Неточные совпадения
Около стен залы сидели нетанцующие дамы с открытыми шеями и разряженные, насколько
только хватило у каждой денег и вкусу, а также стояло множество мужчин, между коими виднелись чиновники в вицмундирах, дворяне в своих отставных военных мундирах, а другие просто в черных фраках и белых галстуках и, наконец, купцы в длиннополых, чуть не до земли, сюртуках и
все почти с огромными, неуклюжими медалями на кавалерских лентах.
Таким образом,
вся эта святыня как будто бы навеяна была из-чужа, из католицизма, а между тем Крапчик
только по-русски и умел говорить, никаких иностранных книг не читал и даже за границей никогда не бывал.
Истинный масон, крещен он или нет, всегда духом христианин, потому что догмы наши в самом чистом виде находятся в евангелии, предполагая, что оно не истолковывается с вероисповедными особенностями; а то хороша будет наша
всех обретающая и
всех призывающая любовь, когда мы
только будем брать из католиков, лютеран, православных, а люди других исповеданий — плевать на них, гяуры они, козлища!
Губернский предводитель немного сконфузился при этом: он никак не желал подобного очищения, опасаясь, что в нем, пожалуй, крупинки золота не обретется, так как он был ищущим масонства и, наконец, удостоился оного вовсе не ради нравственного усовершенствования себя и других, а чтобы
только окраситься цветом образованного человека, каковыми тогда считались
все масоны, и чтобы увеличить свои связи, посредством которых ему уже и удалось достигнуть почетного звания губернского предводителя.
Охваченный
всеми этими мечтаниями, начинающий уже стареться холостяк принялся — когда Ченцов едва
только произведен был в гусарские офицеры — раскрывать перед ним свои мистические и масонские учения.
В случае, если ответ Ваш будет мне неблагоприятен, не передавайте оного сами, ибо Вы, может быть, постараетесь смягчить его и поумалить мое безумие, но пусть мне скажет его Ваша мать со
всей строгостью и суровостью, к какой
только способна ее кроткая душа, и да будет мне сие — говорю это, как говорил бы на исповеди — в поучение и назидание.
Он уверял, что Марфин потому так и любит бывать у Рыжовых, что ему у них
все напоминает первобытный хаос, когда земля была еще неустроена, и когда
только что сотворенные люди были совершенно чисты, хоть уже и обнаруживали некоторое поползновение к грешку.
Тщательно скрывая от дочерей положение несчастной горничной, она спешила ее отправить в деревню, и при этом не
только что не бранила бедняжку, а, напротив, утешала, просила не падать духом и беречь себя и своего будущего ребенка, а сама между тем приходила в крайнее удивление и восклицала: «Этого я от Аннушки (или Паши какой-нибудь) никак не ожидала, никак!» Вообще Юлия Матвеевна
все житейские неприятности — а у нее их было немало — встречала с совершенно искренним недоумением.
Между тем в Людмиле была страсть к щеголеватости во
всем: в туалете, в белье, в убранстве комнаты; тогда как Сусанна почти презирала это, и в ее спальне был
только большой образ с лампадкой и довольно жесткий диван, на котором она спала; Муза тоже мало занималась своей комнатой, потому что никогда почти не оставалась в ней, но, одевшись, сейчас же сходила вниз, к своему фортепьяно.
Одета Людмила на этот раз была в кокетливый утренний капот, с волосами как будто бы даже не причесанными, а
только приколотыми шпильками, и — надобно отдать ей честь — поражала своей красотой и миловидностью; особенно у нее хороши были глаза — большие, черные, бархатистые и с поволокой, вследствие которой они
все словно бы где-то блуждали…
—
Все равно, я сегодня видел эти перчатки, да мне и самому когда-то даны были такие, и я их тоже преподнес,
только не одной женщине, а нескольким, которых уважал.
Тактика Ченцова была не скрывать перед женщинами своих любовных похождений, а, напротив, еще выдумывать их на себя, — и удивительное дело: он не
только что не падал тем в их глазах, но скорей возвышался и поселял в некоторых желание отбить его у других. Людмила, впрочем, была, по-видимому, недовольна его шутками и
все продолжала взад и вперед ходить по комнате.
