Неточные совпадения
Истинный масон, крещен он или нет, всегда духом христианин, потому что догмы наши в самом чистом виде находятся в евангелии, предполагая, что оно не истолковывается с вероисповедными особенностями; а то хороша
будет наша всех обретающая и всех призывающая
любовь, когда мы только
будем брать из католиков, лютеран, православных, а люди других исповеданий — плевать на них, гяуры они, козлища!
Остроумно придумывая разные фигуры, он вместе с тем сейчас же принялся зубоскалить над Марфиным и его восторженным обожанием Людмилы, на что она не без досады возражала: «Ну, да, влюблена, умираю от
любви к нему!» — и в то же время взглядывала и на стоявшего у дверей Марфина, который, опершись на косяк, со сложенными, как Наполеон, накрест руками, и подняв, по своей манере, глаза вверх, весь
был погружен в какое-то созерцательное состояние; вылетавшие по временам из груди его вздохи говорили, что у него невесело на душе; по-видимому, его более всего возмущал часто раздававшийся громкий смех Ченцова, так как каждый раз Марфина при этом даже подергивало.
Из всей этой сцены читатель, конечно, убедился, что между обоими супругами существовали полное согласив и
любовь, но я должен сказать еще несколько слов и об их прошедшем, которое
было не без поэзии.
Первоначально Егор Егорыч действительно впал
было в размышление о предстоявшем ему подвиге, но потом вдруг от какой-то пришедшей ему на ум мысли встрепенулся и позвал свою старую ключницу, по обыкновению, единственную особу в доме, бодрствовавшую в бессонные ночи барина: предание в дворне даже говорило, что когда-то давно Егор Егорыч и ключница питали друг к другу сухую
любовь, в результате которой ключница растолстела, а Егор Егорыч высох.
Сколько ни досадно
было Крапчику выслушать такой ответ дочери, но он скрыл это и вообще за последнее время стал заметно пасовать перед Катрин, и не столько по
любви и снисходительности к своему отпрыску, сколько потому, что отпрыск этот начал обнаруживать характер вряд ли не посердитей и не поупрямей папенькина, и при этом еще Крапчик не мог не принимать в расчет, что значительная часть состояния, на которое он, живя дурно с женою, не успел у нее выцарапать духовной, принадлежала Катрин, а не ему.
В первое мгновение у Крапчика промелькнула
было беспокойная мысль: «Ну, а что, если дочь умрет от несчастной
любви к Ченцову?» В том, что она
была влюблена в этого негодяя, Крапчик нисколько уже не сомневался.
Егор Егорыч ничего не мог разобрать: Людмила, Москва,
любовь Людмилы к Ченцову, Орел, Кавказ — все это перемешалось в его уме, и прежде всего ему представился вопрос, правда или нет то, что говорил ему Крапчик, и он хоть кричал на того и сердился, но в то же время в глубине души его шевелилось, что это не совсем невозможно, ибо Егору Егорычу самому пришло в голову нечто подобное, когда он услыхал от Антипа Ильича об отъезде Рыжовых и племянника из губернского города; но все-таки, как истый оптимист,
будучи более склонен воображать людей в лучшем свете, чем они
были на самом деле, Егор Егорыч поспешил отклонить от себя эту злую мысль и почти вслух пробормотал: «Конечно, неправда, и доказательство тому, что, если бы существовало что-нибудь между Ченцовым и Людмилой, он не ускакал бы на Кавказ, а оставался бы около нее».
—
Будешь плакать, как эта проклятая
любовь заползет червячком в душу!.. — проговорил с ударением капитан.
Сусанна с удовольствием исполнила просьбу матери и очень грамотным русским языком, что в то время
было довольно редко между русскими барышнями, написала Егору Егорычу, от имени, конечно, адмиральши, чтобы он завтра приехал к ним: не руководствовал ли Сусанною в ее хлопотах, чтобы Егор Егорыч стал бывать у них, кроме рассудительности и
любви к своей семье, некий другой инстинкт — я не берусь решать, как, вероятно, не решила бы этого и она сама.
— Значит, — начала она припирать его к стене, — вы готовы жениться на девушке некрасивой, у которой
есть обожатель и у которой
будет скоро залог
любви к тому, и это еще когда Людмила соблаговолит за вас выйти, — а она вовсе не думает того, — и согласитесь, Аггей Никитич, что после всего этого вы смешны вашими воздыханиями и мечтаниями!
— В первой, ученической, степени масонам преподавались правила
любви и справедливости, которыми каждому человеку необходимо руководствоваться в жизни; во второй их учили, как должно бороться со своими страстями и познавать самого себя, и в третьей, высшей степени мастера, они подготовлялись к концу жизни, который
есть не что иное, как долженствующее для них вскоре настать бессмертие.
