Неточные совпадения
Взобравшись узенькою деревянною лестницею наверх,
в широкие сени, он встретил отворявшуюся со скрипом дверь и толстую старуху
в пестрых ситцах, проговорившую: «Сюда пожалуйте!»
В комнате попались всё старые приятели, попадающиеся всякому
в небольших деревянных трактирах, каких немало выстроено по дорогам, а именно: заиндевевший самовар, выскобленные гладко сосновые стены, трехугольный шкаф с чайниками и чашками
в углу, фарфоровые вызолоченные яички пред образами, висевшие на голубых и красных ленточках, окотившаяся недавно кошка,
зеркало, показывавшее вместо двух четыре глаза, а вместо лица какую-то лепешку; наконец натыканные пучками душистые травы и гвоздики у образов, высохшие до такой степени, что желавший понюхать их только чихал и больше ничего.
За церковью,
в углу небольшой площади, над крыльцом одноэтажного дома, изогнулась желто-зеленая вывеска: «Ресторан Пекин». Он зашел
в маленькую, теплую комнату, сел у двери,
в угол, под огромным старым фикусом;
зеркало показывало ему семерых людей, — они сидели за двумя столами у буфета, и до него донеслись слова...
В зеркале Самгин видел, что музыку делает
в углу маленький черный человечек с взлохмаченной головой игрушечного чертика; он судорожно изгибался на стуле, хватал клавиши длинными пальцами, точно лапшу месил, музыку плохо слышно было сквозь топот и шарканье ног, смех, крики, говор зрителей; но был слышен тревожный звон хрустальных подвесок двух люстр.
Самгин снял шляпу, поправил очки, оглянулся: у окна, раскаленного солнцем, — широкий кожаный диван, пред ним, на полу, — старая, истоптанная шкура белого медведя,
в углу — шкаф для платья с
зеркалом во всю величину двери; у стены — два кожаных кресла и маленький, круглый стол, а на нем графин воды, стакан.
Самгин шагнул
в маленькую комнату с одним окном;
в драпри окна увязло, расплылось густомалиновое солнце,
в углу два золотых амура держали круглое
зеркало,
в зеркале смутно отразилось лицо Самгина.
— Вот что! — воскликнула женщина удивленно или испуганно, прошла
в угол к овальному
зеркалу и оттуда, поправляя прическу, сказала как будто весело: — Боялся не того, что зарубит солдат, а что за еврея принял. Это — он! Ах… аристократишка!
На комоде, покрытом вязаной скатертью, стояло
зеркало без рамы, аккуратно расставлены коробочки, баночки;
в углу светилась серебряная риза иконы, а
угол у двери был закрыт светло-серым куском коленкора.
Белые двери привели
в небольшую комнату с окнами на улицу и
в сад. Здесь жила женщина.
В углу,
в цветах, помещалось на мольберте большое
зеркало без рамы, — его сверху обнимал коричневыми лапами деревянный дракон. У стола — три глубоких кресла, за дверью — широкая тахта со множеством разноцветных подушек, над нею, на стене, — дорогой шелковый ковер, дальше — шкаф, тесно набитый книгами, рядом с ним — хорошая копия с картины Нестерова «У колдуна».
Из всей обстановки кабинета Ляховского только это
зеркало несколько напоминало об удобствах и известной привычке к роскоши; все остальное отличалось большой скромностью, даже некоторым убожеством: стены были покрыты полинялыми обоями, вероятно, синего цвета; потолок из белого превратился давно
в грязно-серый и был заткан по
углам паутиной; паркетный пол давно вытерся и был покрыт донельзя измызганным ковром, потерявшим все краски и представлявшимся издали большим грязным пятном.
Холм, на котором я находился, спускался вдруг почти отвесным обрывом; его громадные очертания отделялись, чернея, от синеватой воздушной пустоты, и прямо подо мною,
в углу, образованном тем обрывом и равниной, возле реки, которая
в этом месте стояла неподвижным, темным
зеркалом, под самой кручью холма, красным пламенем горели и дымились друг подле дружки два огонька.
Летнее утро; девятый час
в начале. Федор Васильич
в синем шелковом халате появляется из общей спальни и через целую анфиладу комнат проходит
в кабинет. Лицо у него покрыто маслянистым глянцем; глаза влажны, слипаются;
в углах губ запеклась слюна. Он останавливается по дороге перед каждым
зеркалом и припоминает, что вчера с вечера у него чесался нос.
