Неточные совпадения
В случае,
если ответ Ваш будет мне неблагоприятен, не передавайте оного сами, ибо Вы, может быть, постараетесь смягчить его и поумалить мое безумие, но пусть мне скажет его Ваша мать со всей строгостью и суровостью, к какой
только способна ее кроткая душа, и да будет мне сие — говорю это, как говорил бы на исповеди — в поучение и назидание.
Правитель дел потупился, заранее уверенный, что
если бы Крапчик сию же минуту к графу приехал, то тот принял бы его
только что не с распростертыми объятиями: очень опытный во всех мелких чиновничьих интригах, Звездкин не вполне понимал гладко стелющую манеру обхождения, которой держался его начальник.
—
Если вы знакомы с историей религий, сект, философских систем, политических и государственных устройств, то можете заметить, что эти прирожденные человечеству великие идеи
только изменяются в своих сочетаниях, но число их остается одинаким, и ни единого нового камешка не прибавляется, и эти камешки являются то в фигурах мрачных и таинственных, — какова религия индийская, — то в ясных и красивых, — как вера греков, — то в нескладных и исковерканных представлениях разных наших иноверцев.
Но к нему и тут пришла на помощь его рассудительность: во-первых, рассчитывал он, Катрин никак не умрет от любви, потому что наследовала от него крепкую и здоровую натуру, способную не
только вынести какую-нибудь глупую и неудавшуюся страсть, но что-нибудь и посильнее; потом,
если бы даже и постигнуло его, как отца, такое несчастие, то, без сомнения, очень тяжело не иметь близких наследников, но что ж прикажете в этом случае делать?
— Видите… — начала она что-то такое плести. — Людмиле делают ванны, но тогда
только, когда приказывает доктор, а ездит он очень неаккуратно, — иногда через день, через два и через три дня, и
если вы приедете, а Людмиле будет назначена ванна, то в этакой маленькой квартирке… понимаете?..
— Решительным благодеянием,
если бы
только ревизующий нашу губернию граф Эдлерс… — хотел было Крапчик прямо приступить к изветам на сенатора и губернатора; но в это время вошел новый гость, мужчина лет сорока пяти, в завитом парике, в черном атласном с красными крапинками галстуке, в синем, с бронзовыми пуговицами, фраке, в белых из нитяного сукна брюках со штрипками и в щеголеватых лаковых сапожках. По своей гордой и приподнятой физиономии он напоминал несколько англичанина.
— Остроумия,
если хотите, много, но и
только.
— Как мне вам это сказать! — заговорила она с осторожностью. — Они подружились потому, что,
если вы
только это знаете, Егор Егорыч был масон.
Он с приставленною к груди вашей шпагою водит вас по ужасному полу, нарочно изломанному и перековерканному, и тут же объясняет, что так мы странствуем в жизни: прошедшее для нас темно, будущее неизвестно, и мы знаем
только настоящее, что шпага, приставленная к груди, может вонзиться в нее,
если избираемый сделает один ложный шаг, ибо он не видит пути, по которому теперь идет, и не может распознавать препятствий, на нем лежащих.
«Успокойтесь, gnadige Frau, шпаги эти
только видимым образом устремлены к вам и пока еще они за вас; но горе вам,
если вы нарушите вашу клятву и молчаливость, — мы всюду имеем глаза и всюду уши: при недостойных поступках ваших, все эти мечи будут направлены для наказания вас», — и что он дальше говорил, я не поняла даже и очень рада была, когда мне повязку опять спустили на глаза; когда же ее совсем сняли, ложа была освещена множеством свечей, и мне стали дарить разные масонские вещи.
И
если доселе всякий человек, как образ первого греховного Адама, искал плотского, на слепой похоти основанного союза с своею отделенною натурою, то есть с женою, так ныне, после того как новый Адам восстановил духовный союз с новою Евою, сиречь церковью, каждый отдельный человек, сделавшись образом этого небесного Адама, должен и в натуральном союзе с женою иметь основанием чистую духовную любовь, которая есть в союзе Христа с церковью; тогда и в плотском жительстве не
только сохранится небесный свет, но и сама плоть одухотворится, как одухотворилось тело Христово.
— Вам, по-моему, нечего писать ему в настоящую минуту! — заметила Сусанна. — Укорять его, что он женился на Катрин, вы не станете, потому что этим вы их
только оскорбите! Они, вероятно, любят друг друга!.. Иное дело,
если Валерьян явится к вам или напишет вам письмо, то вы, конечно, не отвергнете его!
