенним днем; наехав на свежий лисий нарыск или волчий след, они съезжают зверя; когда он поднимется с логова, один из охотников начинает его
гнать, преследовать неотступно, а другой или другие охотники, если их двое, мастерят, то есть скачут стороною, не допуская зверя завалиться в остров (отъемный лес), если он случится поблизости, или не давая зверю притаиться в крепких местах, как-то: рытвинах, овражках, сурчинах и буераках, поросших кустарником.
Лошадь того охотника, который
гонит зверя по пятам, по всем извилинам и поворотам его бега, разумеется, должна гораздо скорее устать, и тогда товарищ его сменяет; первый начинает мастерить, а второй
гнать.
Послышался конский топот. Это были мальчишки, которые, усевшись все трое на
лошадь Эльчанинова,
гнали ее во весь опор.
Когда Дутлов вернулся домой, молодайка уже уехала с Игнатом, и чалая брюхастая кобыла, совсем запряженная, стояла под воротами. Он выломил хворостину из забора; запахнувшись, уселся в ящик и погнал
лошадь. Дутлов
гнал кобылу так шибко, что у ней сразу пропало всё брюхо, и Дутлов уже не глядел на нее, чтобы не разжалобиться. Его мучила мысль, что он опоздает как-нибудь к ставке, что Илюха пойдет в солдаты, и чортовы деньги останутся у него на руках.
«Точно кучер на
лошадь! — подумала Лодка и стала собираться поспешнее. — Ладно! — мысленно угрожала она хозяину и недоверчиво оглядывалась. —
Гонишь, гнилой пес? Старушке будет приятно. Пусть! А стекол в окнах — я тебя лишу. Да!»
Часа через два я сидел уже в телеге, напутствуемый советами приятеля. Добрые
лошади тронулись сразу, а ямщик, подбодренный обещанием на водку,
гнал их всю дорогу, как говорится, в три кнута; до Б. мы доехали живо.
Нестрашный(сыну).
Лошадь — у ворот. Езжай, скажи, чтоб вагон с бумагой
гнали тотчас, знаешь — куда? По документам в вагоне — сода. Наборщики готовы? Действуй. Я дождусь тебя здесь. Один по городу не езди, возьми кого-нибудь. Иди. Осторожно.
Поехал мужик в город за овсом для
лошади. Только что выехал из деревни,
лошадь стала заворачивать назад к дому. Мужик ударил
лошадь кнутом. Она пошла и думает про мужика: «Куда он, дурак, меня
гонит; лучше бы домой». Не доезжая до города, мужик видит, что
лошади тяжело по грязи, своротил на мостовую, а
лошадь воротит прочь от мостовой. Мужик ударил кнутом и дернул
лошадь: она пошла на мостовую и думает: «Зачем он меня повернул на мостовую, только копыта обломаешь. Тут под ногами жестко».
Лошадей гнал поить черноглазый мальчишка в новых лапотках. «Должно, внук, Федькин сын, значит, в него черноглазый», — подумал Корней.
Тележка меж тем скрылась в лесу, но Шишкин все еще
гнал и бил вожжами
лошадь.
В открытую дверь видно, как Селим взнуздывает
лошадь дедушки и грозит ей кулаком, чтобы стояла смирно. Ничего смешного, а мы заливаемся хохотом. Мальчик-пастух
выгоняет стадо из аула, щелкая арканом и поминутно протирая сонные глаза, — смотрим и давимся от смеха…
— Вишь, кружили, кружили, опять к тому же обозу выехали! — сказал мой ямщик недовольным тоном. — Кульерские
лошади добрые: то-то он так и
гонит дуром; а наши так и вовсе станут, коли так всю ночь проездим.
Одно, что я видел ясно, — это были мои сани,
лошади, ямщик и три тройки, ехавшие впереди: первая — курьерская, в которой все так же на облучке сидел один ямщик и
гнал крупной рысью; вторая, в которой, бросив вожжи и сделав себе из армяка затишку, сидели двое и не переставая курили трубочку, что видно было по искрам, блестевшим оттуда; и третья, в которой никого не видно было и, предположительно, ямщик спал в середине.
Выгнав нахлебников, он успокоился и начал мести двор. Изредка он выглядывал на улицу:
лошадь и собака, как вкопанные, стояли у забора и уныло глядели на ворота.
Старик засеменил к воротам, отворил их и, подняв с земли палку, стал
выгонять со двора своих нахлебников.