Лично я, впрочем, выше всего ценил в Мартыне Степаныче его горячую
любовь к детям и всякого рода дурачкам: он способен
был целые дни их занимать и забавлять, хотя в то же время я смутно слышал историю его выхода из лицея, где он
был инспектором классов и где аки бы его обвиняли; а, по-моему, тут
были виноваты сами мальчишки, которые, конечно, как и Александр Пушкин, затеявший всю эту историю,
были склоннее читать Апулея [Апулей (II век) — римский писатель, автор знаменитого романа «Золотой осел» («Метаморфозы»).] и Вольтера, чем слушать Пилецкого.
Воистину бог от века
был в теснейшем союзе с натурою, и союз сей не на чем ином мог
быть основан, как на том, что служит основанием всякого истинного союза и первее всего союза брачного, — разумею на взаимном самоотвержении или чистой
любви, ибо бог, изводя из себя творение, на него, а не на себя, обращал волю свою, а подобно сему и тварная натура не в себе, а в боге должна
была видеть цель и средоточие бытия своего, нетленным и чистым сиянием божественного света должна
была она вечно питать пламенное горение своего жизненного начала.
Не довлело любящему божеству
быть связанным с возлюбленною им натурою мира одною внешнею связью естественного закона и порядка; оно желало иметь с нею внутренний союз свободной
любви, для коего твари являлись неспособными.
И поколику бог только чрез свободную душу человека мог иметь союз с тварию, то когда человек из райской ограды ниспал на землю труда и страдания, то и божество должно
было последовать туда за ним, дабы на месте падения восстановить падшего и стать плотию в силу небесной
любви.
И если доселе всякий человек, как образ первого греховного Адама, искал плотского, на слепой похоти основанного союза с своею отделенною натурою, то
есть с женою, так ныне, после того как новый Адам восстановил духовный союз с новою
Евою, сиречь церковью, каждый отдельный человек, сделавшись образом этого небесного Адама, должен и в натуральном союзе с женою иметь основанием чистую духовную
любовь, которая
есть в союзе Христа с церковью; тогда и в плотском жительстве не только сохранится небесный свет, но и сама плоть одухотворится, как одухотворилось тело Христово.
Такое опасение Катрин, кажется,
было по меньшей мере преждевременно, ибо Ченцов пока еще совершенно
был поглощен пылкою
любовью своей супруги и потом искренно развлекался забавами Немврода: он охотился с псовой охотой, в которой иногда участвовала очень бойко и смело ездившая верхом Катрин, одетая в амазонку, в круглую мужскую шляпу и с нагайкой в руке; катались также молодые супруги в кабриолете на рысистом бегуне, причем Катрин всегда желала сама править, и Ченцов, передав ей вожжи, наблюдал только, чтобы лошадь не зарвалась очень; но Катрин управляла ею сильно и умело.
— Да, действительно, — отвечал на этот раз уже прямо Ченцов,
выпивая стакан вина, — Людмила
была единственная женщина, в
любви которой для меня существовал настоящий рай!
— Oh, mon Dieu, mon Dieu! — воскликнул Ченцов. — Скажу я Катерине Петровне!.. Когда мне и разговаривать-то с ней о чем бы ни
было противно, и вы, может
быть, даже слышали, что я женился на ней вовсе не по
любви, а продал ей себя, и стану я с ней откровенничать когда-нибудь!.. Если бы что-либо подобное случилось, так я предоставляю вам право ударить меня в лицо и сказать: вы подлец! А этого мне — смею вас заверить — никогда еще никто не говорил!.. Итак, вашу руку!..
Надо всем этим, конечно, преобладала мысль, что всякий человек должен иметь жену, которая бы его любила, и что
любви к нему Миропе Дмитриевне
было не занимать стать, но, как ни являлось все это ясным, червячок сомнения шевелился еще в уме Аггея Никитича.
Конечно, дело обходилось не без падений, и если оно постигало павшую с человеком, равным ей по своему воспитанию и по своему положению в свете, то принимаемы
были в расчет смягчающие обстоятельства; но горе
было той, которая снизошла своей
любовью до мужчины, стоявшего ниже ее по своему рангу, до какого-нибудь приказного или семинариста, тем паче до своего управляющего или какого-нибудь лакея, — хотя и это, опять повторяю, случалось нередко, но такая женщина безусловно
была не принимаема ни в один так называемый порядочный дом.
