Неточные совпадения
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери кто хочет! Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать не куды пошло! Что
будет, то
будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в
деньгах или в чем другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Деньги бы только
были, а жизнь тонкая и политичная: кеятры, собаки тебе танцуют, и все что хочешь.
Хлестаков. Ты растолкуй ему сурьезно, что мне нужно
есть.
Деньги сами собою… Он думает, что, как ему, мужику, ничего, если не
поесть день, так и другим тоже. Вот новости!
Добчинский. Он! и
денег не платит и не едет. Кому же б
быть, как не ему? И подорожная прописана в Саратов.
Осип. За что жалуете, ваше высокоблагородие? (Прячет
деньги.)Разве уж
выпью за ваше здоровье.
Хлестаков. Ну, все равно. Я ведь только так. Хорошо, пусть
будет шестьдесят пять рублей. Это все равно. (Принимает
деньги.)
И тут настала каторга
Корёжскому крестьянину —
До нитки разорил!
А драл… как сам Шалашников!
Да тот
был прост; накинется
Со всей воинской силою,
Подумаешь: убьет!
А
деньги сунь, отвалится,
Ни дать ни взять раздувшийся
В собачьем ухе клещ.
У немца — хватка мертвая:
Пока не пустит по миру,
Не отойдя сосет!
С Ермилом
денег не
было,
Уж сам ли он сплошал,
Схитрили ли подьячие,
А дело вышло дрянь!
А жизнь
была нелегкая.
Лет двадцать строгой каторги,
Лет двадцать поселения.
Я
денег прикопил,
По манифесту царскому
Попал опять на родину,
Пристроил эту горенку
И здесь давно живу.
Покуда
были денежки,
Любили деда, холили,
Теперь в глаза плюют!
Эх вы, Аники-воины!
Со стариками, с бабами
Вам только воевать…
Нет хлеба — у кого-нибудь
Попросит, а за соль
Дать надо
деньги чистые,
А их по всей вахлачине,
Сгоняемой на барщину,
По году гроша не
было!
Стародум. Детям? Оставлять богатство детям? В голове нет. Умны
будут — без него обойдутся; а глупому сыну не в помощь богатство. Видал я молодцов в золотых кафтанах, да с свинцовой головою. Нет, мой друг! Наличные
деньги — не наличные достоинства. Золотой болван — все болван.
Стародум. Почтение! Одно почтение должно
быть лестно человеку — душевное; а душевного почтения достоин только тот, кто в чинах не по
деньгам, а в знати не по чинам.
Г-жа Простакова. Без наук люди живут и жили. Покойник батюшка воеводою
был пятнадцать лет, а с тем и скончаться изволил, что не умел грамоте, а умел достаточек нажить и сохранить. Челобитчиков принимал всегда, бывало, сидя на железном сундуке. После всякого сундук отворит и что-нибудь положит. То-то эконом
был! Жизни не жалел, чтоб из сундука ничего не вынуть. Перед другим не похвалюсь, от вас не потаю: покойник-свет, лежа на сундуке с
деньгами, умер, так сказать, с голоду. А! каково это?
Стародум. Они в руках государя. Как скоро все видят, что без благонравия никто не может выйти в люди; что ни подлой выслугой и ни за какие
деньги нельзя купить того, чем награждается заслуга; что люди выбираются для мест, а не места похищаются людьми, — тогда всякий находит свою выгоду
быть благонравным и всякий хорош становится.
Г-жа Простакова. Не трудись по-пустому, друг мой! Гроша не прибавлю; да и не за что. Наука не такая. Лишь тебе мученье, а все, вижу, пустота.
Денег нет — что считать?
Деньги есть — сочтем и без Пафнутьича хорошохонько.
Стародум. Оно и должно
быть залогом благосостояния государства. Мы видим все несчастные следствия дурного воспитания. Ну, что для отечества может выйти из Митрофанушки, за которого невежды-родители платят еще и
деньги невеждам-учителям? Сколько дворян-отцов, которые нравственное воспитание сынка своего поручают своему рабу крепостному! Лет через пятнадцать и выходят вместо одного раба двое, старый дядька да молодой барин.
Потом остановились на мысли, что
будет произведена повсеместная «выемка», и стали готовиться к ней: прятали книги, письма, лоскутки бумаги,
деньги и даже иконы — одним словом, все, в чем можно
было усмотреть какое-нибудь «оказательство».
