Неточные совпадения
— В таком случае, остерегитесь: Михайло Сергеич отличный игрок! —
продолжал сенатор, разумея под этим именем
своего правителя дел, с которым губернатор играл в пикет.
— Мне повелено было объяснить, —
продолжал Марфин, кладя
свою миниатюрную руку на могучую ногу Крапчика, — кто я, к какой принадлежу ложе, какую занимаю степень и должность в ней и какая разница между масонами и энциклопедистами, или, как там выражено, волтерианцами, и почему в обществе между ими и нами существует такая вражда. Я на это написал все, не утаив ничего!
— Дослушайте, пожалуйста, и дайте договорить, а там уж и делайте ваши замечания, — произнес он досадливым голосом и
продолжал прежнюю
свою речь: — иначе и не разумел, но… (и Марфин при этом поднял
свой указательный палец) все-таки желательно, чтоб в России не было ни масонов, ни энциклопедистов, а были бы только истинно-русские люди, истинно-православные, любили бы
свое отечество и оставались бы верноподданными.
— Третие-с, —
продолжал советник все более и более с озлобленными глазами, — это уж вы сами должны хорошо знать, и скажите, как он собирает оброк с
своих мужиков? По слухам, до смерти некоторых засекал, а вы, земская полиция, все покрывали у него.
— А знаете ли вы этот романс, —
продолжал Ченцов, видимо, решившийся окончательно отуманить
свою даму, — как его?..
Тактика Ченцова была не скрывать перед женщинами
своих любовных похождений, а, напротив, еще выдумывать их на себя, — и удивительное дело: он не только что не падал тем в их глазах, но скорей возвышался и поселял в некоторых желание отбить его у других. Людмила, впрочем, была, по-видимому, недовольна его шутками и все
продолжала взад и вперед ходить по комнате.
— И не были ли вы там ранены?.. Я припоминаю это по
своей службе в штабе! —
продолжал сенатор, желая тем, конечно, сказать любезность гостю.
— Есть господа, которые оправдывают его тем, —
продолжал тот, — что
своего состояния у него нет, жена больна, семейство большое, сыновья служат в кавалергардах; но почему же не в армии?.. Почему?
От последней мысли
своей губернский предводитель даже в лице расцвел, но Марфин
продолжал хмуриться и сердиться. Дело в том, что вся эта предлагаемая Крапчиком система выжидания и подглядывания за сенатором претила Марфину, и не столько по исповедуемой им религии масонства, в которой он знал, что подобные приемы допускались, сколько по врожденным ему нравственным инстинктам: Егор Егорыч любил действовать лишь прямо и открыто.
— А вот это мне иногда представляется, —
продолжал Ченцов, уже вставая и отыскивая
свою шляпу, — что со временем мы с вами будем злейшие враги на смерть… на ножи…
Ченцов закусил себе губы и, отвернувшись от Людмилы, начал смотреть на Катрин, которая, видимо, уничтоженная и опечаленная, танцевала с одним из самых щеголеватых сенаторских чиновников, но говорить с
своим кавалером не могла и только отчасти вознаграждена была, танцуя вторую кадриль с Ченцовым, с которым она тоже мало говорила, но зато крепко пожимала ему руку, чувствуя при этом, что он хоть
продолжал кусать себе усы, но отвечал ей тоже пожатием.
— Как и подобает кажинному человеку, — подхватил Иван Дорофеев, подсобляя в то же время доктору извлечь из кибитки gnadige Frau, с ног до головы закутанную в капор, шерстяной платок и меховой салоп. — На лесенку эту извольте идти!.. —
продолжал он, указывая приезжим на
свое крыльцо.
— Однако надобно же вам что-нибудь предпринять с собой?.. Нельзя так оставаться!.. —
продолжал Сверстов, окончательно видевший, до какой степени Егор Егорыч был удручен и придавлен
своим горем.
Возражение это нисколько не сбивало капитана: он
продолжал упорно стоять на
своем и вообще по многим вопросам расходился в
своих мнениях с Миропою Дмитриевною, причем в ней, сколько ни субтильна была ее фигура, всегда проглядывали некоторая практичность и материальность, а у здоровеннейшего капитана, напротив, поэзия и чувство.
— Нет-с, я скоро уезжаю из Москвы, — проговорил, едва владея собою, Ченцов и быстро сошел вниз, причем он даже придавил несколько Миропу Дмитриевну к перилам лестницы, но это для нее ничего не значило; она
продолжала наблюдать, как Ченцов молодцевато сел на
своего лихача и съехал с ее дворика.
