Неточные совпадения
Вон он разговаривает с Клавской!.. — отвечал
тот,
показывая глазами на плешивого старика с синей лентой белого орла, стоявшего около танцующих, вблизи одной, если хотите, красивой из себя дамы, но в
то же время с каким-то наглым и бесстыжим выражением в лице.
Князь вежливо пустил всех гостей своих вперед себя, Крапчик тоже последовал за другими; но заметно был смущен
тем, что ни одного слова не в состоянии был приспособить к предыдущему разговору. «Ну, как, — думал он, — и за столом будут говорить о таких же все пустяках!» Однако вышло не
то: князь, скушав тарелку супу, кроме которой, по болезненному своему состоянию, больше ничего не ел, обратился к Сергею Степанычу,
показывая на Петра Григорьича...
Крапчик, слыша и видя все это, не посмел более на эту
тему продолжать разговор, который и перешел снова на живописцев, причем стали толковать о каких-то братьях Чернецовых [Братья Чернецовы, Григорий и Никанор Григорьевичи (1802—1865 и 1805—1879), — известные художники.], которые, по словам Федора Иваныча, были чисто русские живописцы, на что Сергей Степаныч возражал, что пока ему не
покажут картины чисто русской школы по штилю, до
тех пор он русских живописцев будет признавать иностранными живописцами.
Впрочем, существенно вы одно запомните, что ни линии, ни точки в вещественном мире нет; первая есть четвероугольник, а вторая все-таки круг, многоугольник, и он в чистом виде существует только в нашем уме; это — прирожденное нам понятие из мира духовного, и Сен-Мартен главным образом хочет
показать в этих цифрах, как невещественные точка и линия сливаются с вещественными треугольником и кругом, хотя
то и другие никогда не утрачивают своих различий.
— Теперь, моя прелесть, довольно поздно, — сказала в ответ на это gnadige Frau, — а об этом придется много говорить; кроме
того, мне трудно будет объяснить все на словах; но лучше вот что… завтрашний день вы поутру приходите в мою комнату, и я вам
покажу такой ковер, который я собственными руками вышила по канве.
Милорадович
показал это письмо государю, и Александр Павлович по этому поводу написал старику собственноручно, что в обществе госпожи Татариновой ничего нет такого, что отводило бы людей от религии, а, напротив
того, учение ее может сделать человека еще более привязанным к церкви.
— Фу ты, черт возьми! Что в ней могло ему нравиться? — вспылил Егор Егорыч. — Я, как сужу по себе,
то хоть и видел, что Петр Григорьич желал выдать за меня дочь, но я прямо
показывал, что она мне противна!.. Бог знает, что такое… Черкесска какая-то, или персиянка! А между
тем Валерьян любил Людмилу, я она его любила, — понять тут ничего нельзя!
— Это по-польски значит: неловкий, — пояснил ей Аггей Никитич, — хотя Канарский был очень ловкий человек, говорил по-русски, по-французски, по-немецки и беспрестанно
то тут,
то там появлялся, так что государь, быв однажды в Вильне, спросил тамошнего генерал-губернатора Долгорукова: «Что творится в вашем крае?» — «Все спокойно, говорит, ваше императорское величество!» — «Несмотря, говорит, на
то, что здесь гостит Канарский?» — и
показал генерал-губернатору полученную депешу об этом соколе из Парижа!
—
Тем хуже для дворянства это будет! Тогда я им вместо пятидесяти тысяч на пансион
покажу шиш! — отвечал на это Тулузов.
— Мне надобно много кушать… По вашим словам, я еще мальчик: значит, расту; а вы уж выросли… Постойте, постойте, однако, се monsieur
то же вырос, но ест, как удав, — шептал Углаков, слегка
показывая глазами на князя, действительно клавшего себе в рот огромные кусищи.
— Приехала, по вашему желанию, с арфой, — проговорила
та,
показывая рукою на внесенную лакеем вещь.
— Вы имеете на
то право, а если вас дурак-смотритель станет беспокоить, так
покажите ему вот эту записку обер-полицеймейстера.
— Закон у нас не милует никого, и, чтобы избежать его, мне надобно во что бы
то ни стало доказать, что я Тулузов, не убитый, конечно, но другой, и это можно сделать только, если я представлю свидетелей, которые под присягой
покажут, что они в
том городе, который я им скажу, знали моего отца, мать и даже меня в молодости… Согласны будут
показать это приисканные тобою лица?