Собственно на
любви к детям и
была основана дружба двух этих старых холостяков; весь остальной день они сообща обдумывали, как оформить затеянное Тулузовым дело, потом сочиняли и переписывали долженствующее
быть посланным донесение в Петербург, в котором главным образом ходатайствовалось, чтобы господин Тулузов
был награжден владимирским крестом, с пояснением, что если он не получит столь желаемой им награды, то это может отвратить как его, так и других лиц от дальнейших пожертвований; но когда правительство явит от себя столь щедрую милость, то приношения на этот предмет потекут к нему со всех концов России.
Вы сами, Катрин, знаете и испытали чувство
любви и, полагаю, поймете меня, если я Вам скажу, что во взаимной
любви с этой крестьянкой я очеловечился: я перестал
пить, я работаю день и ночь на самой маленькой службе, чтобы прокормить себя и кроткую Аксюту.
Мне еще в молодости, когда я ездил по дорогам и смотрел на звездное небо, казалось, что в сочетании звезд
было как бы предначертано: «Ты спасешься женщиной!» — и прежде я думал найти это спасение в моей первой жене, чаял, что обрету это спасение свое в Людмиле, думал, наконец, что встречу свое успокоение в Вашей
любви!»
С течением годов, как известно, в каждом человеке все более и более выясняется его главная сущность. Так случилось и со Сверстовыми. Несмотря на продолжающуюся между ними
любовь, весьма часто обнаруживалось однако, что Сверстов
был демократический русский мистик, а gnadige Frau лютеранская масонка, рационалистка!
«Я, Сусанна Николаевна Марфина, обещаюсь и клянусь перед всемогущим строителем вселенной и перед собранными здесь членами сей достопочтенной ложи в том, что я с ненарушимою верностью
буду употреблять все мои способности и усердие для пользы, благоденствия и процветания оной, наблюдать за исполнением законов, порядком и правильностью работ и согласием членов сей ложи между собою, одушевляясь искреннейшею к ним
любовью. Да поможет мне в сем господь бог и его милосердие. Аминь!»
Впрочем, некоторые из его знакомых, которых я, по указанию квартирной хозяйки господина Ченцова, посетил, все мне, отозвавшись, что последнее время Валерьян Николаич совершенно исправился от своей разгульной жизни, единогласно утверждали, что застрелился он от несчастной
любви к одной крестьянке, принадлежащей его жене и которая, по ходатайству госпожи Ченцовой,
была у него отобрана полицией.
В сущности Сверстов торопился произвести на своим другом нравственную операцию единственно по своей искренней
любви к Егору Егорычу и из страха за него. «Ну, — думал он в своей курчавой голове, — решить вопрос, так решить сразу, а там и видно
будет, что потом следует предпринять».
Может
быть, тут служила некоторым импульсом и страстная натура Екатерины Петровны, изведавшей наслаждения чувственной
любви, а наконец она видела в Тулузове человека, безусловно, ей преданного и весьма по ее обстоятельствам полезного.
Вообще gnadige Frau с самой проповеди отца Василия, которую он сказал на свадьбе Егора Егорыча, потом, помня, как он приятно и стройно
пел под ее игру на фортепьяно после их трапезы
любви масонские песни, и, наконец, побеседовав с ним неоднократно о догматах их общего учения, стала питать большое уважение к этому русскому попу.
Всем, что произошло у Углаковых, а еще более того состоянием собственной души своей она
была чрезвычайно недовольна и пришла к мужу ни много, ни мало как с намерением рассказать ему все и даже, признавшись в том, что она начинает чувствовать что-то вроде
любви к Углакову, просить Егора Егорыча спасти ее от этого безумного увлечения.
— Не думала я, Егор Егорыч, что вы
будете так жестокосерды ко мне! — сказала она со ртом, искаженным печалью и досадой. — Вы, конечно, мне мстите за Валерьяна, что вам, как доброму родственнику, извинительно; но вы тут в одном ошибаетесь: против Валерьяна я ни в чем не виновата, кроме
любви моей к нему, а он виноват передо мной во всем!
Любви к Тулузову Екатерина Петровна не чувствовала никакой; если бы и сослали его, то это, конечно,
было бы стыдно и неловко для нее, но и только.
Того, что причиною частых посещений Углакова
была Сусанна Николаевна, Егор Егорыч нисколько не подозревал, как не подозревал он некогда и Ченцова в
любви к Людмиле Николаевне.
— Что мужчина объясняется в
любви замужней женщине — это еще небольшая беда, если только в ней самой
есть противодействие к тому, но… — и, произнеся это но, Егор Егорыч на мгновение приостановился, как бы желая собраться с духом, — но когда и она тоже носит в душе элемент симпатии к нему, то… — тут уж Егор Егорыч остановился на то: — то ей остается одно: или победить себя и вырвать из души свою склонность, или, что гораздо естественнее, идти без оглядки, куда влечется она своим чувством.
