Неточные совпадения
— Негде мне!.. Я на одиночке!.. Сани у меня узкие! — пробормотал Марфин и поспешил
уйти: он очень сердит был на племянника за бесцеремонный и тривиальный тон, который позволял себе
тот в обращении с Людмилой.
Антип Ильич хоть и не понял хорошенько ее слов, но
тем не менее снова ей почтительно поклонился и
ушел, а Людмила опять убежала наверх.
Лакей
ушел. Крапчик, поприбрав несколько на конторке свои бумаги, пошел неохотно в кабинет, куда вместе с ним торопливо входила и Катрин с лицом еще более грубоватым, чем при вечернем освещении, но вместе с
тем сияющим от удовольствия.
— Как, сударь, не узнать, — отвечал
тот добрым голосом, и оба они обнялись и поцеловались, но не в губы, а по-масонски, прикладывая щеку к щеке, после чего Антип Ильич, поклонившись истово барину своему и гостю,
ушел.
Выслушав эти новости, Егор Егорыч склонил голову; но когда Антип Ильич
ушел, он снова встрепенулся, снова кликнул старую ключницу и, объявив, что сейчас же ночью выезжает в губернский город, велел ей идти к кучеру и приказать
тому немедленно закладывать лошадей.
Чиновник опять
ушел в кабинет, где произошла несколько даже комическая сцена: граф, видимо, бывший совершенно здоров, но в
то же время чрезвычайно расстроенный и недовольный, когда дежурный чиновник доложил ему о новом требовании Крапчика принять его, обратился почти с запальчивостью к стоявшему перед ним навытяжке правителю дел...
Когда от Рыжовых оба гостя их уехали, Людмила
ушла в свою комнату и до самого вечера оттуда не выходила: она сердилась на адмиральшу и даже на Сусанну за
то, что они, зная ее положение, хотели, чтобы она вышла к Марфину; это казалось ей безжалостным с их стороны, тогда как она для долга и для них всем, кажется, не выключая даже Ченцова, пожертвовала.
— История чисто кадетская, из которой, по-моему, Пилецкий вышел умно и благородно: все эти избалованные барчонки вызвали его в конференц-залу и предложили ему: или удалиться, или видеть, как они потребуют собственного своего удаления; тогда Пилецкий, вместо
того, чтобы наказать их, как бы это сделал другой, объявил им: «Ну, господа, оставайтесь лучше вы в лицее, а я
уйду, как непригодный вам», — и в
ту же ночь выехал из лицея навсегда!
— Нет врешь, ты не
уйдешь от меня! Лошадей!! — закричал было Петр Григорьич, но на
том и смолк, потому что грохнулся со стула длинным телом своим на пол. Прибежавшие на этот стук лакеи нашли барина мертвым.
Все это Катрин говорила строгим и отчасти величественным голосом, а затем она
ушла из флигеля управляющего, который, оставшись один, сделал насмешливую и плутовскую гримасу и вместе с
тем прошептал: — «Пойдут теперь истории, надобно только не зевать!»
— Я теперь служу у Катерины Петровны, — начал он, — но если Валерьян Николаич останутся в усадьбе,
то я должен буду
уйти от них, потому что, каким же способом я могу уберечь их от супруга,
тем более, что Валерьян Николаич, под влиянием винных паров, бывают весьма часто в полусумасшедшем состоянии; если же от него будет отобрана подписка о невъезде в Синьково, тогда я его не пущу и окружу всю усадьбу стражей.
Тулузов, взяв с собой письмо Ченцова,
ушел в свое отделение, где снова прочитал это письмо и снова главным образом обратил свое внимание на последние строки. «Может быть, и в самом деле застрелится!» — произнес он
тем же полушепотом, как прежде сказал: — «Пойдут теперь истории, надобно только не зевать!»
Сусанна Николаевна, впрочем, все-таки не достояла до конца и
ушла после Верую, а вскоре за ней
ушли и Сверстовы, тоже, как видно, удивленные и обеспокоенные
тем, что Егора Егорыча не было в церкви.
Почтмейстер и почтосодержатель переглянулись между собой после
того и, кажется, одновременно подумали, что господин губернский почтмейстер, должно быть, был сильно выпивши, что отчасти подтверждалось и
тем, что Аггей Никитич был красен в лице, как вареный рак; но, как бы ни было, они раскланялись с ним и
ушли.
— Мне бы теперь, — продолжала она, не слушая его, — следовало по ритуалу иметь повязку на глазах; но я не хочу
того.
Уйдите, Сверстов!
Вся эта путаница ощущений до
того измучила бедную женщину, что она, не сказав более ни слова мужу,
ушла к себе в комнату и там легла в постель. Егор Егорыч, в свою очередь, тоже был рад уходу жены, потому что получил возможность запечатать письмо и отправить на почту.
— Благодарю-с на
том! — отозвался несколько глухим голосом Савелий Власьев и
ушел.
И когда, после такого допроса, все призванные к делу лица, со включением Савелия,
ушли из камеры,
то пристав и Тулузов смотрели друг на друга как бы с некоторою нежностью.