Лошадь мотнула головой, задвигала лопатками и захромала в ворота; собака за ней. Обе вышли на улицу и, пройдя шагов двадцать, остановились у забора.
Запад уже не горел золотом. Он был покрыт ярко-розовыми, клочковатыми облаками, выглядевшими, как вспаханное поле. По дороге
гнали стадо; среди сплошного блеянья овец слышалось протяжное мычанье коров и хлопанье кнута. Мужики, верхом на устало шагавших
лошадях, с запрокинутыми сохами возвращались с пахоты. Сергей Андреевич свернул в переулок и через обсаженные ивами конопляники вышел в поле. Он долго шел по дороге, понурившись и хмуро глядя в землю. На душе у него было тяжело и смутно.
— Вот, скотник Петр. Три недели
лошадей не распутывал,
лошади все ноги себе протерли. Скотину домой
гонит за два часа до заката, кнутом хлещет. Стадо мчится, как с пожара, половина овец хромая —
лошади подавили. А прогнать скотника нельзя, — «где я другого найду?»
У нас все было готово,
лошади стояли в хомутах. Через четверть часа мы выехали. Поспешно подошла рота солдат и залегла за глиняные ограды наших дворов. Из соседней деревни показались медленно отступавшие стрелки. Над ними зарождались круглые комочки дыма; с завивающимся треском рвались в воздухе шрапнели; казалось, стрелков
гонит перед собою злобная стая каких-то невиданных воздушных существ.
Мчалась тяжело нагруженная фура с красным крестом, бледный солдат на козлах сек кнутом
лошадей, и было странно смотреть: он
гнал их прямо на крутой косогор и обязательно должен был опрокинуться.
Наутро мне пришлось быть в воинском присутствии, — нужно было дать свой деревенский адрес на случай призыва меня из запаса. На большом дворе присутствия, у заборов, стояли телеги с
лошадьми, на телегах и на земле сидели бабы, ребята, старики. Вокруг крыльца присутствия теснилась большая толпа мужиков. Солдат стоял перед дверью крыльца и
гнал мужиков прочь. Он сердито кричал...
Русские
гнали его неутомимо. Во все время этой битвы Александр Васильевич, несмотря на свои преклонные лета, не сходил с казацкой
лошади, воодушевлял своим присутствием союзные войска и приобрел новую славу.
— Да, вот спасибо напомнил! Что ж вы, олухи, забыли про лошадей-то? — закричал Захарий, повернувшись к холопам, — самих вас
выгнать на двор, пусть бы дождик доколотился до ваших костей, стали бы вперед заботиться о животных.
Гнали нас и пешком, и на
лошадях везли, и очутились мы за Каменным поясом.
Окровавленное привидение будто все еще
гонит криком: «Назад!» Сами офицеры собственными
лошадьми увлечены за общим постыдным стремлением.
— Так ты, мой люба (великий князь погладил его по голове, как наставник умного ученика), махни нынче же, сейчас, тихомолком в Верею… Скажем, захворал… Скачи,
гони, умори хоть десяток
лошадей, а в живых заставай князя Михайлу Андреевича… как хочешь, заставай!.. Улести лаской, духовною речью, а если нужно, пугни… и привози ко мне скорей душевную грамоту, передает-де великому князю московскому свою отчину, всю без остатка, на вечные времена, за ослушание сына.
Разве не то же, что делали эти дети с везущей их
лошадью, когда они
гнали ее, делали и делают люди богатых классов с рабочим народом во все времена и до и после освобождения. И разве не то же, что делают дети, стараясь, не слезая с
лошади накормить ее, делают люди общества, придумывая средства, не изменяя своего отношения к народу — прокормить его теперь, когда он слабеет и может отказаться везти?
Детям дали
лошадь — настоящую, живую
лошадь, и они поехали кататься и веселиться. Ехали, ехали,
гнали под гору, на гору. Добрая лошадка обливалась потом, задыхалась, везла, и всё везла, слушалась; а дети кричали, храбрились, хвастались друг перед другом, кто лучше правит, и подгоняет, и скачет. И им казалось, как и всегда кажется, что когда скакала лошадка, что это они сами скакали, и они гордились своей скачкой.
На всех станциях
лошади были свежие, сытые, и полтинники на водку, которые давала Альбина, делали то, что ямщики
гнали, как они говорили, по-фельдъегерски — вскачь всю дорогу.