Случившийся у Ченцовых скандал возбудил сильные толки в губернском городе; рассказывалось об нем разно и с разных точек зрения; при этом, впрочем, можно было заметить одно, что либеральная часть публики, то есть молодые дамы, безусловно обвиняли Катрин, говоря, что она сама довела мужа до такого ужасного поступка с ней своей сумасшедшей ревностью, и что
если бы, например, им, дамам, случилось узнать, что их супруги унизились до какой-нибудь крестьянки, так они постарались бы пренебречь этим, потому что это
только гадко и больше ничего!
В то время еще обращали некоторое внимание на нравственную сторону жизни господ жертвователей, но простодушнейший Артасьев, вероятно, и не слыхавший ничего о Тулузове, а
если и слыхавший, так давно это забывший, и имея в голове одну
только мысль, что как бы никак расширить гимназическое помещение, не представил никакого затруднения для Тулузова; напротив, когда тот явился к нему и изъяснил причину своего визита, Иван Петрович распростер перед ним руки; большой и красноватый нос его затрясся, а на добрых серых глазах выступили даже слезы.
Вы когда-то говорили мне, что для меня способны пожертвовать многим, — Вы не лгали это, — я верил Вам, и
если, не скрою того, не вполне отвечал Вашему чувству, то потому, что мы слишком родственные натуры, слишком похожи один на другого, — нам нечем дополнять друг друга; но теперь все это изменилось; мы, кажется, можем остаться друзьями, и я хочу подать Вам первый руку: я слышал, что Вы находитесь в близких, сердечных отношениях с Тулузовым; нисколько не укоряю Вас в этом и даже не считаю вправе себя это делать, а
только советую Вам опасаться этого господина; я не думаю, чтобы он был искренен с Вами: я сам испытал его дружбу и недружбу и знаю, что первая гораздо слабее последней.
— Почтеннейший господин Урбанович, — заговорил Аггей Никитич, — вы мне сказали такое радостное известие, что я не знаю, как вас и благодарить!.. Я тоже,
если не смею себя считать другом Егора Егорыча, то прямо говорю, что он мой благодетель!.. И я, по случаю вашей просьбы, вот что-с могу сделать…
Только позвольте мне посоветоваться прежде с женой!..
—
Если это так, — заговорил он с сильным волнением, — так вот к вам от меня не просьба, нет, а более того, мольба: когда вы приедете в Петербург, то разузнайте адрес Ченцова и пришлите мне этот адрес; кроме того, лично повидайте Ченцова и скажите, что я ему простил и прощаю все, и пусть он требует от меня помощи, в какой
только нуждается!
— Люди мои ничего и понять не могут!.. Они будут видеть
только, что мы сидим и разговариваем!.. Но
если бы они и догадались что-нибудь, так разве пойдут на меня с доносом?
— А
если этого
только и нужно, так это дело, значит, конченное! — заключил губернский предводитель и затем, склонив голову к дверям кабинета, довольно громко крикнул: — Mon cher, monsieur Артасьев, entrez chez nous, s'il vous plait! [Дорогой господин Артасьев, войдите к нам, пожалуйста! (франц.).]
Егор Егорыч знал об учении Гегеля еще менее Зинаиды Ираклиевны и помнил
только имя сего ученого, о котором он слышал в бытность свою в двадцатых годах за границей, но все-таки познакомиться с каким-нибудь гегелианцем ему очень хотелось с тою целью, чтобы повыщупать того и,
если можно, то и поспорить с ним.
— Он бы сейчас его нашел,
если бы
только поверил в него безусловно.
Затем все главные события моего романа позамолкли на некоторое время, кроме разве того, что Английский клуб, к великому своему неудовольствию, окончательно узнал, что Тулузов мало что представлен в действительные статские советники, но уже и произведен в сей чин, что потом он давал обед на весь официальный и откупщицкий мир, и что за этим обедом
только что птичьего молока не было; далее, что на балу генерал-губернатора Екатерина Петровна была одета богаче всех и что сам хозяин прошел с нею полонез; последнее обстоятельство
если не рассердило серьезно настоящих аристократических дам, то по крайней мере рассмешило их.
Любви к Тулузову Екатерина Петровна не чувствовала никакой;
если бы и сослали его, то это, конечно, было бы стыдно и неловко для нее, но и
только.
— Зачем же ты тогда посылал меня к Марфину,
если считаешь его
только старым бормотуном? — проговорила она.