— Не приеду, если вы не хотите
того, — сказал Углаков и окончательно
ушел.
— Мы, сударыня, теперь прилетим к Юлии Матвеевне на конях более быстрых, чем
те, которые вы приказывали приготовить, — проговорил он ей и
ушел за священниками.
Но без императора всероссийского нельзя было
того сделать; они и пишут государю императору нашему прошение на гербовой бумаге: «Что так, мол, и так, позвольте нам Наполеондера выкопать!» — «А мне что, говорит, плевать на
то, пожалуй, выкапывайте!» Стали они рыться и видят гроб въявь, а как только к нему, он глубже в землю
уходит…
Когда камер-юнкер
ушел от них,
то Аграфена Васильевна очутилась лицом к лицу с Марфиными и с свойственной ей несдержанностью отнеслась к Егору Егорычу.
— От меня
то же самое передайте! — подхватил Егор Егорыч,
уходя так быстро из кабинета, что Сусанна Николаевна едва успевала за ним следовать.
— Господь с ними, с этими сильными мира сего! Им говоришь, а они подозревают тебя и думают, что лжешь,
того не понимая, что разве легко это говорить! — воскликнул он и, не сев с Егором Егорычем в сани, проворно
ушел от него.
Вслед за
тем Егор Егорыч
ушел от него, а отец Василий направился в свою небольшую библиотеку и заперся там из опасения, чтобы к нему не пришла мать-протопопица с своими глупыми расспросами.
Gnadige Frau, а также и Сверстов, это заметили и, предчувствуя, что тут что-то такое скрывается, по окончании обеда, переглянувшись друг с другом,
ушли к себе наверх под
тем предлогом, что Сверстову надобно было собираться в дорогу, а gnadige Frau, конечно, в этом случае должна была помогать ему. Егор Егорыч пошел, по обыкновению, в свой кабинет, а Сусанна Николаевна пошла тоже за ним.
Молодая пани между
тем не
уходила из аптекарской залы.
Пани на это ничего не отвечала и только как бы еще более смутилась; затем последовал разговор о
том, будет ли Аггей Никитич в следующее воскресенье в собрании, на что он отвечал, что если пани Вибель будет, так и он будет; а она ему повторила, что если он будет,
то и она будет. Словом, Аггей Никитич
ушел домой, не находя пределов своему счастью: он почти не сомневался, что пани Вибель влюбилась в него!
Аггей Никитич полагал, что она сейчас
уйдет, однако вышло не
то: пани продолжала сидеть; сам же Вибель, видимо, находился в конфузливом положении.
Он к пани Вибель не подходил даже близко и шел в толпе с кем ни попало, но зато, когда балкона стало не видать, он, как бы случайно предложив пани Вибель свою руку, тотчас же свернул с нею на боковую дорожку, что, конечно, никому не могло показаться странным, ибо еще ранее его своротил в сторону с своей невестой инвалидный поручик;
ушли также в сторону несколько молодых девиц, желавших, как надо думать, поговорить между собою о
том, что они считали говорить при своих маменьках неудобным.
— Если так,
то я готова и завтра же найду себе особую квартиру, — проговорила она, гордо взмахнув головой, и сейчас же потом
ушла гулять, так как был двенадцатый час, и она надеялась на длинной улице встретить Аггея Никитича, который действительно давно уже бродил по этой улице и был заметно расстроен и печален.
Танюша
ушла приготовить
то и другое.
В настоящем случае мы видели, как он уклонился от вызова Аггея Никитича, и, не ограничиваясь
тем, когда все гости уехали из Синькова, он поспешил войти в спальню Екатерины Петровны, куда она
ушла было.
Аггей Никитич крепким пожатием поблагодарил его за такое намерение, и когда Вибель
ушел от него,
то в голове моего безумного романтика появилась целая вереница новых мыслей, выводов и желаний.
Унтер-офицер, впрочем, прежде чем пойти докладывать, посмотрел на вешалку, стоявшую в сенях, и, убедившись, что на ней ничего не висело,
ушел и довольно долго не возвращался назад, а когда показался на лестнице,
то еще с верхней ступеньки ее крикнул Янгуржееву окончательно неприветливым голосом...
Как только услышал солдат о письме, так, даже не обратив внимания на
то, что оно было от какого-то его превосходительства, не пустил бы, вероятно, Аггея Никитича; но в это время вышел из своей квартиры Аркадий Михайлыч, собравшийся куда-то
уходить, что увидав, солдат радостным голосом воскликнул...
— Ужасно-с! Раскольников тоже велят душить, так что,
того и гляди, попадешься в каком-нибудь этаком случае, и тебя турнут; лучше уж я сам заблаговременно
уйду и возьму частную службу,
тем больше, что у меня есть такая на виду.
— Однако я вас не задерживаю, поспешите к сестрице вашей! — заключила она и,
уйдя, послала к Музе Николаевне горничную, с помощью которой
та очень скоро переоделась и прошла к сестре, сидевшей в прежде бывшей спальне Егора Егорыча и ныне составлявшей постоянное местопребывание Сусанны Николаевны.