Неточные совпадения
На комоде, покрытом вязаной скатертью, стояло
зеркало без рамы, аккуратно расставлены коробочки, баночки;
в углу светилась серебряная риза иконы, а
угол у двери был закрыт светло-серым куском коленкора.
В зеркале Самгин видел, что музыку делает
в углу маленький черный человечек с взлохмаченной головой игрушечного чертика; он судорожно изгибался на стуле, хватал клавиши длинными пальцами, точно лапшу месил, музыку плохо слышно было сквозь топот и шарканье ног, смех, крики, говор зрителей; но был слышен тревожный звон хрустальных подвесок двух люстр.
— Вот что! — воскликнула женщина удивленно или испуганно, прошла
в угол к овальному
зеркалу и оттуда, поправляя прическу, сказала как будто весело: — Боялся не того, что зарубит солдат, а что за еврея принял. Это — он! Ах… аристократишка!
За церковью,
в углу небольшой площади, над крыльцом одноэтажного дома, изогнулась желто-зеленая вывеска: «Ресторан Пекин». Он зашел
в маленькую, теплую комнату, сел у двери,
в угол, под огромным старым фикусом;
зеркало показывало ему семерых людей, — они сидели за двумя столами у буфета, и до него донеслись слова...
Белые двери привели
в небольшую комнату с окнами на улицу и
в сад. Здесь жила женщина.
В углу,
в цветах, помещалось на мольберте большое
зеркало без рамы, — его сверху обнимал коричневыми лапами деревянный дракон. У стола — три глубоких кресла, за дверью — широкая тахта со множеством разноцветных подушек, над нею, на стене, — дорогой шелковый ковер, дальше — шкаф, тесно набитый книгами, рядом с ним — хорошая копия с картины Нестерова «У колдуна».
Самгин шагнул
в маленькую комнату с одним окном;
в драпри окна увязло, расплылось густомалиновое солнце,
в углу два золотых амура держали круглое
зеркало,
в зеркале смутно отразилось лицо Самгина.
Самгин снял шляпу, поправил очки, оглянулся: у окна, раскаленного солнцем, — широкий кожаный диван, пред ним, на полу, — старая, истоптанная шкура белого медведя,
в углу — шкаф для платья с
зеркалом во всю величину двери; у стены — два кожаных кресла и маленький, круглый стол, а на нем графин воды, стакан.
Неточные совпадения
Взобравшись узенькою деревянною лестницею наверх,
в широкие сени, он встретил отворявшуюся со скрипом дверь и толстую старуху
в пестрых ситцах, проговорившую: «Сюда пожалуйте!»
В комнате попались всё старые приятели, попадающиеся всякому
в небольших деревянных трактирах, каких немало выстроено по дорогам, а именно: заиндевевший самовар, выскобленные гладко сосновые стены, трехугольный шкаф с чайниками и чашками
в углу, фарфоровые вызолоченные яички пред образами, висевшие на голубых и красных ленточках, окотившаяся недавно кошка,
зеркало, показывавшее вместо двух четыре глаза, а вместо лица какую-то лепешку; наконец натыканные пучками душистые травы и гвоздики у образов, высохшие до такой степени, что желавший понюхать их только чихал и больше ничего.
Из всей обстановки кабинета Ляховского только это
зеркало несколько напоминало об удобствах и известной привычке к роскоши; все остальное отличалось большой скромностью, даже некоторым убожеством: стены были покрыты полинялыми обоями, вероятно, синего цвета; потолок из белого превратился давно
в грязно-серый и был заткан по
углам паутиной; паркетный пол давно вытерся и был покрыт донельзя измызганным ковром, потерявшим все краски и представлявшимся издали большим грязным пятном.
Холм, на котором я находился, спускался вдруг почти отвесным обрывом; его громадные очертания отделялись, чернея, от синеватой воздушной пустоты, и прямо подо мною,
в углу, образованном тем обрывом и равниной, возле реки, которая
в этом месте стояла неподвижным, темным
зеркалом, под самой кручью холма, красным пламенем горели и дымились друг подле дружки два огонька.
Летнее утро; девятый час
в начале. Федор Васильич
в синем шелковом халате появляется из общей спальни и через целую анфиладу комнат проходит
в кабинет. Лицо у него покрыто маслянистым глянцем; глаза влажны, слипаются;
в углах губ запеклась слюна. Он останавливается по дороге перед каждым
зеркалом и припоминает, что вчера с вечера у него чесался нос.
Утром, перед тем как встать
в угол к образам, он долго умывался, потом, аккуратно одетый, тщательно причесывал рыжие волосы, оправлял бородку и, осмотрев себя
в зеркало, одернув рубаху, заправив черную косынку за жилет, осторожно, точно крадучись, шел к образам. Становился он всегда на один и тот же сучок половицы, подобный лошадиному глазу, с минуту стоял молча, опустив голову, вытянув руки вдоль тела, как солдат. Потом, прямой и тонкий, внушительно говорил: