Неточные совпадения
Она велела сказать
мужу, что приехала, прошла в свой кабинет и занялась разбором своих
вещей, ожидая, что он придет к ней.
Она решительно не хочет, чтоб я познакомился с ее
мужем — тем хромым старичком, которого я видел мельком на бульваре: она вышла за него для сына. Он богат и страдает ревматизмами. Я не позволил себе над ним ни одной насмешки: она его уважает, как отца, — и будет обманывать, как
мужа… Странная
вещь сердце человеческое вообще, и женское в особенности!
— Ага. Ну, что же? Красивую
вещь — приятно испортить. Красивых убивают более часто, чем уродов. Но убивают
мужья, любовники и, как правило, всегда с фасада: в голову, в грудь, живот, а тут убили с фасада на двор — в затылок. Это тоже принято, но в целях грабежа, а в данном случае — наличие грабежа не установлено. В этом видят — тайну. А на мой взгляд — тайны нет, а есть трус!
В костюме сестры милосердия она показалась Самгину жалостно постаревшей. Серая, худая, она все встряхивала головой, забывая, должно быть, что буйная шапка ее волос связана чепчиком, отчего голова, на длинном теле ее, казалась уродливо большой. Торопливо рассказав, что она едет с двумя родственниками
мужа в имение его матери вывозить оттуда какие-то ценные
вещи, она воскликнула...
Под успокоительным и твердым словом
мужа, в безграничном доверии к нему отдыхала Ольга и от своей загадочной, не всем знакомой грусти, и от
вещих и грозных снов будущего, шла бодро вперед.
Но, взглянув на часы, он увидал, что теперь уже некогда, и надо торопиться, чтобы не опоздать к выходу партии. Второпях собравшись и послав с
вещами швейцара и Тараса,
мужа Федосьи, который ехал с ним, прямо на вокзал, Нехлюдов взял первого попавшегося извозчика и поехал в острог. Арестантский поезд шел за два часа до почтового, на котором ехал Нехлюдов, и потому он совсем рассчитался в своих номерах, не намереваясь более возвращаться.
Как ни тяжело мне было тогда лишение свободы, разлука с ребенком, с
мужем, всё это было ничто в сравнении с тем, что я почувствовала, когда поняла, что я перестала быть человеком и стала
вещью.
И, странная
вещь, после своего визита к maman, которая, конечно, с истинно светским тактом открыла глаза недоумевавшей дочери, Антонида Ивановна как будто почувствовала большее уважение к
мужу, потому что и в ее жизни явился хоть какой-нибудь интерес.
— Ах, самую простую
вещь, Сергей Александрыч… Посмотрите кругом, везде мертвая скука. Мужчины убивают время, по крайней мере, за картами, а женщинам даже и это плохо удается. Я иногда завидую своему
мужу, который бежит из дому, чтобы провести время у Зоси. Надеюсь, что там ему веселее, чем дома, и я нисколько не претендую на него…
Вы вывели вашего
мужа из ничтожества, приобрели себе обеспечение на старость лет, — это
вещи хорошие, и для вас были
вещами очень трудными.
Когда Вера Павловна на другой день вышла из своей комнаты,
муж и Маша уже набивали
вещами два чемодана. И все время Маша была тут безотлучно: Лопухов давал ей столько
вещей завертывать, складывать, перекладывать, что куда управиться Маше. «Верочка, помоги нам и ты». И чай пили тут все трое, разбирая и укладывая
вещи. Только что начала было опомниваться Вера Павловна, а уж
муж говорит: «половина 11–го; пора ехать на железную дорогу».
Покуда лакей и горничная разбирались с
вещами, она согласилась прогуляться с
мужем по Тверской.
—
Муж откупается от меня вот этими пустяками, — объясняла Харитина. — Ни одной
вещи в доме не осталось от его первой жены… У нас все новое. Нравится тебе?