К счастию, однако ж, на этот раз опасения оказались неосновательными. Через неделю прибыл из губернии новый градоначальник и превосходством принятых им административных мер заставил забыть всех старых градоначальников, а в том числе и Фердыщенку. Это
был Василиск Семенович Бородавкин, с которого, собственно, и начинается золотой век Глупова. Страхи рассеялись, урожаи пошли за урожаями, комет не появлялось, а
денег развелось такое множество, что даже куры не клевали их… Потому что это
были ассигнации.
За все это он получал
деньги по справочным ценам, которые сам же сочинял, а так как для Мальки, Нельки и прочих время
было горячее и считать
деньги некогда, то расчеты кончались тем, что он запускал руку в мешок и таскал оттуда пригоршнями.
Несмотря на то что в бытность свою провиантмейстером Грустилов довольно ловко утаивал казенные
деньги, административная опытность его не
была ни глубока, ни многостороння.
Причем бросала в народ медными
деньгами, а пьяные ее подручники восклицали: «Вот наша матушка! теперь нам, братцы, вина
будет вволю!»
В 1762 году недоимочных реестров не
было, а просто взыскивались
деньги, сколько с кого надлежит.
Ему так хорошо удалось уговорить брата и дать ему взаймы
денег на поездку, не раздражая его, что в этом отношении он
был собой доволен.
Он прочел письмо и остался им доволен, особенно тем, что он вспомнил приложить
деньги; не
было ни жестокого слова, ни упрека, но не
было и снисходительности. Главное же —
был золотой мост для возвращения. Сложив письмо и загладив его большим массивным ножом слоновой кости и уложив в конверт с
деньгами, он с удовольствием, которое всегда возбуждаемо
было в нем обращением со своими хорошо устроенными письменными принадлежностями, позвонил.
Она поехала в игрушечную лавку, накупила игрушек и обдумала план действий. Она приедет рано утром, в 8 часов, когда Алексей Александрович еще, верно, не вставал. Она
будет иметь в руках
деньги, которые даст швейцару и лакею, с тем чтоб они пустили ее, и, не поднимая вуаля, скажет, что она от крестного отца Сережи приехала поздравить и что ей поручено поставить игрушки у кровати сына. Она не приготовила только тех слов, которые она скажет сыну. Сколько она ни думала об этом, она ничего не могла придумать.
Приказчик, ездивший к купцу, приехал и привез часть
денег за пшеницу. Условие с дворником
было сделано, и по дороге приказчик узнал, что хлеб везде застоял в поле, так что неубранные свои 160 копен
было ничто в сравнении с тем, что
было у других.
Определенного ничего не
было, но Степана Аркадьича никогда почти не
было дома,
денег тоже никогда почти не
было, и подозрения неверностей постоянно мучали Долли, и она уже отгоняла их от себя, боясь испытанного страдания ревности.
Баронесса надоела, как горькая редька, особенно тем, что всё хочет давать
деньги; а
есть одна, он ее покажет Вронскому, чудо, прелесть, в восточном строгом стиле, «genre рабыни Ребеки, понимаешь».
День скачек
был очень занятой день для Алексея Александровича; но, с утра еще сделав себе расписанье дня, он решил, что тотчас после раннего обеда он поедет на дачу к жене и оттуда на скачки, на которых
будет весь Двор и на которых ему надо
быть. К жене же он заедет потому, что он решил себе бывать у нее в неделю раз для приличия. Кроме того, в этот день ему нужно
было передать жене к пятнадцатому числу, по заведенному порядку, на расход
деньги.
И действительно, на это дело
было потрачено и тратилось очень много
денег и совершенно непроизводительно, и всё дело это, очевидно, ни к чему не могло привести.
— Нет, право, я иногда жалею, что послушалась мама. Как бы хорошо
было в деревне! А то я вас всех измучала, и
деньги мы тратим…
К первому разряду относились долги, которые надо
было сейчас же заплатить или, во всяком случае, для уплаты которых надо
было иметь готовые
деньги, чтобы при требовании не могло
быть минуты замедления.
Вронский, несмотря на свою легкомысленную с виду светскую жизнь,
был человек, ненавидевший беспорядок. Еще смолоду,
бывши в корпусе, он испытал унижение отказа, когда он, запутавшись, попросил взаймы
денег, и с тех пор он ни разу не ставил себя в такое положение.
— А знаешь, я о тебе думал, — сказал Сергей Иванович. — Это ни на что не похоже, что у вас делается в уезде, как мне порассказал этот доктор; он очень неглупый малый. И я тебе говорил и говорю: нехорошо, что ты не ездишь на собрания и вообще устранился от земского дела. Если порядочные люди
будут удаляться, разумеется, всё пойдет Бог знает как.