Правитель дел потупился, заранее уверенный, что если бы Крапчик сию же минуту к графу приехал, то тот принял бы его
только что не с распростертыми объятиями: очень опытный во
всех мелких чиновничьих интригах, Звездкин не вполне понимал гладко стелющую манеру обхождения, которой держался его начальник.
Все это некоторые объясняли прямым источником из кармана сенатора, а другие — тем, что к m-me Клавской одновременно со Звездкиным стали забегать разные чиновники, которым угрожала опасность по ревизии; но, как бы то ни было, в одном
только никто не сомневался: что граф был от нее без ума.
—
Всему этому
только улыбнутся в Петербурге, — начал было губернский предводитель, но, заметив, что Марфин готов был вспетушиться, поторопился присовокупить: — Вы
только, пожалуйста, не сердитесь и выслушайте меня, что я вам доложу.
Карты обыкновенно Крапчик клал медленно, аккуратно, одна на другую, как бы о том
только и помышляя, но в то же время
все видел и
все подмечал, что делал его партнер, и беспощаднейшим образом пользовался малейшей оплошностью того.
Ченцов очень хорошо видел, что в настоящие минуты она была воск мягкий, из которого он мог вылепить
все, что ему хотелось, и у него на мгновение промелькнула было в голове блажная мысль отплатить этому подлецу Крапчику за его обыгрыванье кое-чем почувствительнее денег; но, взглянув на Катрин, он сейчас же отказался от того, смутно предчувствуя, что смирение ее перед ним было не совсем искреннее и
только на время надетая маска.
Тщетно gnadige Frau убеждала своего второго супруга пить тоже пиво, но он в одном
только этом случае не слушался ее и предпочитал наше простое пенное
всем другим напиткам.
Напрасно к нему приезжали сенатор, губернатор, губернский предводитель, написавший сверх того Егору Егорычу письмо, спрашивая, что такое с ним, — на
все это Антип Ильич, по приказанию барина, кротко отвечал, что господин его болен, не может никого принимать и ни с кем письменно сноситься; но когда пришло к Егору Егорычу письмо от Сверстова, он как бы ожил и велел себе подать обед, питаясь до этого одним
только чаем с просфорой, которую ему, с вынутием за здравие, каждое утро Антип Ильич приносил от обедни.
Владыко позвонил стоявшим на столе колокольчиком. Вошел служка в длиннополом сюртуке. Владыко ничего ему не проговорил, а
только указал на гостя. Служка понял этот знак и вынес губернскому предводителю чай, ароматический запах которого распространился по
всей комнате. Архиерей славился тем, что у него всегда подавался дорогой и душистый чай, до которого он сам был большой охотник. Крапчик, однако, отказался от чаю, будучи, видимо, чем-то озабочен.
И вообще, — продолжал Евгений с несколько уже суровым взором, — для каждого хлыста главною заповедью служит: отречься от
всего, что требуют от него церковь, начальство, общежитие, и слушаться
только того, что ему говорит его внутренний голос, который он считает после его радений вселившимся в него от духа святого, или что повелевает ему его наставник из согласников, в коем он предполагает еще большее присутствие святого духа, чем в самом себе.
— Нет, я на его запрос ничего не отвечу, — проговорил, с неудовольствием мотнув головой, архиерей, — я не подвластен господину сенатору; надо мной и
всем моим ведомством может назначить ревизию
только святейший правительствующий синод, но никак не правительствующий сенат.
На этот крик Парасковья показалась в дверях избы с огромной горящей лучиной в руке, и она была вовсе не толстобокая, а, напротив, стройная и красивая баба в ситцевом сарафане и в красном платке на голове. Gnadige Frau и доктор вошли в избу. Парасковья поспешила горящую лучину воткнуть в светец. Сверстов прежде
всего начал разоблачать свою супругу, которая была заметно утомлена длинной дорогой, и когда она осталась в одном
только ваточном капоте, то сейчас же опустилась на лавку.
— Самоварчик прикажете? — спросил вошедший за ними Иван Дорофеев: у него одного во
всей деревне
только и был самовар.