Внемли, когда в умствованиях, когда в суждениях о
вещах нравственных и духовных начинается ферментация и восстает
муж твердый и предприимчивый на истину или на прельщение, тогда последует премена царств, тогда премена в исповеданиях.
Пружина безмятежного приюта действовала: Зина уезжала к
мужу. Она энергически протестовала против своей высылки, еще энергичнее протестовала против этого мать ее, но всех энергичнее был Егор Николаевич. Объявив свою непреклонную волю, он ушел в кабинет, многозначительно хлопнул дверью, велел кучерам запрягать карету, а горничной девушке Зины укладывать ее
вещи. Бахарев отдал эти распоряжения таким тоном, что Ольга Сергеевна только проговорила...
— В четверг…
муж будет в совете и потом в клубе обедать… я буду целый день одна… — говорила Мари, как бы и не глядя на Вихрова и как бы говоря самую обыкновенную
вещь.
Конечно, сударь, и отец и дед мой, все были люди семьянистые, женатые; стало быть, нет тут греха. Да и бог сказал:"Не добро быти единому человеку". А все-таки какая-нибудь причина тому есть, что писание, коли порицает какую ни на есть
вещь или установление или деяние, не сравнит их с
мужем непотребным, а все с девкой жидовкой, с женой скверной. Да и Адам не сам собой в грехопадение впал, а все через Евву. Оно и выходит, что баба всему будто на земле злу причина и корень.
— Как же ты говоришь так решительно? Яков Васильич написал одну
вещь — и ты уж произносишь свой суд, а он напишет еще — и ты станешь думать другое, и это наверное будет! — сказала она
мужу.
Она была не виновата в том, что сделала бессознательную привычку слегка улыбаться одними губами и наклонять голову, когда ей рассказывали
вещи, для нее мало занимательные (а кроме ее самой и
мужа, ничто ее не занимало); но эта улыбка и наклонение головы, часто повторенные, были невыносимо отталкивающие.
— Простил — это не то слово, Верочка. Первое время был как бешеный. Если бы тогда увидел их, конечно, убил бы обоих. А потом понемногу отошло и отошло, и ничего не осталось, кроме презрения. И хорошо. Избавил Бог от лишнего пролития крови. И кроме того, избежал я общей участи большинства
мужей. Что бы я был такое, если бы не этот мерзкий случай? Вьючный верблюд, позорный потатчик, укрыватель, дойная корова, ширма, какая-то домашняя необходимая
вещь… Нет! Все к лучшему, Верочка.
— Да, — подтвердила gnadige Frau, всегда обыкновенно медленнее
мужа и не сразу понимавшая
вещи.
На днях Тулузов сыграл со мной ужасную
вещь: он напустил на меня
мужа Аксиньи, которую я, каюсь, чтобы спасти от ссылки, увез с собою при отъезде моем в Петербург».
— Я делаю только логический вывод из того порядка
вещей, каким вы обставлены… А разве вы сомневаетесь, что
муж ваш способен сделать подобную
вещь?
— Начали за здравие, свели за упокой; начали так, что я хотел поцеловать вашу ручку и сказать
мужу: «Вот человеческое пониманье жизни», а кончили тем, что его грезы — глубокомыслие; хорошо глубокомыслие — мучиться, когда надобно наслаждаться, и горевать о
вещах, которых, может быть, и не будет.
Ко всем этим приятным
вещам нужно прибавить еще
мужа Аграфены Петровны, который в течение лета совсем сжился со мной и во время приступов откровенности блудного
мужа поверял мне свои тайны.
Сначала он потерял свои
вещи, потом свою даму в синей вуали, потом еще что-то — вообще он ужасно суетился, представляя своей особой типичный образчик дачного
мужа.
Выбежал
муж, и мы бросились вверх за своими
вещами.
— Ну вот, — вскричал дородный боярин, — не говорил ли я, что нам должно было ехать по той дороге? А все ты, Фома Сергеевич! Недаром
вещает премудрый Соломон: «Неразумие
мужа погубляет пути его».