Главною мечтою Аггея Никитича, как это знает читатель, с самых юных лет
было стремление стяжать
любовь хорошенькой женщины, и даже, если хотите,
любовь незаконную.
Такой
любви Миропа Дмитриевна, без сомнения, не осуществила нисколько для него, так как чувство ее к нему
было больше практическое, основанное на расчете, что ясно доказало дальнейшее поведение Миропы Дмитриевны, окончательно уничтожившее в Аггее Никитиче всякую склонность к ней, а между тем он
был человек с душой поэтической, и нравственная пустота томила его; искания в масонстве как-то не вполне удавались ему, ибо с Егором Егорычем он переписывался редко, да и то все по одним только делам; ограничиваться же исключительно интересами службы Аггей Никитич никогда не мог, и в силу того последние года он предался чтению романов, которые доставал, как и другие чиновники, за маленькую плату от смотрителя уездного училища; тут он, между прочим, наскочил на повесть Марлинского «Фрегат «Надежда».
Когда вскоре за тем пани Вибель вышла, наконец, из задних комнат и начала танцевать французскую кадриль с инвалидным поручиком, Аггей Никитич долго и пристально на нее смотрел, причем открыл в ее лице заметные следы пережитых страданий, а в то же время у него все более и более созревал задуманный им план, каковый он намеревался начать с письма к Егору Егорычу, написать которое Аггею Никитичу
было нелегко, ибо он заранее знал, что в письме этом ему придется много лгать и скрывать; но могущественная властительница людей —
любовь — заставила его все это забыть, и Аггей Никитич в продолжение двух дней, следовавших за собранием, сочинил и отправил Марфину послание, в коем с разного рода экивоками изъяснил, что, находясь по отдаленности места жительства Егора Егорыча без руководителя на пути к масонству, он, к великому счастию своему, узнал, что в их городе
есть честный и добрый масон — аптекарь Вибель…
Совершается это и
будет совершаться дотоле, пока человечество не проникнется чувством
любви и не сольется в общей гармонии.
— И это так, но я сказал, что неиспорченное сердце, — возразил ей муж, — ибо многими за голос сердца принимается не нравственная потребность справедливости и
любви, а скорей пожелания телесные, тщеславные, гневные, эгоистические, говоря о которых, мы, пожалуй, можем убедить других; но ими никогда нельзя убедить самого себя, потому что в глубине нашей совести мы непременно
будем чувствовать, что это не то, нехорошо, ненравственно.
После того, разумеется, последовала нежная, или, скажу даже более того, страстная сцена
любви: Аггей Никитич по крайней мере с полчаса стоял перед божественной пани на коленях, целовал ее грудь, лицо, а она с своей стороны отвечала ему такими же ласками и с не меньшею страстью, хоть внутри немножко и грыз ее червяк при невольной мысли о том, что на какие же деньги она
будет кушать потом.
— А между тем хоть масоны, может
быть, эту земную
любовь считают грехом, но должно сознаться, что я
был только совершенно счастлив, когда наслаждался полной
любовью пани Вибель; вот бы тут надо спросить господ масонов, как бы они объяснили мне это?»
Очень уж она охотница большая до
любви!» — заключил Аггей Никитич в мыслях своих с совершенно не свойственной ему ядовитостью и вместе с тем касательно самого себя дошел до отчаянного убеждения, что для него все теперь в жизни погибло, о чем решился сказать аптекарю, который аккуратнейшим образом пришел к нему в назначенное время и, заметив, что Аггей Никитич
был с каким-то перекошенным, печальным и почти зеленым лицом, спросил его...
— Это одна полька, прелестнейшее и чудное существо; но, как все польки, существо кокетливое, чего я не понял, или, лучше сказать, от
любви к ней, не рассудив этого, сразу же изломал и перековеркал все и, как говорится, неизвестно для чего сжег свои корабли, потом, одумавшись и опомнившись, хотел
было воротить утраченное счастие, но
было уже поздно.
— Напротив, я знаю, что ты женщина богатая, так как занимаешься ростовщичеством, — возразил камергер. — Но я
любовь всегда понимал не по-вашему, по-ростовщически, а полагал, что раз мужчина с женщиной сошлись, у них все должно
быть общее: думы, чувства, состояние… Вы говорите, что живете своим трудом (уж изменил камергер ты на вы), прекрасно-с; тогда расскажите мне ваши средства, ваши дела, все ваши намерения, и я
буду работать вместе с вами.
— Не раскаюсь, — произнесла Миропа Дмитриевна с решительностью, хотя слезы и готовы
были хлынуть из ее глаз, не от
любви, конечно, к камергеру, а от злости на него, что он так надругался над нею.