Дневником, который Мари написала для его повести, Павел остался совершенно доволен: во-первых, дневник написан был прекрасным, правильным языком, и потом дышал любовью к казаку Ятвасу. Придя домой, Павел сейчас же вписал в свою повесть дневник этот, а черновой, и особенно те места в нем, где были написаны слова: «о,
я люблю тебя, люблю!», он несколько раз целовал и потом далеко-далеко спрятал сию драгоценную для него рукопись.
Неточные совпадения
—
Ты сам
меня как-то спрашивал, — продолжал Имплев, — отчего это, когда вот помещики и чиновники съедутся, сейчас же в карты сядут играть?.. Прямо от неучения! Им не об чем между собой говорить; и чем необразованней общество, тем склонней оно ко всем этим играм в кости, в карты; все восточные народы, которые еще необразованнее нас, очень
любят все это, и у них, например, за величайшее блаженство считается их кейф, то есть, когда человек ничего уж и не думает даже.
— Друг мой,
я тебя безумно, до сумасшествия
люблю, — шептала она ему.
— Ангел мой,
я сам не меньше
тебя люблю, — говорил Павел, тоже обнимая и крепко целуя ее, — но кто же
тебе рассказал — где
я?
«Что же, говорю,
ты, значит,
меня не
любишь, если не женишься на
мне и держишь
меня, как мышь какую, — в мышеловке?» А он
мне, знаете, на эту Бэлу — черкешенку в романе Лермонтова — начнет указывать: «Разве Печорин, говорит, не
любил ее?..
— Потому что
мне все кажется, что
ты меня мало
любишь и что
ты любишь еще кого-нибудь другую.
— Но как же
мне тебя больше
любить?
—
Ты любишь ведь
меня еще, да?
— Ну, Яков, завтра
ты мне рысачка получше давай! — сказал Вихров, когда Яков вечером пришел в горницу чай пить. Павел всегда его этим угощал и ужасно
любил с ним разговаривать: Яков был мужик умный.
Здесь
я в первый раз увидела
тебя: полюбить
тебя я не смела,
ты любил другую мою приятельницу, но
ты мне показался каким-то чудным существом, которому предназначено хоть несколько минут дать
мне счастья…
О, как
я всегда
любила ездить с
тобой от Имплевых в одном экипаже и смотреть
тебе прямо в твои черные очи; но вот, наконец, и
ты меня покидал!..
—
Я этого ожидала:
я знала, что он
тебя безумно
любит! — поясняла та своим обычно уверенным тоном.
— Ну, поди ко
мне! — сказал он, беря ее руки и привлекая к себе. — Разве
ты меня любишь? — спросил он ее уже шепотом.
— Отчего ж
ты не хочешь сказать, что
любишь меня? — спросил он, привлекая ее к себе.
— Это
я слышала, и
меня, признаюсь, это больше всего пугает, — проговорила мрачно Мари. — Ну, послушай, — продолжала она, обращаясь к Вихрову и беря его за руку, —
ты говоришь, что
любишь меня; то для
меня, для любви моей к
тебе, побереги себя в этом случае, потому что все эти несчастия твои пройдут; но этим
ты погубишь себя!
Когда известная особа
любила сначала Постена, полюбила потом вас… ну,
я думала, что в том она ошиблась и что вами ей не увлечься было трудно, но
я все-таки всегда ей говорила: «Клеопаша, это последняя любовь, которую
я тебе прощаю!» — и, положим, вы изменили ей, ну, умри тогда, умри, по крайней мере, для света, но мы еще, напротив, жить хотим… у нас сейчас явился доктор, и
мне всегда давали такой тон, что это будто бы возбудит вашу ревность; но вот наконец вы уехали, возбуждать ревность стало не в ком, а доктор все тут и оказывается, что давно уж был такой же amant [любовник (франц.).] ее, как и вы.
Я думаю,
ты и театр-то
любишь настолько, насколько это
тебе нужно для представления и описания творимых
тобою лиц.