Егор Егорыч
продолжал держать голову потупленною. Он решительно не мог сообразить вдруг, что ему делать. Расспрашивать?.. Но о чем?.. Юлия Матвеевна все уж сказала!.. Уехать и уехать, не видав Людмилы?.. Но тогда зачем же он в Москву приезжал? К счастью, адмиральша принялась хлопотать об чае, а потому то уходила в
свою кухоньку, то возвращалась оттуда и таким образом дала возможность Егору Егорычу собраться с мыслями; когда же она наконец уселась, он ей прежде всего объяснил...
— Клянусь, что я не нуждаюсь, и вот вам доказательство! —
продолжала адмиральша, выдвигая ящик, в котором действительно лежала довольно значительная сумма денег: она еще с неделю тому назад успела продать
свои брильянты.
— Да и другое! —
продолжала с упорством Юлия Матвеевна. — Для вас, разумеется, не секрет, что Валерьян очень дурной человек, и я бы никакой матери не посоветовала выдать за него не только дочери
своей, но даже горничной.
— Чаша с кровию Христовой и надпись: «redemptio mundi!» — искупление мира! —
продолжал Егор Егорыч, переходя в сопровождении
своих спутников к южной стене. — А это агнец delet peccata — известный агнец, приявший на себя грехи мира и феноменирующий у всех почти народов в их религиях при заклании и сожжении — очищение зараженного грехами и злобою людского воздуха.
— Даровитых много, — подтвердил и князь, — что, как мне известно, чрезвычайно радует государя!.. Но, однако, постойте, Федор Иваныч, —
продолжал он, потерев
свой лоб под зонтиком, — чем же я вас возблагодарю за ваш подарок?
— И неужели же, —
продолжал Крапчик почти плачевным голосом, — князь и Сергей Степаныч рассердились на меня за хлыстов?.. Кто ж мог предполагать, что такие высокие лица примут на
свой счет, когда говоришь что-нибудь о мужиках-дураках?!
— А тут я ничего? —
продолжал молодой человек, показывая на платье
свое.
— В таком случае, я начну прямо! —
продолжал Егор Егорыч. — Я знаю, кто вы, и вы знаете, кто я; мы, русские мартинисты, прежде всего мистики и с французскими мартинистами сходствуем и различествуем: они беспрерывно вводят мелкие политические интересы в
свое учение, у нас — их нет! Сверх того, мы имеем пример в наших аскетах и признаем всю благодетельную силу путей умного делания!
— Кроме уж моего здоровья, — стала
продолжать прежний
свой разговор Катрин, — где я тут буду жить?.. В нашем городском доме? Но я его скорей желаю отдать внаймы, чем поселиться в нем, потому что он слишком велик для меня, и я должна буду всю мебель и все перевозить опять из Синькова сюда.
— Да кто же вам сказывал, что Катерина Петровна унизилась до какого-то лакея? —
продолжала расспрашивать
свою гостью косая дама.
При таком странном вопросе
своего собеседника Мартын Степаныч потупился, но
продолжал...
— Кроме того, и по окрестностям
своим!.. Один Гарц чего стоит!.. Он какие-то волшебные картины представляет! — воскликнула gnadige Frau с одушевлением, но так как Егор Егорыч ничего ей на это не ответил, то она
продолжала, обращаясь к Сусанне Николаевне...
— Видит бог, —
продолжала Миропа Дмитриевна, — я всего только раз и провинилась или, лучше, не сообразила хорошенько по
своей торопливости!
Егор же Егорыч, в
свою очередь, тоже опасаясь, чтобы не очень уж расстроить Миропу Дмитриевну, не стал более
продолжать и, позвонив, приказал вошедшему Антипу Ильичу пригласить в гостиную Сусанну Николаевну, которая, придя и заметив, что Миропа Дмитриевна была какая-то растерянная, подсела к ней и начала расспрашивать, как той нравится после Москвы жизнь в губернском городе.
В публике, узнавшей
своего любимца, раздалось рукоплескание; трагик, не слыша ничего этого и проговорив несколько с старавшимся его успокоить Варнером, вместе с ним уходит со сцены, потрясая
своими поднятыми вверх руками; но в воздухе театральной залы как бы еще
продолжал слышаться его мелодический и проникающий каждому в душу голос.