Деньги мы платим, они идут на жалованье, а нет ни школ, ни фельдшеров, ни повивальных бабок, ни аптек, ничего нет.
Правда, что на скотном дворе дело шло до сих пор не лучше, чем прежде, и Иван сильно противодействовал теплому помещению коров и сливочному маслу, утверждая, что корове на холоду потребуется меньше корму и что сметанное масло спорее, и требовал жалованья, как и в старину, и нисколько не интересовался тем, что
деньги, получаемые им,
были не жалованье, а выдача вперед доли барыша.
Сколько страхов
было пережито, сколько мыслей передумано, сколько
денег потрачено, сколько столкновений с мужем при выдаче замуж старших двух, Дарьи и Натальи!
Степан Аркадьич с оттопыренным карманом серий, которые за три месяца вперед отдал ему купец, вошел наверх. Дело с лесом
было кончено,
деньги в кармане, тяга
была прекрасная, и Степан Аркадьич находился в самом веселом расположении духа, а потому ему особенно хотелось рассеять дурное настроение, нашедшее на Левина. Ему хотелось окончить день зa ужином так же приятно, как он
был начат.
Алексей сказал тогда брату, что этих
денег ему
будет достаточно пока он не женится, чего, вероятно, никогда не
будет.
Он знал, что нанимать рабочих надо
было как можно дешевле; но брать в кабалу их, давая вперед
деньги, дешевле, чем они стоят, не надо
было, хотя это и
было очень выгодно.
Кроме того, он решался на большой расход только тогда, когда
были лишние
деньги, и, делая этот расход, доходил до всех подробностей и настаивал на том, чтоб иметь самое лучшее за свои
деньги.
Либеральная партия говорила, что в России всё дурно, и действительно, у Степана Аркадьича долгов
было много, а
денег решительно недоставало.
— Это можно, — сказал Рябинин, садясь и самым мучительным для себя образом облокачиваясь на спинку кресла. — Уступить надо, князь. Грех
будет. A
деньги готовы окончательно, до одной копейки. За
деньгами остановки не бывает.
― Вот ты всё сейчас хочешь видеть дурное. Не филантропическое, а сердечное. У них, то
есть у Вронского,
был тренер Англичанин, мастер своего дела, но пьяница. Он совсем запил, delirium tremens, [белая горячка,] и семейство брошено. Она увидала их, помогла, втянулась, и теперь всё семейство на ее руках; да не так, свысока,
деньгами, а она сама готовит мальчиков по-русски в гимназию, а девочку взяла к себе. Да вот ты увидишь ее.
(Это
были те
деньги, которые заплатил Сергей Иваныч.)
Таких долгов
было около четырех тысяч: 1500 за лошадь и 2500 поручительство за молодого товарища Веневского, который при Вронском проиграл эти
деньги шулеру.
И, так просто и легко разрешив, благодаря городским условиям, затруднение, которое в деревне потребовало бы столько личного труда и внимания, Левин вышел на крыльцо и, кликнув извозчика, сел и поехал на Никитскую. Дорогой он уже не думал о
деньгах, а размышлял о том, как он познакомится с петербургским ученым, занимающимся социологией, и
будет говорить с ним о своей книге.
В сентябре Левин переехал в Москву для родов Кити. Он уже жил без дела целый месяц в Москве, когда Сергей Иванович, имевший именье в Кашинской губернии и принимавший большое участие в вопросе предстоящих выборов, собрался ехать на выборы. Он звал с собою и брата, у которого
был шар по Селезневскому уезду. Кроме этого, у Левина
было в Кашине крайне нужное для сестры его, жившей за границей, дело по опеке и по получению
денег выкупа.
Дома Кузьма передал Левину, что Катерина Александровна здоровы, что недавно только уехали от них сестрицы, и подал два письма. Левин тут же, в передней, чтобы потом не развлекаться, прочел их. Одно
было от Соколова, приказчика. Соколов писал, что пшеницу нельзя продать, дают только пять с половиной рублей, а
денег больше взять неоткудова. Другое письмо
было от сестры. Она упрекала его за то, что дело ее всё еще не
было сделано.
Это откашливанье она знала. Это
был признак его сильного недовольства, не на нее, а на самого себя. Он действительно
был недоволен, но не тем, что
денег вышло много, а что ему напоминают то, о чем он, зная, что в этом что-то неладно, желает забыть.
Деньги от купца за лес по второму сроку
были получены и еще не издержаны, Долли
была очень мила и добра последнее время, и мысль этого обеда во всех отношениях радовала Степана Аркадьича.