— Да-с. Все смеялась она: «Жена у
тебя дура, да
ты ее очень
любишь!»
Мне это и обидно было, а кто ее знает, другое дело: может, она и отворотного какого дала
мне. Так пришло, что женщины видеть почесть не мог: что ни сделает она, все
мне было не по нраву!
Мужик придет к нему за требой — непременно требует, чтобы в телеге приезжал и чтобы ковер ему в телеге был: «
Ты, говорит, не
меня, а сан мой почитать должен!» Кто теперь на улице встретится, хоть малый ребенок, и шапки перед ним не снимет, он сейчас его в церковь — и на колени: у нас народ этого не
любит!
«Нет, мой друг, не верь, что
я тебе писала; mais seulement, que personne ne sache; ecoutez, mon cher, je t'aime je t'aimerais toujours! [но только чтобы никто не знал, слушай, мой дорогой,
я тебя люблю и буду
любить всегда! (франц.).]
С тех пор, как увидала
тебя в Москве и потом в Петербурге, — господи, прости
мне это! —
я разлюбила совершенно мужа, меньше
люблю сына; желание теперь мое одно: увидаться с
тобой.
—
Ты будешь
меня любить вечно, всегда? — говорила Мари.
—
Я никого, кроме
тебя, и не
любил никогда, — отвечал Вихров.
— А что, скажи, кроме
меня и мужа,
ты никого не
любила? — спросил ее однажды Вихров.
— Господи боже мой, — как
тебе не грех и делать
мне подобный вопрос? Если бы
я кого-нибудь
любила,
я бы его и
любила! — отвечала Мари несколько даже обиженным голосом.
— Нет, не глупости! — воскликнул, в свою очередь, Живин. — Прежде, когда вот
ты, а потом и
я, женившись, держали ее на пушкинском идеале, она была женщина совсем хорошая; а тут, как ваши петербургские поэты стали воспевать только что не публичных женщин, а критика — ругать всю Россию наповал, она и спятила, сбилась с панталыку: сначала объявила
мне, что
любит другого; ну,
ты знаешь, как
я всегда смотрел на эти вещи. «Очень жаль, говорю, но, во всяком случае, ни стеснять, ни мешать вам не буду!»
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Цветное!.. Право, говоришь — лишь бы только наперекор. Оно
тебе будет гораздо лучше, потому что
я хочу надеть палевое;
я очень
люблю палевое.
А уж Тряпичкину, точно, если кто попадет на зубок, берегись: отца родного не пощадит для словца, и деньгу тоже
любит. Впрочем, чиновники эти добрые люди; это с их стороны хорошая черта, что они
мне дали взаймы. Пересмотрю нарочно, сколько у
меня денег. Это от судьи триста; это от почтмейстера триста, шестьсот, семьсот, восемьсот… Какая замасленная бумажка! Восемьсот, девятьсот… Ого! за тысячу перевалило… Ну-ка, теперь, капитан, ну-ка, попадись-ка
ты мне теперь! Посмотрим, кто кого!
Я не
люблю церемонии. Напротив,
я даже стараюсь всегда проскользнуть незаметно. Но никак нельзя скрыться, никак нельзя! Только выйду куда-нибудь, уж и говорят: «Вон, говорят, Иван Александрович идет!» А один раз
меня приняли даже за главнокомандующего: солдаты выскочили из гауптвахты и сделали ружьем. После уже офицер, который
мне очень знаком, говорит
мне: «Ну, братец, мы
тебя совершенно приняли за главнокомандующего».
Так как
я знаю, что за
тобою, как за всяким, водятся грешки, потому что
ты человек умный и не
любишь пропускать того, что плывет в руки…» (остановясь), ну, здесь свои… «то советую
тебе взять предосторожность, ибо он может приехать во всякий час, если только уже не приехал и не живет где-нибудь инкогнито…
Не так ли, благодетели?» // — Так! — отвечали странники, // А про себя подумали: // «Колом сбивал их, что ли,
ты // Молиться в барский дом?..» // «Зато, скажу не хвастая, //
Любил меня мужик!