— Научить их!.. Легко сказать!.. Точно они не понимают, в какое время мы живем!.. Вон он — этот каторжник и злодей — чуть не с триумфом носится в Москве!.. Я не ангел смертоносный, посланный богом карать нечистивцев, и не могу отсечь головы всем негодяям! — Но вскоре же Егор Егорыч почувствовал и раскаяние в
своем унынии. — Вздор, —
продолжал он восклицать, — правда никогда не отлетает из мира; жало ее можно притупить, но нельзя оторвать; я должен и хочу совершить этот мой последний гражданский подвиг!
— Это ничего не значит! — возразил Егор Егорыч,
продолжая не смотреть на
свою гостью. — Мало ли женщин выходят замуж, не отдавая себе отчета, за кого они идут.
— Больше тебя, вислоухого, понимаю, — перебила расходившаяся вконец Аграфена Васильевна. — И я вот при этом барине тебе говорю, —
продолжала она, указывая
своей толстой рукой на Калмыка, — что если ты станешь еще вожжаться с ним, так я заберу всех моих ребятишек и убегу с ними в какой-нибудь табор… Будьте вы прокляты все, картежники! Всех бы я вас
своими руками передушила…
— Жалоба была, — начал частный пристав и вслед за тем, осмотрев всю комнату и видя, что особенно посторонних в ней никого не было,
продолжал вполголоса, — господин Тулузов жаловался, предполагая в этих сборищах найти жену
свою, и действительно нашел ее там.
Я сам его обижу!.. — воскликнул тот с гонором, а затем, вряд ли спьяну не приняв камер-юнкера, совершавшего служебные отправления в
своем галунном мундире, за самого генерал-губернатора,
продолжал более униженным тоном: — Я, ваше сиятельство, офицер русской службы, но пришел в бедность…
— А вот мои башмаки! —
продолжала она и высунула из-под платья продырявленный носок
своего ботинка.
— Да, ничего, — и вместе с тем направил
свое ухо к столу, где играли аптекарь и почтмейстер, около которых
продолжала стоять аптекарша.
Честный аптекарь действительно, когда супруга от него уехала, взял к себе на воспитание маленького котенка ангорской породы, вырастил, выхолил его и привязался к нему всею душою, так что даже по возвращении ветреной супруги
своей продолжал питать нежность к
своему любимцу, который между тем постарел, глаза имел какие-то гноящиеся, шерсть на нем была, по случаю множества любовных дуэлей, во многих местах выдрана, а пушистый ангорский хвост наполовину откушен соседними собаками.
— Ответствующий брат, —
продолжал он, — делает то же самое, после чего оба брата соединяют концы
своих указательных пальцев.
— Уверяю вас! —
продолжал он с еще большим одушевлением: — Господин Зверев, вероятно, тоже это делал, и можете себе представить, когда он подавил
своей особою несчастные груши и апельсины, то каково им было.
— Вот это прелестно, милей всего! —
продолжала восклицать Екатерина Петровна, имевшая то свойство, что когда она разрывала
свои любовные связи, то обыкновенно утрачивала о предметах
своей страсти всякое хоть сколько-нибудь доброе воспоминание и, кроме злобы, ничего не чувствовала в отношении их.
Аггей Никитич пред тем, как получить ему такое грозное послание,
продолжал снова все более и более входить в интерес масонства, которое с прежним увлечением преподавал ему почти каждый вечер почтенный аптекарь. И вот в один из таковых вечеров Вибель читал
своему неофиту рукописную тетрадку, предуведомив его, что это — извлечение из сборника, принадлежавшего некоему ученому последователю Новикова.
— По тому обстоятельству, —
продолжал пристав, — что я, как вам докладывал, перехожу на службу к господину Тулузову главноуправляющим по его откупам; прежнего
своего управляющего Савелия Власьева он прогнал за плутовство и за грубость и мне теперь предлагает это место.
— Главное желание теперь Василия Иваныча развестись с
своей супругой, и это дело он поручает тоже мне, —
продолжал между тем пристав.
— Очень это я помню, —
продолжал воспламененным тоном камергер, — но муж ваш негодяй: он бросил вас, и вы должны теперь жить
своим трудом!
— Я прошу тебя уплатить мне не вдруг, а в несколько сроков, —
продолжала она прежним деликатным и кротким тоном. — Ты сам знаешь, что я женщина бедная и живу
своим трудом.