— А вот что-с, — принялся объяснять Сверстов. — На посланные Аггеем Никитичем господину Тулузову вопросные пункты
тот учинил полное запирательство и в доказательство
того, что он Тулузов, представил троих свидетелей, которые под присягой
показали, что они всегда лично его знали под именем Тулузова, а также знали и его родителей… Хорошо?
— Не знаю, чтобы это пустоту женщины свидетельствовало, а скорей
показывает ее чистоту, — возразил Егор Егорыч, видимо, имевший некоторое предубеждение против Батенева: отдавая полную справедливость его уму, он в
то же время подозревал в нем человека весьма хитрого, льстивого и при этом еще грубо-чувственного.
— Он… — начал нескладно объяснять поручик. — У меня, ваше сиятельство, перед
тем, может, дня два куска хлеба во рту не бывало, а он говорит через своего Савку… «Я, говорит, дам тебе сто рублей,
покажи только, что меня знаешь, и был мне друг!..» А какой я ему друг?.. Что он говорит?.. Но тоже голод, ваше сиятельство… Иные от
того людей режут, а я что ж?.. Признаюсь в
том… «Хорошо, говорю,
покажу, давай только деньги!..»
Собственно, дорогой путники не были особенно утомлены, так как проехали всего только несколько миль от Гарца, по которому Егор Егорыч, в воспоминание своих прежних юношеских поездок в эти горы, провез Сусанну Николаевну, а потом прибыл с нею в Геттинген, желая
показать Сусанне Николаевне университетский город; кроме
того, она и сама, так много слышавшая от gnadige Frau о Геттингене, хотела побывать в нем.
— И я; знак даже
того имею на руке, — проговорил Егор Егорыч и, отвернув обшлаг рукава,
показал довольно значительный рубец на руке.
— А вот посмотри! — отвечал ей
тот,
показывая на открытое окно.
В рядах мои любовники, как нарочно, встретили откупщицу, что-то такое закупавшую себе. Она очень приветливо поклонилась Аггею Никитичу, а также и пани Вибель, но
та, вся поглощенная соображениями о своем платье, торопливо мотнула ей головой и обратилась к торговцам с вопросами, есть ли у них
то, и другое, и третье. Они ей отвечали, что все это есть, и
показывали ей разные разности, но на поверку выходило, что все это не
то, чего желала пани Вибель, так что она пришла почти в отчаяние и воскликнула...
Аггей Никитич втайне исполнился восторгом от такого намерения Миропы Дмитриевны, но не
показал ей
того.
Показывать номера для Миропы Дмитриевны было большим наслаждением, так как она сама была убеждена, что номера ее прехорошенькие; но камергер ей сказал даже еще более
того: входя почти в каждый номер, он разевал как бы от удивления рот и восклицал...
Неточные совпадения
А вы — стоять на крыльце, и ни с места! И никого не впускать в дом стороннего, особенно купцов! Если хоть одного из них впустите,
то… Только увидите, что идет кто-нибудь с просьбою, а хоть и не с просьбою, да похож на такого человека, что хочет подать на меня просьбу, взашей так прямо и толкайте! так его! хорошенько! (
Показывает ногою.)Слышите? Чш… чш… (Уходит на цыпочках вслед за квартальными.)
Хлестаков, молодой человек лет двадцати трех, тоненький, худенький; несколько приглуповат и, как говорят, без царя в голове, — один из
тех людей, которых в канцеляриях называют пустейшими. Говорит и действует без всякого соображения. Он не в состоянии остановить постоянного внимания на какой-нибудь мысли. Речь его отрывиста, и слова вылетают из уст его совершенно неожиданно. Чем более исполняющий эту роль
покажет чистосердечия и простоты,
тем более он выиграет. Одет по моде.
Стародум. Слушай, друг мой! Великий государь есть государь премудрый. Его дело
показать людям прямое их благо. Слава премудрости его
та, чтоб править людьми, потому что управляться с истуканами нет премудрости. Крестьянин, который плоше всех в деревне, выбирается обыкновенно пасти стадо, потому что немного надобно ума пасти скотину. Достойный престола государь стремится возвысить души своих подданных. Мы это видим своими глазами.
«Не хочу я, подобно Костомарову, серым волком рыскать по земли, ни, подобно Соловьеву, шизым орлом ширять под облакы, ни, подобно Пыпину, растекаться мыслью по древу, но хочу ущекотать прелюбезных мне глуповцев,
показав миру их славные дела и предобрый
тот корень, от которого знаменитое сие древо произросло и ветвями своими всю землю покрыло».
— Руки у меня связаны! — повторял он, задумчиво покусывая темный ус свой, — а
то бы я
показал вам, где раки зимуют!