Утром, перед тем как встать
в угол к образам, он долго умывался, потом, аккуратно одетый, тщательно причесывал рыжие волосы, оправлял бородку и, осмотрев себя
в зеркало, одернув рубаху, заправив черную косынку за жилет, осторожно, точно крадучись, шел к образам. Становился он всегда на один и тот же сучок половицы, подобный лошадиному глазу, с минуту стоял молча, опустив голову, вытянув руки вдоль тела, как солдат. Потом, прямой и тонкий, внушительно говорил...
На столе горела, оплывая и отражаясь
в пустоте
зеркала, сальная свеча, грязные тени ползали по полу,
в углу перед образом теплилась лампада, ледяное окно серебрил лунный свет. Мать оглядывалась, точно искала чего-то на голых стенах, на потолке.
Вход, передняя и зал также подходили к лакею.
В передней помещалась массивная ясневая вешалка и мизерное зеркальце с фольговой лирой
в верху черной рамки;
в углу стояла ширма, сверх которой виднелись вбитые
в стенку гвозди и развешанная на них простыня. Зал ничем не изобличал сенаторского жилья.
В нем стояли только два большие
зеркала с хорошими подзеркальниками. Остальное все было грязновато и ветхо, далее была видна гостиная поопрятнее, а еще далее — довольно роскошный женский будуар.
Она привела его
в свою комнату, убранную со всей кокетливостью спальни публичного дома средней руки: комод, покрытый вязаной — скатертью, и на нем
зеркало, букет бумажных цветов, несколько пустых бонбоньерок, пудреница, выцветшая фотографическая карточка белобрысого молодого человека с гордо-изумленным лицом, несколько визитных карточек; над кроватью, покрытой пикейным розовым одеялом, вдоль стены прибит ковер с изображением турецкого султана, нежащегося
в своем гареме, с кальяном во рту; на стенах еще несколько фотографий франтоватых мужчин лакейского и актерского типа; розовый фонарь, свешивающийся на цепочках с потолка; круглый стол под ковровой скатертью, три венских стула, эмалированный таз и такой же кувшин
в углу на табуретке, за кроватью.
Несколько стульев, комод для белья, на нем маленькое
зеркало, сундук с платьем, часы на стене и две иконы
в углу — вот и все.
Теперь он ходил из
угла в угол и тоже, как и Степан Трофимович, шептал про себя, но смотрел
в землю, а не
в зеркало.
В углу стоял мраморный умывальник с серебряным
зеркалом и туалетным прибором.
Вторая комната была вся обита красным сукном;
в правом
углу стоял раззолоченный кивот с иконами,
в богатых серебряных окладах; несколько огромных, обитых жестью сундуков, с приданым и нарядами боярышни, занимали всю левую сторону покоя;
в одном простенке висело четырехугольное
зеркало в узорчатых рамках и шитое золотом и шелками полотенце.
В другом
углу кабинета стоял туалетный столик Николя, с круглым серебряным, как у женщин,
зеркалом, весь уставленный флаконами с духами, банками с помадой, фиксатуарами, щетками и гребенками.
Они уже были
в маленькой комнате с серыми дощатыми стенами; тут, кроме небольшого столика с
зеркалом, табурета и тряпья, развешанного по
углам, не было никакой другой мебели, и, вместо лампы или свечи, горел яркий веерообразный огонек, приделанный к трубочке, вбитой
в стену.
«Как мальчишку, он меня учит», — обиженно подумал Пётр, проводив его. Пошёл
в угол к умывальнику и остановился, увидав, что рядом с ним бесшумно двигается похожий на него человек, несчастно растрёпанный, с измятым лицом, испуганно выкатившимися глазами, двигается и красной рукою гладит мокрую бороду, волосатую грудь. Несколько секунд он не верил, что это его отражение
в зеркале, над диваном, потом жалобно усмехнулся и снова стал вытирать куском льда лицо, шею, грудь.
Гостиная
в доме Торцова. У задней стены диван, перед диваном круглый стол и шесть кресел, по три на стороне;
в левом
углу дверь; на стенах по
зеркалу и под ними маленькие столики;
в боковых стенах по двери и дверь на задней
в углу. На сцене темно; из левой двери свет.
Он расставил то, что было получше, на видные места, что похуже — забросил
в угол и расхаживал по великолепным комнатам, беспрестанно поглядывая
в зеркала.
Трехугольные столики по
углам, четырехугольные перед диваном и
зеркалом в тоненьких золотых рамах, выточенных листьями, которых мухи усеяли черными точками, ковер перед диваном с птицами, похожими на цветы, и цветами, похожими на птиц, — вот все почти убранство невзыскательного домика, где жили мои старики.