Парасковья сейчас же начала разгонять тараканов, а за ней и девочка, наконец и курчавый мальчуган, который, впрочем, больше прихлопывал их к стене своей здоровой ручонкой, так что
только мокренько оставались после каждого таракана. Бедные насекомые, сроду не видавшие такой острастки на себя, мгновенно
все куда-то попрятались. Не видя более врагов своих, gnadige Frau поуспокоилась и села опять на лавку: ей было совестно такого малодушия своего, тем более, что она обнаружила его перед посторонними.
Сверстов побежал за женой и
только что не на руках внес свою gnadige Frau на лестницу. В дворне тем временем узналось о приезде гостей, и
вся горничная прислуга разом набежала в дом. Огонь засветился во
всех почти комнатах. Сверстов, представляя жену Егору Егорычу, ничего не сказал, а
только указал на нее рукою. Марфин, в свою очередь, поспешил пододвинуть gnadige Frau кресло, на которое она села, будучи весьма довольна такою любезностью хозяина.
Молодой человек оказался очень опрятно одетым, даже более того:
все на нем было с иголочки, как бы сейчас
только купленное; волосы у молодого человека были рыжие, слегка кудреватые; глаза тоже почти рыжие, но умные и плутоватые; по своему поклону он показался Крапчику похожим на семинариста.
Дело в имении Крапчика было чисто измышлено Звездкиным, который, явно уже действуя заодно с m-me Клавской, старался вредить, чем
только возможно,
всем врагам губернатора, в числе коих Крапчик, конечно, был одним из самых главных.
Не выходя никуда, кроме церкви, она большую часть времени проводила в уединении и в совершенном бездействии,
все что-то шепча сама с собой и
только иногда принималась разбирать свой сундук с почти уже истлевшими светскими платьями и вдруг одевалась в самое нарядное из них, садилась перед небольшим зеркальцем, начинала улыбаться, разводила руками и тоже шептала.
Старушка-монахиня спряталась в углу за одну из половинок отворенных из коридора дверей; что она там делала — неизвестно, и слышался
только шепот ее; горничные заметно старались делать истовые кресты и иметь печальные лица; повар употреблял над собой усилие, чтобы не икнуть на
всю комнату.
Капитан при этом самодовольно обдергивал свой вицмундир, всегда у него застегнутый на
все пуговицы, всегда с выпущенною из-за борта, как бы аксельбант, толстою золотою часовою цепочкою, и просиживал у Зудченки до глубокой ночи, лупя затем от нее в Красные казармы пехтурой и не
только не боясь, но даже желая, чтобы на него напали какие-нибудь жулики, с которыми капитан надеялся самолично распорядиться, не прибегая ни к чьей посторонней помощи: силищи Зверев был действительно неимоверной.
Когда новые постояльцы поселились у Миропы Дмитриевны, она в ближайшее воскресенье не преминула зайти к ним с визитом в костюме весьма франтоватом: волосы на ее висках были, сколько
только возможно, опущены низко; бархатная черная шляпка с длинными и высоко приподнятыми полями и с тульей несколько набекрень принадлежала к самым модным, называемым тогда шляпками Изабеллины; платье мериносовое, голубого цвета, имело надутые, как пузыри, рукава; стан Миропы Дмитриевны перетягивал шелковый кушак с серебряной пряжкой напереди, и, сверх того, от
всей особы ее веяло благоуханием мусатовской помады и духов амбре.
— Сначала я ее, — продолжала она, — и не рассмотрела хорошенько, когда отдавала им квартиру; но вчера поутру, так, будто гуляя по тротуару, я стала ходить мимо их окон, и вижу: в одной комнате сидит адмиральша, а в другой дочь, которая, вероятно,
только что встала с постели и стоит недалеко от окна в одной еще рубашечке, совершенно распущенной, — и что это за красота у ней личико и турнюр
весь — чудо что такое!
— Я
все разузнала,
все!.. — объявила она, как
только он вошел.
Сусанна
все ожидала услышать,
только не это.
— Что уж мне беречь себя! — полувоскликнула старушка. — Вы бы
только были счастливы, вот о чем каждоминутно молитва моя! И меня теперь то больше
всего тревожит, — продолжала она глубокомысленным тоном, — что Людмила решительно не желает, чтобы Егор Егорыч бывал у нас; а как мне это сделать?..
Егор Егорыч,
все время сидевший один в своем нумере и вряд ли не исключительно подвизавшийся в умном делании и
только тем сохранявший в себе некоторый внутренний порядок, не замедлил явиться к Рыжовым.