Но тут столько страхов и противоречий возникало в воображении Сусанны Николаевны, что она ничего отчетливо понять не могла и дошла
только до такого вывода, что была бы совершенно счастлива,
если бы Углаков стал ей другом или братом, но не более…
— Закон у нас не милует никого, и, чтобы избежать его, мне надобно во что бы то ни стало доказать, что я Тулузов, не убитый, конечно, но другой, и это можно сделать
только,
если я представлю свидетелей, которые под присягой покажут, что они в том городе, который я им скажу, знали моего отца, мать и даже меня в молодости… Согласны будут показать это приисканные тобою лица?
— После этого ты не знаешь твоего мужа! — воскликнула Муза Николаевна. — Я уверена, что
если бы ты намекнула ему
только на то, что ты чувствуешь теперь, так Егор Егорыч потребовал бы от тебя совершенно противного.
— Я не о вас, каких-нибудь десяти праведниках, говорю, благородством которых, может быть, и спасается
только кормило правления! Я не историк, а
только гражданин, и говорю, как бы стал говорить,
если бы меня на плаху возвели, что позорно для моего отечества мало что оставлять убийц и грабителей на свободе, но, унижая и оскверняя государственные кресты и чины, украшать ими сих негодяев за какую-то акибы приносимую ими пользу.
Застав жену на афинском вечере, Тулузов первоначально напугал ее, сказав, что она будет арестована, а лотом объяснил, что ей можно откупиться от этой беды
только тем,
если она даст ему, Тулузову, купчую крепость на деревню Федюхино, по которой значится записанным Савелий Власьев — человек весьма нужный для него в настоящее время.
Доктор, например, имел на себе какую-то матросскую блузу; но и ту бы он, по его словам, с великою радостью сбросил с себя,
если бы
только не было дам...
— Как вы говорите, что ничего не было? — начал его украшенный орденами почтмейстер. — У меня есть подлинный акт двадцать седьмого года, где сказано, что путь наш еще не прерван,
если мы
только будем исполнять правила, предписанные нам нашим статутом.
Пани на это ничего не отвечала и
только как бы еще более смутилась; затем последовал разговор о том, будет ли Аггей Никитич в следующее воскресенье в собрании, на что он отвечал, что
если пани Вибель будет, так и он будет; а она ему повторила, что
если он будет, то и она будет. Словом, Аггей Никитич ушел домой, не находя пределов своему счастью: он почти не сомневался, что пани Вибель влюбилась в него!
Почтенный аптекарь рассчитал так, что
если бы он удалил от себя жену без всякой вины с ее стороны, а
только по несогласию в характерах, то должен был бы уделять ей половину своего годового дохода, простиравшегося до двух тысяч на ассигнации; но она им удалена за дурное поведение, то пусть уж довольствуется четвертью всего дохода — сумма, на которую весьма возможно было бы существовать одинокой женщине в уездном городке, но
только не пани Вибель.
— С большим бы удовольствием это сделала,
если бы
только знала его адрес, — отвечала Екатерина Петровна, — которого, вероятно, он сам не знает, потому что последний год решительно пребывал где день, где ночь.
— Но
если и про тебя, опять это
только глупо и смешно, — не больше.
—
Если вы хотите, то родственница, — отвечал, стараясь припомнить, Лябьев, — но
только сводная родня: она была замужем за родным племянником Марфина; но почему вас это интересует?
— Почему же боже сохрани? — возразила Муза Николаевна. — Неужели в самом деле ты думаешь в двадцать восемь лет жить в этой глуши одна, ходить
только на могилу мужа твоего? Ты с ума сойдешь,
если будешь вести такую жизнь.
Но камергера это не остановило, он стал рассыпаться пред Миропой Дмитриевной в любезностях, как
только встречался с нею, особенно
если это было с глазу на глаз, приискивал для номеров ее постояльцев, сам напрашивался исполнять небольшие поручения Миропы Дмитриевны по разным присутственным местам; наконец в один вечер упросил ее ехать с ним в театр, в кресла, которые были им взяты рядом, во втором ряду, а в первом ряду, как очень хорошо видела Миропа Дмитриевна, сидели все князья и генералы, с которыми камергер со всеми был знаком.
— Я никак не ожидал от тебя услышать вдруг подобное желание! — проговорил он, гордо поднимая свою голову. — Согласись, что такой суммы в один день не соберешь, и я могу тебе
только уплатить за номер и за стол,
если ты считаешь себя вправе брать с меня за это.