— «Повествуют, что первое человеков бытие — якоже свидетельствует Диодор — у добродетельных
мужей», — слышишь? — у добродетельных! — «иже о естестве
вещей написаша — сугубое бе. Нецыи бо мняху яко не создан мир и нетленен и род человеческий без всякаго бе начала пред веки…»
— Не хочет-с, не хочет сама себе помогать, продает свою свободу за кареты, за положение, за прочие глупые
вещи. Раба! Всякий, кто дорожит чем-нибудь больше, чем свободой, — раб. Не все ли равно, женщина раба
мужа,
муж раб чинов и мест, вы рабы вашего либерализма, соболи, бобры — все равны!
Что Марья Николаевна никогда не жаловалась на свою долю, это было в порядке
вещей: она шла замуж совсем не для того, чтобы быть счастливой, а для того, чтобы сохранить кусок хлеба отцу и дать братьям средства окончить курс, но было несколько удивительно, что и
муж ее не роптал на судьбу свою…
— Я не говорила вам, но он, во весь наш обратный путь из-за границы, на всех железных дорогах брал для нас билеты, отправлял все
вещи наши, хлопотал с паспортами, наконец, какое участие он показал вам во время смерти вашего
мужа!
— Да ведь я вас спрашиваю: вы были бы удобный
муж? Ах, милый Потапыч, когда-нибудь… вы, конечно, тоже женитесь… Это очень трудная
вещь, милый Потапыч, жениться. И главное, не считайте, что все дело в том, чтобы вас обвели вокруг аналоя… Да, да… Конечно, вы это знаете?.. И не придаете никакого значения пустому обряду?.. Ничего вы не знаете, милый Потапыч… Людям часто кажется, что они знают то, чего они совсем не знают… Ни себя, ни других, ни значения того или другого обряда…
— Я у
мужа в
вещах нашла этот брильянтик и велела себе сделать кольцо… Он воды очень хорошей.
M-lle Boncourt особенно строго и кисло посматривала через очки свои, когда Наталья читала исторические книги: по понятиям старой француженки, вся история была наполнена непозволительными
вещами, хотя она сама из великих
мужей древности знала почему-то только одного Камбиза, а из новейших времен — Людовика XIV и Наполеона, которого терпеть не могла.
Тузенбах. Да, ничего себе, только жена, теща и две девочки. Притом женат во второй раз. Он делает визиты и везде говорит, что у него жена и две девочки. И здесь скажет. Жена какая-то полоумная, с длинной девической косой, говорит одни высокопарные
вещи, философствует и часто покушается на самоубийство, очевидно, чтобы насолить
мужу. Я бы давно ушел от такой, но он терпит и только жалуется.
Наталья Сергевна встретила сына и с улыбкой намекнула о его ночной прогулке; что за радость этой доброй женщине; теперь
муж ее верно не решится погрешить против сына и жены в одно время; — «впрочем, — думала она, — молодым людям простительно шалить; а как седому старику таким
вещам придти в голову, — знает царь небесный!..»
Но это тоже не забавляло его; маленькая старушка после смерти
мужа заразилась какой-то непоседливостью, она всё ходила, передвигая мебель, переставляя
вещи с места на место, поглядывая в окна.
«Печальным последствиям». Немного неопределенные, но какие внушительные слова! А что, если
муж дульцевской женщины останется вдовцом? Я вытер испарину на лбу, собрался с силой и, минуя все эти страшные места, постарался запомнить только самое существенное: что, собственно, я должен делать, как и куда вводить руку. Но, пробегая черные строчки, я все время наталкивался на новые страшные
вещи. Они били в глаза.
«Прошу вас к будущему четвергу приготовить все брильянтовые, хозяйственные и усадебные
вещи по составленной после смерти вашего
мужа описи. Я намерен принять и приступить к управлению имением, а равным образом прошу вас выехать из усадьбы, в которой не считаю нужным, по случаю отсутствия вашей дочери, освещать, отапливать дом и держать горничную прислугу, чтобы тем прекратить всякие излишние расходы, могущие, при вашей жизни в оной, последовать из имения малолетней, на каковое вы не имеете никакого права.