Ко
всем этим толкованиям Егора Егорыча Антип Ильич, стоявший у входа церкви, прислушивался довольно равнодушно. Бывая в ней многое множество раз, он знал ее хорошо и
только при возгласе: «redemptio mundi» старик как бы несколько встрепенулся: очень уж звуками своими эти слова были приятны ему.
Можете себе представить: между
всеми моими товарищами один
только был у меня друг — поручик Рибнер; по происхождению своему он был немец и человек превосходнейший!..
Под влиянием своего безумного увлечения Людмила могла проступиться, но продолжать свое падение было выше сил ее, тем более, что тут уж являлся вопрос о детях, которые, по словам Юлии Матвеевны, как незаконные, должны были
все погибнуть, а между тем Людмила не переставала любить Ченцова и верила, что он тоже безумствует об ней; одно ее поражало, что Ченцов не
только что не появлялся к ним более, но даже не пытался прислать письмо, хотя, говоря правду, от него приходило несколько писем, которые Юлия Матвеевна, не желая ими ни Людмилу, ни себя беспокоить, перехватывала и, не читав, рвала их.
Миропа Дмитриевна ужасно любила
все душистые растения и украшала свой садик почти собственными руками, с помощию
только двух ее крепостных девок.
— А мне
всего еще
только тридцать пять лет! — ввернула Миропа Дмитриевна и солгала в этом случае безбожнейшим образом: ей было уже за сорок. — И я хоть женщина, — продолжала она, — но меня чрезвычайно удивляет ваше ослепление.
— Да ту же пенсию вашу
всю будут брать себе! — пугала его Миропа Дмитриевна и, по своей ловкости и хитрости (недаром она была малороссиянка), неизвестно до чего бы довела настоящую беседу; но в это время в квартире Рыжовых замелькал огонек, как бы перебегали со свечками из одной комнаты в другую, что очень заметно было при довольно значительной темноте ночи и при полнейшем спокойствии, царствовавшем на дворе дома: куры и индейки
все сидели уж по своим хлевушкам, и
только майские жуки, в сообществе разноцветных бабочек, кружились в воздухе и
все больше около огня куримой майором трубки, да еще чей-то белый кот лукаво и осторожно пробирался по крыше дома к слуховому окну.
По окончании обеда, как
только позволяло приличие, Петр Григорьич, почтительно откланявшись князю и его гостям, поехал в свою гостиницу, чтобы немедля же написать Егору Егорычу отчаянное письмо, в котором объявить ему, что
все их дело погибло и что
весь Петербург за сенатора и за губернатора.
Сусанна принялась аккуратно исполнять просьбу Егора Егорыча и через неделю же после его приезда в Петербург она написала ему, что у них в Москве
все идет по-прежнему: Людмила продолжает болеть, мамаша страдает и плачет, «а я, — прибавляла она и о себе, — в том
только нахожу успокоение и утешение, что молюсь, и одно меня смущает: прежде я всегда ходила за обедни, за всенощные; но теперь мне гораздо отраднее молиться, когда в церкви никого нет.
Службы в это время нигде не было, и я так усердно молилась, что даже перезабыла
все молитвы и
только повторяла: «Господи, помилуй!
Мы заботимся и думаем
только об родных наших, об себе, а они — обо
всех нас.
—
Все устроится!.. Что тут беспокоиться об этом? — произнес он, не вытерпев, и потом обратился к Михаилу Михайлычу: — Я, как
только получу письмо от этой девицы, привезу вам прочесть его.
— Ну, Егор Егорыч, — отозвался Петр Григорьич, уже вставая, с гордостью, что всегда он делал, когда у него что-нибудь не выгорало, — вы, я вижу, желаете
только оскорблять меня, а потому я больше не утруждаю вас ни этой моей просьбой и никакой другой во
всю жизнь мою не буду утруждать.
Егор Егорыч, не спавший после того
всю ночь,
только к утру почувствовал, как он много оскорбил Крапчика, и потому пошел было к нему в нумер, чтобы попросить у него извинения; но ему сказали, что господин Крапчик еще в ночь уехал совсем из Петербурга. Егор Егорыч, возвратясь к себе, сильно задумался.