Приподнялась, села на постели и закачалась, обняв колена руками, думая о чем-то. Юноша печально осматривал комнату — всё
в ней было знакомо и всё не нравилось ему: стены, оклеенные розовыми обоями, белый глянцевый потолок, с трещинами по бумаге, стол с
зеркалом, умывальник, старый пузатый комод, самодовольно выпятившийся против кровати, и ошарпанная, закоптевшая печь
в углу. Сумрак этой комнаты всегда — днем и ночью — был одинаково душен.
В нем можно было разглядеть шкап с книгами, большой диван, еще кое-какую мебель,
зеркало на стене с отражением светлого письменного стола и высокую фигуру, беспокойно метавшуюся по комнате из одного
угла в другой, восемь шагов туда и восемь назад, всякий раз мелькая
в зеркале.
Желтые обои; два окна с тюлевыми грязными занавесками; между ними раскосое овальное
зеркало, наклонившись под
углом в 45 градусов, отражает
в себе крашеный пол и ножки кресел; на подоконниках пыльные, бородавчатые кактусы; под потолком клетка с канарейкой.
Комната была просторная и светлая; на окнах красные ситцевые гардинки; диван и стулья, обитые тем же дешевым ситцем; на чисто побеленных стенах множество фотографических карточек
в деревянных ажурных рамах и два олеографических «приложения»; маленький пузатый комод с висящим над ним квадратным тусклым
зеркалом и, наконец,
в углу необыкновенно высокая двухспальная кровать с целой пирамидой подушек — от громадной, во всю ширину кровати, до крошечной думки.
А
в другом
углу рабочей перед большим
зеркалом парикмахерский подмастерье обучал другую группу воспитанниц своему сложному искусству.
A на комоде, стоявшем тут же,
в углу, опрокидывая банки с пудрой и помадой, строя перед
зеркалом самые невозможные рожицы, Коко плясал какой-то неведомый танец, потряхивая
в воздухе рукой, вооруженной большими портняжными ножницами, теми самыми ножницами, которыми две недели тому назад обстриг старый фокусник Тасю.
Павла Захаровна встала с кресла
в несколько приемов и, ковыляя на левую ногу, прошлась по комнате взад и вперед, потом постояла перед
зеркалом, немножко расчесала взбившиеся курчавые волосы и взяла из
угла около большой изразцовой печи палку, с которой не расставалась вне своей комнаты.
Полежав, он встал и, ломая руки, прошелся не из
угла в угол, как обыкновенно, а по квадрату, вдоль стен. Мельком он поглядел на себя
в зеркало. Лицо его было бледно и осунулось, виски впали, глаза были больше, темнее, неподвижнее, точно чужие, и выражали невыносимое душевное страдание.
Зала и гостиная меблированы были старинною тяжеловесною мебелью красного дерева,
зеркалами в таких же рамах и лампами
в углах на высоких подставках.
В широких простенках шести окон висели громадные
зеркала в золоченых рамах, а
в углу стоял великолепный рояль, на котором играл какой-то господин, а за его стулом стоял другой, со скрипкой.
Мягкий диван, со стоящим перед ним большим овальным столом, два кресла и стулья с мягкими сиденьями составляли главную меблировку комнаты. Над диваном висело
зеркало в черной раме, а на диване было несколько шитых шерстью подушек. Большой шитый шерстью ковер покрывал большую часть пола.
В одном из
углов комнаты стояла горка с фарфоровой и хрустальной посудой, а
в другом часы
в высоком футляре.
У стены, слева от входа, стояла высокая кровать с толстейшей периной, множеством белоснежных подушек и стеганым голубым шелковым одеялом.
В углу, противоположном переднему, было повешено довольно большое
зеркало в рамке искусной немецкой работы из деревянной мозаики, а под ним стоял стол, весь закрытый белыми ручниками, с ярко и густо вышитыми концами; несколько таких же ручников были повешены на
зеркало.
Третья комната,
в особенности поразившая Ирену, была вся обтянута белым шелком, вышитым цветами; прямо против двери
в стене было громадное широкое
зеркало; причудливой разнообразной формы мягкая мебель была разбросана
в изящном беспорядке у стен, по
углам и даже посередине уютного гнездышка, пол которого был покрыт мягким ковром.
Было еще совсем рано, когда он приехал, около десяти часов, но большая белая зала с золочеными стульями и
зеркалами была готова к принятию гостей, и все огни горели. Возле фортепиано с поднятой крышкой сидел тапер, молодой, очень приличный человек
в черном сюртуке, — дом был из дорогих, — курил, осторожно сбрасывая пепел с папиросы, чтобы не запачкать платье, и перебирал ноты; и
в углу, ближнем к полутемной гостиной, на трех стульях подряд, сидели три девушки и о чем-то тихо разговаривали.