«Я знаю, где вы. Там вы, с вашим любовником, конечно, счастливее, чем были с вашим
мужем. Участь ваша решена: я вас не стесняю более, предоставляю вам полную свободу; вы можете оставаться там сегодня, завтра и всю жизнь. Через час я пришлю к вам ваши
вещи. Я не хочу вас ни укорять, ни преследовать; может быть, я сам виноват, что осмелился искать вашей руки, и не знаю, по каким причинам, против вашего желания, получил ее».
Но все эти люди, носившие мягкие без каблуков сапоги (Татьяна Семеновна считала скрип подошв и топот каблуков самою неприятною
вещью на свете), все эти люди казались горды своим званием, трепетали перед старою барыней, на нас с
мужем смотрели с покровительственною лаской и, казалось, с особенным удовольствием делали свое дело.
На Фоминой, когда мы уже собирались ехать, все было уложено, и
муж, делавший уже покупки подарков,
вещей, цветов для деревенской жизни, был в особенно нежном и веселом расположении духа, кузина неожиданно приехала к нам и стала просить остаться до субботы, с тем чтоб ехать на раут к графине Р. Она говорила, что графиня Р. очень звала меня, что бывший тогда в Петербурге принц М. еще с прошлого бала желал познакомиться со мной, только для этого и ехал на раут и говорил, что я самая хорошенькая женщина в России.
Особенно кузина
мужа, княгиня Д., немолодая светская женщина, внезапно влюбившаяся в меня, более всех говорила мне лестные
вещи, кружившие мне голову.
— Друг мой! С чего это тебе пришло в голову? Кто же дарит деньгами и особенно
мужа? Если завтра действительно день его рождения, так мы поедем и купим ему какую-нибудь
вещь по твоему вкусу.
И в самом деле, женщине, видевшей его один только раз и готовой предстать на грозный суд лучшего общества, и пожилому
мужу, следующему на бал за хорошенькою женою, право, не до толпы любопытных зевак, мерзнущих у подъезда, но Красинский приписал гордости и умышленному небрежению
вещь чрезвычайно простую и случайную, и с этой минуты тайная неприязнь к княгине зародилась в его подозрительном сердце.
Загоскин был рассеян, и его рассеянность подавала повод ко многим смешным анекдотам: он часто клал чужие
вещи в карман и даже запирал их в свою шкатулку; сел один раз в чужую карету, к даме, не коротко знакомой, и приказал кучеру ехать домой, тогда как
муж стоял на крыльце и с удивлением смотрел на похищение своей жены.
Подкупающая это
вещь — носильное удобное платье, сработанное
мужу жениными руками! Так оно хорошо, так мило и так вовремя и не вовремя напоминает и наши вины и те драгоценные ручки, которые вдруг захочется расцеловать и просить в чем-то прощения.
Пришла старуха капитанша с медальоном — покойного
мужа подарок, ну, известно, сувенир. Я выдал тридцать рублей. Принялась жалобно ныть, просить, чтоб сохранили
вещь, — разумеется, сохраним. Ну, одним словом, вдруг через пять дней приходит обменять на браслет, который не стоил и восьми рублей; я, разумеется, отказал. Должно быть, она тогда же угадала что-нибудь по глазам жены, но только она пришла без меня, и та обменяла ей медальон.
Муж мой (с грустной усмешкой), после всей-то воображаемой мною любви его ко мне, на днях мне говорит: «Дела мои запутались и зависят от Мировича; поди к нему, кокетничай с ним, соблазни его и выпроси у него согласие не вредить мне!» Слыхал ли ты, Вячеслав, чтобы какой-нибудь
муж осмелился сказать жене своей, самой грязной, самой безнравственной, подобную
вещь!